19 день
Руки дождя
Руки дождя
Утром вернувшиеся разведчики сообщили, что Гарлас Малатар, хоть и не затоплен, но совершенно пуст, зато возле Белдабуро найдены определённо свежие следы. Было решено отправиться туда сразу после завтрака. Однако Мастер Аши-Иддан категорически запретил участвовать в этом мероприятии Кимриэль и Роггвару. Кимри призналась себе, что не испытывает ничего, кроме облегчения. Норд же скрипнул зубами, со стуком швырнул ложку в миску, из которой ел, но не стал спорить — просто повернулся и ушёл прочь со двора форта. Лилисса озабоченно посмотрела ему в след и вдруг попросила:
– Ким, поговори с ним, пожалуйста. Он меня со вчерашнего дня к себе не подпускает и молчит! – рыжая обиженно шмыгнула носом. – Может, хоть тебя послушает?
– Хорошо, я попробую, – пообещала Кимриэль.
Когда лагерь опустел, она обошла форт кругом и нашла норда на краю обрыва, невидяще вперившимся в панораму Абесинского залива. Кимри присела рядом и некоторое время молчала, не зная, как начать разговор. Роггвар поглядел на её смущённое лицо и ухмыльнулся понимающе:
– Что, Лис послала вправить мне мозги?
Данмерка покачала головой:
– Нет. Она беспокоится и обижается, что ты не хочешь с ней говорить.
Роггвар сморщился, будто ему песок попал на зубы.
– А чего говорить-то?.. «Извини, белка, у меня крышак уехал, я теперь для всех опасен»?
– Но это же не так, – Кимри потянула норда за рукав, заставив повернуться. – Если я правильно поняла, это состояние случается только в бою.
– Кому от этого легче? Вон, у неё шрам теперь на щеке… И я даже не помню, как и почему. И потом, что ты знаешь о берсерке? Я — норд, я знаю достаточно, чтобы прямо сейчас сигануть с этого обрыва к дреморам.
– Роггвар!
– Берсерки — это психи! Отморозки, которых даже в разбойничьи шайки предпочитают не брать. Потому что никогда не знаешь, с чего и на какое время ему свихнёт мозги. Их выгоняют из города, и они грабят по дорогам или шарятся по глухим развалинам, пока не сдыхают где-нибудь на радость драуграм.
Норд швырнул с обрыва камень с кулак размером, Кимри поёжилась, наблюдая, как он стукнулся пару раз о булыжники внизу и раскололся. И всё-таки упрямо прошептала:
– Но ты же не такой.
– Надолго ли? Ты правда не понимаешь что ли? Этой дрянью нельзя управлять. Она просто есть. Это случается и сжирает всю твою жизнь. Не важно, какой ты был до. Можно об этом забыть.
– И ты так просто сдашься? Даже не попытавшись научиться справляться с этим?
Роггвар опустил голову.
– Я не слышал ни об одном человеке, сумевшем такое.
Кимри вскочила, сама не своя от отчаяния.
– И что?! Я тоже не слышала, чтобы кто-то мог найти сбежавшего силой мысли, и уж точно представить не могла, что такое сумею я — безродная полукровка из подворотни, прислуга гильдейская! Даже наставник рассердился на меня, сказал, что я или не смогу, или умру — и запретил пытаться. Что, мне нужно было послушаться?! – Данмерка уже откровенно кричала на него, сжав кулаки и зажмурившись. – Что с твоей чёртовой гордостью, ты её дреморам скормил?! Не смей сдаваться: ты… ты обещал меня защищать!
Роггвар залился краской так, что даже выбритые виски стали малиновыми. Данмерка же вдруг почувствовала жар в ладонях и поняла, что едва не шарахнула в названного брата огненным шаром. Она попыталась сдержать заклинание, но тут же ощутила, как тепло хлынуло по рукам вверх и прямо в голову, нарастая и грозя выжечь её изнутри. Кимри развернулась и бросилась прочь, добежала, едва дыша, до северной сторожевой башни и там дала себе волю, всадив в кучу камней три огненных заряда подряд. Таких мощных заклинаний у неё ещё не получалось… Но этот гнев был ей знаком. Именно так, не помня себя от ярости, она однажды сломала палец мерзкому бретону, любившему поиздеваться над полукровкой. Но то — дрянной пацан, которого она ненавидела всей душой. А это — Роггвар… Кимри стало дурно: от мысли, что она чуть не натворила, от понимания, что переживает брат-норд, и просто от слабости — всё-таки силы её ещё далеко не восстановились после поиска беглого вора… Она села там, где стояла, съёжилась, обхватив руками колени, и разревелась, кусая плотную ткань штанов.
– Ким, прости, – пробасил над головой подошедший Роггвар.
Он сел рядом и попытался обнять Кимриэль, но она нервно дёрнула плечами и подняла заплаканное лицо, искажённое совершенно не свойственным данмерке гневом.
– Думаешь, ты один такой!? Думаешь, у других всё так легко и просто, и никто не понимает, каково это, когда с тобой творится какое-то безумие, а ты ни скриба не понимаешь и не можешь ни справиться с этим, ни прекратить?!
Норд тут же вспомнил, как на его же глазах Кимри среди ночи вывалилась откуда-то на пол собственной спальни, вся изодранная и обожжённая, как в другой раз он нашёл её полуживой на берегу озера, как — вот, недавно же! – ашхан вытащил её из палатки, мокрую, кашляющую водой, вопящую и извивающуюся от боли…
– Мой мозг сожрали драугры, – заключил Роггвар мрачно. – Прости! Ким, пожалуйста…
– Дубина нордская, – обиженно всхлипнула Кимри, утыкаясь ему в плечо.
– Согласен…
Несколько минут оба молчали. Потом Кимриэль решилась спросить:
– Но почему здесь?
– А?
– Почему это случилось здесь, а не раньше? Ведь ты дрался с зомби, с призраками — и всё было нормально…
Роггвар вздохнул и с минуту молчал, но всё-таки заставил себя ответить:
– Потому что бандиты. Потому что Руна, сестра… Увидел этого орка — и всё поплыло…
Кимри вытерла лицо, потом заглянула ему в глаза.
– Так, может, берсерк и ни при чём вовсе?
– Не знаю, Ким. Но слишком похоже…
– А волосы зачем выбрил? Берсерки так делают?
– Нее, – норд смущённо улыбнулся. – Это просто наш обычай — после первого убитого врага-человека можно плести косы.
Роггвар улёгся в траву на спину, Кимриэль, подумав, устроилась рядом и так, молча, они пролежали, наверное, с час.
– Интересно, нашли его? – произнёс, наконец, норд.
– Пойдём обратно. Вита, наверное, обед уже готовит, нужно помочь.
Кимри поднялась на ноги. На пару секунд у неё потемнело в глазах, данмерка покачнулась, но всё тут же прошло, и она решила, что это из-за переутомления.
Хлопоча у костра, Кимри никак не могла отделаться от гадкого ощущения пустоты за грудиной: сердце то и дело сжималось, словно в ожидании дурных вестей. Она всё чаще поглядывала на вход во двор и прислушивалась. Когда, наконец, раздались голоса, шум шагов и отрывистые команды лейтенанта Кугариса, Кимриэль в нетерпении вскочила.
Первыми появились лейтенант, Мастер Аши-Иддан и Эно. Лейтенант Кугарис нёс щит Опеки! Кимри с облегчением выдохнула и улыбнулась, сделала пару шагов навстречу и…
Она даже не сразу поняла, что случилось. Просто Эно прошёл мимо неё к палаткам, не сказав ни слова, не улыбнувшись, как обычно, даже не взглянув.
Мир тихо покачнулся и утонул в сером тумане. Кимри, не видя больше никого вокруг, судорожно перебирала предположения: не заметил? – пройдя буквально в двух шагах? – может быть, просто устал? – может быть, у него срочное дело?..
И тут прямо перед ней из серого сумрака выплыло лицо Аранлора, грязное, исцарапанное, но по-прежнему надменное. Он ухмылялся так злорадно, как никогда прежде не позволял себе. Губы альтмера слабо шевелились, что-то выцеживая сквозь ухмылку, а в золотых глазах плавился смутной тенью страх и пугающее безумие… Аранлора вели двое легионеров, руки у него были крепко стянуты за спиной. И тем не менее, прямо сейчас, глядя в глаза Кимри, он выглядел на удивление удовлетворённым… Если не считать странного взгляда…
Мир накренился ещё сильнее. Только чья-то крепкая рука, ухватившая под локоть, не позволила Кимриэль упасть. Но пустота, разверзшаяся под ногами, затопляла её, как стремительно прибывающая вода, ледяная, лишающая ощущений, не дающая двигаться, отнимающая последние силы.
– Ким, ты чего?
Чей-то встревоженный голос доносится глухо, тонет в этой зелёной воде, где нечем дышать, не за что ухватиться… И только за спиной нарастает ощущение чужого недоброго взгляда, угрожающего, жаждущего уничтожить…
Кимри вяло подумала: надо что-то делать, выбираться, спасаться…
В ту же секунду оказалось, что под ногами — влажная, поросшая пыреем и папоротником земля, а вокруг — лес, миллиарды высоченных деревьев, густые кроны колышутся так высоко, словно это они и есть — небо. Где-то среди этих крон запуталось бледное светило, его слабые лучи едва пронизывают густой, вьющийся меж гладких стволов туман, и всё же вокруг на удивление светло. Но это не приятный тёплый свет живого летнего леса — слишком жёлтый, с болезненным зеленоватым оттенком. И туман пропитан тревогой и угрозой, запахом гнили и тлена, и в нём кто-то таится, ищет, преследует…
Что-то шевельнулось поодаль, треснула сухая ветка, осыпались жухлые листья с куста. Кимри вскочила и бросилась бежать, что было сил. Шаги за спиной не преследовали её, ни звука больше не раздалось позади, но ужас и пустота гнали её пуще любого топота. Она неслась, сама не зная, от кого и куда, лишь бы убежать, лишь бы это — безликое, пустое, бесчувственное — не догнало её.
Она добежала до беспорядочного нагромождения камней и скальных обломков, без сил упала на землю, прижалась взмокшей спиной к холодному жёсткому камню. Вокруг по прежнему было неестественно тихо: ни преследующих шагов, ни чужого дыхания, ни ветерка… Густой, гнилостный и душный туман, сквозь который едва пробивался свет, отливал водянистой зеленью.
И сквозь эту зелёную муть неведомо откуда засвистели вдруг стрелы. Они прилетали сверху и слева, рассекали блёклую мглу и растворялись, не достигая земли, оставляя лишь длинный бледно-жёлтый след, который тоже быстро таял.
Кимри глубже втиснулась в ложбинку меж камней, но стрелы летели всё гуще, так что от их свиста воздух вокруг отчаянно шипел и всхлипывал, словно испуская последний вздох. Одна из стрел чиркнула по краю её ненадежного укрытия, осколки камня брызнули с почти одушевлённой яростью. Следующая стрела разнесла приличный валун прямо над головой. Никуда не скрыться, не убежать, не спастись…
Кимриэль зажмурилась, ожидая неизбежного удара, и он последовал немедленно. Прямо в грудь, слева, в самое сердце.
Но она почему-то не умерла.
Боль оказалась такой невероятной, что Кимри не смогла издать ни звука — дыхание перехватило так надолго, что в глазах потемнело, поплыли багровые пятна, застучало в висках, во рту появился солёный привкус…
Но потом боль почему-то стала утихать, сменяясь усиливающимся холодом, затопившим всю грудную клетку.
И всё-таки она ещё была жива… Спазм отпустил, она даже смогла вдохнуть затхлый воздух и приоткрыть глаза. Кто-то склонялся над ней, загородив от опасности широкими плечами. Зелёный туман, похоже, исчез, и вместе с ним исчезли стрелы.
Мир поглотила тишина.
Но осталось в молчании нечто настолько невыносимое, от чего Кимриэль пожалела, что выжила. Пустота поселилась в мире, такая невероятная пустота, что в ней вязли даже обрывки мыслей и чувств. Кроме одного — нестерпимого чувства потери…
Кимриэль отвернулась, не желая больше видеть ни этот лес, ни мерзкий туман, ни смутную фигуру того, кто закрыл её собой, тормошил и звал, тащил куда-то… Мир вокруг начал расползаться, словно упавший в воду рисунок, разделяться на клочки, на обрывки волокон, тающие в небытии…
Тьма была вечно. Тьма была всегда. Но всё же непостижимым образом она закончилась и стала просто темнотой под закрытыми веками. Пустотой между закончившимся сном и не начавшейся явью. И в ней оказалось неожиданно хорошо: не тоскливо и не радостно, не больно и не приятно, не темно и не светло, в сущности — никак. Но это было облегчением.
Медленно наплывали звуки: дуновение ветра, шелест листвы, чьё-то дыхание, фырканье лошадей, шаги. Медленно возвращались запахи: земли, травы, моря, камня, кедровой смолы и хвои, дыма от костра.
Кимри тянула время, не открывая глаз. Ей казалось, что стоит поднять веки — и все эти звуки, запахи, весь привычный и радовавший до сих пор мир рухнет и утонет в её глазах, совсем недавно увидевших невыносимый ужас… Хотя, что это был за ужас, она не смогла вспомнить. Да и не хотела. Лучше — пустота…
Шаги стихли. Ветер шумел листвой. Недолгий дождь прошелестел по тугому пологу палатки, добавив сладких запахов мокрой земли и травы.
Сон не приходил, но это было хорошо. Хотелось лежать так вечно, всегда. Уйти в землю, как старый камень, замшеть, порасти травой, стать домом для муравьёв, опорой для цепких корней, мокнуть и стыть под дождём, греться под солнцем, трескаться, крошиться, рассыпаться в песок, в пыль, смешаться с почвой, перестать быть…
Рядом кто-то зашевелился. Широкая грубая ладонь легла на лоб. Знакомый голос позвал шёпотом:
– Сестрёнка…
Пришлось открыть глаза. Роггвар, склонившись над ней, вглядывался тревожно. Увидев, что Кимри, действительно, очнулась, он с неожиданным проворством метнулся прочь из палатки, а вскоре вернулся с Мастером Аши-Идданом. Ашхан оглядел её пристально, прочитал дважды заклинание лечения. Кимриэль стало ещё немного легче, слабость, от которой даже дышать казалось тяжким трудом, чуть отпустила. Но — она заметила, что на удивление слабо ощутила действие заклинания, которое прежде имело весьма бодрящей эффект…
Мастер Аши-Иддан, продолжая сверлить её взглядом, пробормотал:
– Непонятно.
– Что? Что такое? – придвинулся Роггвар.
Ашхан нетерпеливо поморщился, но всё же объяснил:
– Заклинания словно провалились в пустоту.
– Не подействовали?!
Кимри покачала головой и, с трудом приподнявшись, села.
– Подействовали. Но слабее, чем раньше.
– Что произошло? – требовательно спросил Мастер Аши-Иддан.
Кимриэль, сжав пальцами виски, честно попыталась вспомнить, но обрывки видения ускользали, путаясь так, что совершенно невозможно было выразить их словами. Туман? Стрелы? Что-то потерялось?.. Нет, всё не то…
Покачав головой, она ответила, что не помнит.
– И что делать? – растерянно поднял голову норд.
Учитель раздражённо пожал плечами.
– Без понятия. Здесь нужен или хороший лекарь, или, что скорее, Мастер Элидор. – Он обернулся к Кимри. – Обратно поедете в повозке. А сейчас — спать.
Мастер Аши-Иддан вышел. Роггвар укутал послушно улёгшуюся данмерку одеялом и остался сидеть рядом.
Утром Кимри проснулась вялая. Почти ничего не съела за завтраком, сидела у костра, кутаясь в одеяло и вздрагивая в лёгком, но неприятном ознобе. Вокруг суетились, сворачивали лагерь, но всё тонуло в полусонном тумане. Забравшись в повозку, Кимриэль улеглась на заботливо постеленный Роггваром спальник, закуталась в два одеяла и опять заснула.
Беспокоясь об ученице, Мастер Аши-Иддан принял решение не заходить в Анвил, а сразу, насколько возможно быстро, двигаться домой.
К обеду Кимри разбудила Лилисса, помогла выбраться из повозки, практически под руку привела в таверну «Готтшо» и усадила у камина — данмерка едва шагала, ошарашенная собственной слабостью. Мастер Аши-Иддан снова прочёл над ней несколько раз заклинание лечения. Рыжая сидела рядом, хмурясь. Потом отошла, но недалеко — Кимри ясно услышала её возмущённый голос:
– Эно! Какого скампа!?
От звука этого имени Кимриэль неожиданно чуть не лишилась чувств: весь эффект заклинаний ашхана слетел, голова мерзко закружилась, в груди закололо так, что данмерка скрючилась, боясь вдохнуть, завернувшись с головой в одеяло, чтобы никто не видел её лица.
Кто-то поспешно, грохнув стулом, сел рядом, обнял.
Роггвар.
Стало полегче.
Посидев так минут десять, Кимри смогла выпрямиться, отдышаться и даже немного поесть.
Эно, видимо, так и не согласился подойти; рыжая вернулась, фыркая и возмущённо бурча под нос, но под взглядом норда замолчала.
До вечера Кимриэль лежала в повозке, то задрёмывая, то пытаясь размышлять о том, что с ней творится. Ей удалось вспомнить, что вчера она провалилась в очередное видение после того, как Эно Тарис прошёл мимо неё, не заметив. Но связать это со своим диким состоянием у неё не получалось. Ну, прошёл… Что такого? С какой стати было вообще ожидать чего-то иного?
Кимри достала дневник, собираясь записать то немногое, что вспомнила, но по давней привычке принялась сначала перечитывать последние записи и пришла в ещё большее недоумение. Что она вообще напридумывала там про этого Эно?! Какое-то форменное безумие. Чтобы он?.. И — она, полукровка?.. Как вообще можно было до такого додуматься?! Не удивительно, что теперь он её обходит, как корпрусную … Ужас какой, позорище.
Но… она не могла не признать, что тогда, когда писала эти «бредни», кажется, чувствовала себя намного живее и… счастливее. А сейчас за грудиной поселилась такая невыносимая пустота, словно что-то вынули из неё, и в эту прореху со свистом улетает всякий намёк на радость… И жизнь ощущается поразительно бессмысленной. Она настроила таких планов: учиться, достичь мастерства в Мистицизме, размечталась о Старшем Пути… Какая глупая самонадеянность. Надо же было быть такой дурой…
Горло стиснуло спазмом. Рассердившись на себя за попытку разреветься, Кимри решила сделать упражнения на сосредоточение, но почему-то это потребовало столько сил, что она махнула на всё рукой, закинула дневник в сумку, легла навзничь и долго лежала так, бездумно глядя в небо, пока повозка тряслась по дороге до лагеря Красной Тропы.
После ужина и очередного сеанса лечения Кимриэль почувствовала себя довольно сносно. Ей даже захотелось ещё раз посмотреть на Анвил и залив. Припомнив, как сидела на камне у крутого склона вместе с Эно, Кимри поморщилась и решила пройти до стоявших у дальнего края шатров легионеров. Но услышала голоса и приостановилась поодаль, признав в одном Роггвара. Он, похоже, был не на шутку рассержен и через слово поминал драугров. Сделав ещё шаг, Кимриэль увидела, что норд крепко держит за грудки Эно, что-то ему выговаривая. Данмер молча, почти безо всякого выражения, смотрел Роггвару прямо в лицо, лишь крепче обыкновенного сжав губы. Разозлившись на его равнодушие, Роггвар встряхнул Тариса и притиснул к одной из опор шатра, кажется, даже приподняв. Неожиданно данмер прикрыл глаза и, побледнев, обмяк в лапищах норда. Тот, охнув, переполошился, подхватил товарища, осторожно усадил и даже попытался, спешно и неумело, прочесть восстанавливающее заклинание. Эно очнулся, слабо отмахнувшись, сам пробормотал что-то лечебное, но подниматься не спешил.
Роггвар, усевшись рядом, сорвал колосок, вцепился в него зубами и выдохнул:
– Так. Ребята, я ни скампа лысого не понимаю. Что за гадость творится?! Кимри еле живая, при виде тебя с ног валится и вообще… Я решил, ты её обидел! А ты сам едва цел…
Эно покачал головой и проговорил чуть слышно:
– Я бы дорого дал, чтобы самому это понять… Всё в дурмане с тех пор, как мы вернулись из Белдабуро. Может быть, мы попали там в магическую ловушку… Никогда себя так не чувствовал — словно бы меня выключили: всё пусто, всё бессмысленно, всё бесполезно. К чему бы я ни обратился в памяти — всё словно выцвело и утекает меж пальцев, как серый песок…
– Но мы-то с Ким там не были!
– Это меня и смущает. И ещё кое-что…
– А?
Эно помолчал, потом покачал головой:
– Извини, об этом я предпочту не говорить… По крайней мере, пока сам не разберусь, что к чему.
Почувствовав, что устала стоять и устала подслушивать, Кимри всё-таки вернулась на тот памятный камень, решив: да мало ли что было — что ж теперь, отказывать себе в первом за прошедшие сутки зародившемся живом желании? Она долго просидела там, глядя на море и город. Закат был чуден, и хотя красота эта нынче никак не затронула её чувств, Кимриэль всё-таки упрямо сидела и смотрела, мысленно придумывая, какими словами будет описывать этот пейзаж в дневнике.
Роггвар пришёл за ней, когда уже совсем стемнело, проводил до палатки, сдал с рук на руки Лилиссе. Сам на всякий случай устроился в спальнике неподалёку, возле костра.
