Её разбудило пение птиц. Во всяком случае, так ей сначала показалось. Множество птах перекликались чудными чистыми голосами, и эхо играло с их песнями, как ярмарочный артист с разноцветными мячиками.
Но тут незнакомый и странный женский голос произнёс мягко:
– Подойди, дитя…
И Кимри поняла, что это он её разбудил. Голос звучал удивительным образом очень близко, словно незнакомка сидела рядом, и в то же время — издалека и отовсюду: из этого ярко-золотого цветка, который Кимри увидела первым, распахнув глаза, из огромного валуна поодаль, из дерева, осыпающего пепельно-лиловые цветы, из голубого облака, проплывающего над головой…
– Подойди, дитя!
Кимриэль поднялась, сделала несколько шагов, огляделась и узнала это место. Вон, справа, водопад, возле которого она очнулась в прошлый раз! Значит, слева, недалеко, дорога, поднимавшаяся на холм со златолистными деревьями. А внизу, в долине — дивный город, до которого она в прошлый раз побоялась дойти… Сейчас же голос звал её именно туда!
Кимри постояла в нерешительности, размышляя, сможет ли найти обратную дорогу, если, действительно, спустится с холма. Но в воздухе словно бы нарастало необъяснимое напряжение, принуждавшее её подчиниться зову, и данмерка решилась. Путаясь в густой траве, усыпанной цветами, и в зарослях вереска, она выбралась на дорогу и взбежала по низким пологим каменным ступеням на вершину, к огромным раскидистым деревьям. Кимри не могла не остановиться возле них, жадно вдыхая аромат, который не чаяла ощутить ещё раз. Руки невольно потянулись к тёплому живому стволу, снова удивляясь его нежности. Подумалось вдруг, что даже страшно, как он живёт такой беззащитный. Неужели тут совсем нет вредителей или грызунов?
Молчаливый призыв опять сгустился в воздухе предчувствием звука. Кимри не стала дожидаться, подобрала опавший цветок, хранящий аромат, и, не отрывая его от лица, пошла вниз, по вьющейся по склону холма лестнице, и потом вперёд, через ручей и по цветущей долине, окутанной серебристой кисеёй тумана — к стрельчатым воротам, на которых по мере приближения становилась всё четче видна узнаваемая айлейдская резьба. Правда, в отличие от тусклого однотонно-серого камня, привычного в сиродиильских развалинах, она мерцала и переливалась оттенками серебра и бирюзы. Только оказавшись совсем рядом, Кимри рассмотрела, что мозаичные плитки неровного стекла, мерцающие между извитых линий резьбы, покрыты серебряной пылью, подкрашенной нежными оттенками голубого и зеленоватого. Да и камень был не серым, а таким же, как на дороге — молочно-белым, едва заметно просвечивающим и мерцающим в глубине крохотными кристалликами.
Восхищённо озираясь кругом, Кимри вошла в город. На улицах было пусто. Во всяком случае, на первый взгляд. Краем глаза она замечала смутное движение, словно по тесным мощёным улочкам собирались прозрачные крылатые тени и следовали за ней, как толпа любопытных зевак. Широкая улица пронизывала весь город и оканчивалась на площади, кольцом охватывавшей высокое круглое здание, словно собранное из арок, в глубине которых то мерцали те же айлейдские извилистые узоры, то угадывались статуи. Само здание отличалось от остальных розовато-лиловым оттенком. Под самыми облаками на шпиле мерцала звезда — бирюзово-голубой шаровидный кристалл, оправленный в серебряную корону изогнутых лучей.
Голос звал Кимриэль именно сюда, и она уже шагнула было на ступени огромной лестницы, ведущий к высокой двустворчатой двери с резными изображениями луны и звезды.
Но что-то случилось.
Реальность вокруг странно пошатнулась. Кимри едва не упала на колени, а некая сила рванула её назад, вытряхнула воздух из лёгких, завертела и швырнула в темноту…
Когда мрак перед глазами рассеялся, первым ощущением Кимри было — что-то колкое. Под руками и почему-то на лице. Разлепив глаза, она увидела траву прямо перед носом. И тут её скрутил жестокий кашель — аж слёзы брызнули из-под зажмуренных век. Когда приступ ослаб, и Кимри смогла отдышаться, она с трудом поднялась на дрожащих руках, подтащила себя к камням, с которых свалилась, и прислонилась к ним спиной. Прошло ещё несколько минут прежде, чем Кимриэль оказалась способна связно мыслить и поняла, что у неё серьёзная проблема. Она определённо не может сама вернуться в Синод: всё тело разбито ноет, а в голове тошнотворно мутится при малейшем движении. Сил едва ли достанет на заклинание исцеления, и уж тем более — на послание…
Хорошо, что хотя бы дождя нет, и Магнус ещё довольно высоко. Можно спокойно посидеть. Даже, пожалуй, подремать…
Кимри проснулась от звука чьих-то шагов. С трудом сообразив, где вообще находится и как тут оказалась, она завозилась, пытаясь встать. Шаги тут же замерли, потом поспешно приблизились.
– Сестрёнка!? Хвала Кин! Я уже всю округу обегал…
Кимриэль с облегчением улыбнулась пепельно-белыми губами. Норд от такого зрелища на несколько секунд потерял дар речи.
– Хорошо, что ты меня нашёл, – проговорила она слабо. – Поможешь?
Роггвар закатил глаза к небу.
– Во имя Девяти! Что опять стряслось?!
– Я не специально… – проговорила данмерка жалобно. – Это просто случается само собой, я ничего не могу поделать…
Норд, не дослушав, легко подхватил Кимри на руки. Она попыталась возражать, но Роггвар только проворчал себе под нос что-то, сильно похожее на ругательство, и без усилия зашагал по дороге к форту. Кимриэль осталось лишь покорно опустить голову ему на плечо, потому что всё опять поплыло перед глазами в дурнотном тумане.
– Вот куда тебя такую? – спросил Роггвар хмуро, входя в ворота форта. – К наставнику?
– Давай сначала к лекарю. Только позволь я уже пойду сама, а то… – она запнулась в смущении, – мне неловко… увидит кто-нибудь…
– Как скажешь.
Мастер Дэннилвен встретила учеников, по обыкновению, доброжелательно, но, осмотрев Кимриэль, обеспокоилась не на шутку.
– Что случилось? На тебя кто-то напал?
Норд заметно напрягся, удивляясь про себя, почему ему эта мысль не пришла в голову? Воин ещё называется… защитничек… хвост злокрысий в три загиба!..
Кимри ответила отрицательно. Мастер Дэннилвен недоверчиво покачала головой:
– Но я вижу явный след магического воздействия. Из тебя определённо вытянули все силы — магические и жизненные. Ещё немного…
Лекарша осеклась, решив, что незачем пугать бедную девочку, и принялась шептать заклинания. Спустя полчаса Кимри уже чувствовала себя вполне сносно и отказалась прямо сейчас идти к наставнику. Пора было в клуб.
Роггвар набычился.
– И после вот этого ты сейчас пойдёшь на раскопки, землю таскать?
– Конечно, пойду. Я уже прекрасно себя чувствую!
Норд засопел недовольно:
– Кажется, надо поговорить с твоим наставником, чтобы он тебе что-нибудь в голове поправил. Шор знал что творится с тобой каждый день, едва жива осталась, а ты ещё рвёшься вкалывать!
– Как ты не понимаешь, мы же должны отдать сегодня Мастеру Аши-Иддану расшифрованную запись! Я должна знать, что он скажет!
Роггвар покачал головой, но больше не стал спорить, решив про себя не спускать глаз с чокнутой сестрёнки и не подпускать её к лопате.
В Южную башню Роггвар и Кимри пришли первыми. Вскоре по одному подтянулись остальные соклубники. Мастер Аши-Иддан пришёл последним, зажёг небрежным привычным жестом свечи возле стола, сел и взглянул на поднявшегося со своего места Эно. Данмер отдал ему набело переписанную расшифровку записи из дневника Селлуса Гравиуса.
Нетерпеливо пробежав глазами текст, Массарапал поднял глаза.
– Вы сами расшифровали это за такое короткое время?
– Нет, мы работали вместе с Кимриэль. Она даже предложила более оптимальный способ расшифровки.
Да, стоило пережить столь сумасшедшую ночь, чтобы увидеть неподдельное изумление в глазах надменного ашхана! Впрочем, он быстро овладел собой.
– Полагаю, остальные с содержанием уже ознакомились. Я схожу в Архив Имперского Легиона и поищу сведения об этом Селлусе Гравиусе.
– Если позволите, – заговорил вдруг Аранлор, – у меня есть знакомый в Архиве, он мог бы…
Ма’Даро шикнул и ощутимо пнул альтмера под столом, призывая замолчать — вскинутая бровь Мастера Аши-Иддана недвусмысленно показала, насколько оскорбительным считает ашхан подобные предложения. Вслух он, однако, ничего не сказал, но и Аранлор счёл за благо не продолжать, лишь одарив хаджита взбешённым взглядом.
– С этим покончили, – продолжил Мастер Аши-Иддан. – Вчера я заказал материалы для строительства опор, их доставили, но, к сожалению, только на двор, поэтому сегодня работа будет для мужчин. Вы же, – учитель взглянул на Лилиссу и Кимри, – можете быть свободны.
Рыжая возмущённо вскинулась:
– Но я могу накладывать заклинание облегчения ноши! У меня хорошо получается!
Учитель кивнул и обратился к Кимри:
– А вы? – Он прищурился и, чуть откинув голову, на мгновение вгляделся в данмерку, брови сошлись у переносицы. – Впрочем, в таком состоянии вообще не понятно, чего ради вы явились сюда, а не к вашему наставнику. Идите! Пока ещё можете.
Кимриэль послушно поднялась. Помявшись, она всё таки решилась наклониться к Роггвару и сказать ему на ухо про оплывший склон снаружи раскопок. Норд кивнул, пообещав, что они сходят посмотреть, и Кимриэль поспешила выйти, ощущая окаменевшей спиной тяжёлый взгляд эшлендера.
Дверь отрезала голоса друзей, и Кимри снова почувствовала себя изгоем. В который раз она вынуждена остаться не у дел! До чего тошно. И голова опять начинает кружиться… Пожалуй, в самом деле стоит поспешить.
Мастер Элидор встретил её по обыкновению улыбкой, но тут же помрачнел.
– Что за странная аура у тебя сегодня? Я вижу тебя, словно сквозь туман. Кто-то наложил заклинание?!
Кимри покачала головой:
– Нет. Ну, то есть, я ничего такого не заметила. Но кое-что другое случилось.
Она рассказала о двух путешествиях в прекрасное место с лиловыми деревьями и дивным городом. Наставник слушал внимательно, не прерывая.
– Я сделала глупость, – призналась Кимриэль, – не рассказала о первом путешествии сразу. В прошлый раз я нечаянно услышала, как Мастер Аши-Иддан говорил вам про якорь, и подумала, что если и этот мир оставит мне такой, то я смогу снова туда попасть…
Наставник укоризненно покачал головой:
– Ты, конечно, права, якорь облегчает перемещение. Но теперь он вошёл глубже в твоё существо и начал вредить тебе. Ты носишь в себе часть другой реальности! И она постоянно пытается вернуться и тащит тебя за собой, отнимая силы. Это может очень плохо кончиться!
Кимри виновато опустила голову и проговорила, глотая слёзы стыда:
– Я не подумала… Там было так красиво! Мне казалось, такое место не может навредить…
Наставник смотрел сочувственно.
– Дорогая, не важно, прекрасен другой мир или ужасен — он всё равно другой. А ты ещё слишком слаба и неопытна, – Мастер Элидор вздохнул. – Пойми, большинство твоих сверстников вообще не пережили бы подобного путешествия или застряли бы там навсегда! Я поражён происходящим и не могу его себе объяснить. Ничего подобного ещё не случалось ни с одним из моих учеников. И я повторяю: будь внимательна и осторожна! Тебе следует постоянно, непрерывно осознавать, что происходит с тобой и вокруг тебя.
– Я буду стараться! – пообещала Кимри.
– Сейчас посиди спокойно. Я постараюсь снять якорь. Хоть и не уверен, получится ли на этот раз… Если вдруг почувствуешь себя плохо или странно — непременно скажи!
Наставник поднялся и, как в прошлый раз, сделал несколько кругов, потом остановился за спиной ученицы и забормотал заклинания.
– Голова кружится… – прошептала Кимри и закрыла глаза.
Она ощутила действие лечебного заклинания. От него стало лучше, но когда Мастер Элидор продолжил снимать якорь, данмерку снова охватило отчаяние. Ведь она попала в туманный рай не просто так, кто-то звал её! Вдруг это важно? Вдруг она могла бы помочь этому кому-то?
Здравый рассудок пытался подсказать, что хозяйка другой реальности, несомненно, кто-то из принцев даэдра, и связываться с ней, а тем более — помогать, полнейшая глупость и безрассудство! Всем известно, что такие связи ни к чему хорошему обычно не приводят, даже если речь идёт о «добрых» даэдра.
Но эмоции захлёстывали с такой силой, что по щекам хлынули слёзы, а в груди стиснуло так больно, что стало почти невозможно дышать. Кимри закрыла лицо руками и принялась бессвязно бормотать сквозь рыдания, что ей обязательно, непременно нужно вернуться, нужно узнать, чего хотела хозяйка, нужно…
Наставник наложил ещё несколько лечащих и успокаивающих заклинаний, погрузивших, наконец, заплаканную ученицу в полудрёму. Когда Кимри очнулась, Мастер Элидор снова сидел возле неё на краю постели.
Головокружение прошло, также как и невыносимое отчаяние. Хотя где-то на дне сознания осталась глухая тоска… Выслушав отчёт о самочувствии, наставник протянул Кимриэль чашку бодрящего травяного чая, остро и горько пахнущего чабрецом.
Пока она приходила в себя, прихлёбывая душистый отвар, Мастер Элидор завёл лёгкий разговор. Кимри честно попыталась поддержать его, но то и дело замолкала. Наконец, решившись, она спросила:
– Скажите, где я была? Это ведь тоже план даэдра?
Мастер Элидор кивнул.
– Скорее всего, ты посетила Лунную Тень, план Азуры.
Кимриэль помолчала, потом призналась:
– Мне всё ещё очень больно от того, что пришлось уйти, так и не выслушав её… Почему-то не оставляет ощущение, что она хотела… помощи? Но я понимаю: кто я, чтобы помогать принцу даэдра?!
Наставник покачал головой.
– Напрасно ты так себя недооцениваешь, дорогая. Я уже не раз тебе говорил, что твои способности — экстраординарны. Настолько, что я вынужден признать свою растерянность. – Кимри изумлённо всмотрелась в лицо Мастера Элидора, но оно выражало предельную искренность. – Вот уже неделю я всё свободное время провожу в библиотеке, или разбирая свои давние записи о Старом Пути, чтобы понять, как учить тебя и как защитить. Я хочу, чтобы ты отнеслась очень серьёзно к моим словам, потому что это не пустая похвала, призванная поддержать дух обычного ученика — каждое моё слово взвешенно и оценено, и значит именно то, что значит. Твои способности в мистицизме — определённо уникальны. Я пока ещё не понял, почему, но уверен, что мы в этом постепенно разберёмся. Главное, что ты должна осознать со всей ясностью: любой твой необдуманный шаг может привести к ужасным последствиям. Я не желаю напрасно тебя запугивать, но хочу, чтобы ты осознавала степень ответственности. Можешь пострадать ты. Могут пострадать твои друзья!
Кимри прикусила губу.
– Значит, мне стоит держаться от них подальше?
– Нет-нет, ни в коем случае! Отчуждение сейчас будет для тебя худшим из возможных состояний. Я вижу, что твоё сердце и без того изранено пережитым в детстве. Душевные страдания могут обострить ситуацию, и я боюсь предполагать, к каким последствиям это приведёт. Напротив, я очень рад, что у тебя появились настоящие друзья. Это — твой якорь здесь, который поможет возвращаться снова и снова. Потеряешь его — и никто не знает, вернёшься ли ты из следующего странствия.
– Понятно, – кивнула данмерка, сама толком не зная, рада она этому или нет.
– Другим якорем надеюсь быть я сам. Ты стала очень дорога мне за эти полгода. Надеюсь, что смог заслужить ответную приязнь и с твоей стороны…
Кимриэль вспыхнула от смущения, но ответила искренне:
– Конечно, наставник! Я не знаю никого лучше во всём Синоде!
Мастер Элидор улыбнулся её порывистости и положил руку ей на плечо:
– Это славно. Так нам будет намного легче работать. Многие учителя не сознают, насколько облегчает обучение душевная приязнь. Никому не придёт в голову игнорировать наставление любимого учителя или отнестись пренебрежительно к его заданиям — из одной только привязанности, из нежелания огорчить. Помни об этом, если когда-нибудь тебе доведётся самой стать учителем.
Кимри припомнила Мастера Корнелиуса Терциуса, на чьих лекциях по истории ученики отчаянно зевали, а то и вовсе «забывали» на них явиться, в то время как на уроки иллюзии часто заходили даже ученики старших шагов — снова посмотреть театральное действо, которое неизменно устраивал Мастер Астав.
– И третий якорь, – продолжил Мастер Элидор. – Твой дневник. Другим ученикам я могу позволить некую небрежность в этом упражнении, но только не тебе. Всякое событие, сколь бы малозначительным оно ни казалось, непременно должно быть подробнейшим образом записано и осмыслено. И здесь я должен с сожалением проявить бестактность. Надеюсь, ты понимаешь, чем вызвана эта необходимость. Раз в неделю мне нужно будет читать твои записи.
Кимриэль распахнула глаза и попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле, а лицо залила краска. Наставник мягко погладил её по спине.
– Я понимаю, как это непросто для тебя, дорогая. Понимаю, что ты очень не привыкла делиться с кем-либо своей внутренней жизнью. Но сейчас твоё состояние настолько нестабильно, а умение наблюдать за собой столь несовершенно, что я очень за тебя опасаюсь. Ты уже совершила несколько ошибок, едва не стоивших тебе здоровья, а может быть — и жизни. Я не могу допустить их повторения.
– Но я…
Она запнулась, не понимая, как объяснить, насколько невыносимо будет ей разделять с кем-то самое сокровенное, то, о чём она пишет с таким трудом, даже зная, что никто не прочтёт… Мастер Элидор сострадающе кивнул:
– Да, дорогая, я понимаю, это ужасное требование. Но ведь ты, надеюсь, веришь, что мне и в голову не придёт делиться знаниями о тебе с кем-либо ещё. И можешь быть уверена, любые твои мысли и переживания — даже если это будут неприятные мысли обо мне самом — никогда не вызовут во мне осуждения или неприязни к тебе.
Наставник откинулся в кресле, давая Кимри время осознать услышанное и прийти в себя.
– Скажи честно, – попросил он, внимательно глядя на ученицу, – разве в эти годы, что ты провела, одинокая и всеми гонимая, тебе не хотелось хоть иногда иметь близкого старшего друга, которому можно было бы доверить любое горе?
Данмерка вздрогнула и несколько раз моргнула, ошеломлённо уставившись на старого альтмера. Откуда только он мог узнать?! Она и сама почти забыла, как, прячась на берегу зловонного канала, придумала себе дедушку-данмера. Он жил в глухом углу, позади Магической Гильдии. Со стороны улицы его загораживал выступ городской стены, а позади гильдии никому из уличной шпаны и в голову не пришло бы лазить — оттуда старались держаться подальше: из-за опасения перед магами и из-за близости обрыва в Канал — никому не хотелось бы там искупаться… Кимри, тогда ещё называвшая себя совсем другим именем, прибегала туда всякий раз, когда жизнь становилась совсем невыносимой, плакала и шептала о своих бедах огромному — выше её роста — тёмному замшелому камню, фантазируя, будто дедушка-данмер крепко её обнимает, и утешает, и подсказывает, как справиться с горем… Может быть, пение росшего неподалёку, у края обрыва, странного растения обманывало её. Но иногда ей даже казалось, что она наяву видит голубовато светящуюся полупрозрачную фигуру в развевающихся одеждах. Сейчас она, правда, совсем не была уверена, не было ли это во сне…
А ведь Мастер Элидор прав: ей и в голову бы не пришло ожидать от наставника какой-либо непорядочности. И, может быть, он даже подскажет, как быть с…
В спальни Кимриэль вернулась воодушевлённая, задвинула ширму и села делать записи в дневник. Гонг ко сну ещё не прозвенел — в лордас знак давали позже обыкновенного, — все бродили туда-сюда и гомонили, Двойняшки привычно бесновались и хохотали, но внимание Кимри привлёк голос Роггвара, как всегда, легко перекрывший все остальные.
– Нашёл у кого спросить — долго искал!.. – фыркнул он на кого-то не то чтобы рассерженно, но с явной досадой.
Кимриэль невольно прислушалась, но не смогла разобрать, кто же собеседник норда — тот говорил слишком тихо. Роггвару, впрочем, беседа была определённо не по душе.
– Не, это всё не для меня, – отрезал он. – Я в этих плясках ни рожна не смыслю. Мне надо будет — я пойду прямо спрошу. Не оценит — даст по личности, чего тут ещё рассуждать?
Второй голос негромко рассмеялся и сказал что-то о нордской прямоте. Роггвар хмыкнул согласно:
– Угу, как двуручом по… пальцам. Да — да, нет — нет.
Беседа стихла, Кимри, улыбнувшись, вернулась к записям и успела погрузиться в них так, что вообще перестала что-либо слышать. Вежливый стук по деревянной раме ширм не сразу донёсся до её сознания.
– Да, входите… – проговорила она машинально, дописывая предложение, так что раздавшийся от входа голос Эно заставил её ошарашенно замереть, не донеся перо до бумаги.
– Прости, что отвлекаю… – произнёс Тарис неуверенно.
Чувствуя, как вся кровь отливает от лица, Кимри не нашла в себе сил повернуться и, безотчётно вцепившись пальцами в волосы на правом виске, проговорила враз онемевшими губами:
– Н-ничего… не страшно…
Эно замялся, видя её напряжение, но всё-таки продолжил:
– Вчера мы… странно расстались. Мне показалось, я чем-то обидел тебя. Хотя, признаться, ума не приложу — чем именно… Но, в любом случае…
Кимри продолжала молчать, застыв над тетрадью, и данмеру пришлось приложить усилие, чтобы закончить фразу; от неловкости она вышла излишне церемонной, и Эно явно с трудом выговорил её:
–… в любом случае, я прошу меня извинить и уверяю, что отношусь к тебе со всем возможным уважением и…
Он, так и не сумев подобрать нужного слова, замолчал. Кимри понимала, что нужно ответить, но легче было бы провалиться в самый мрачный Обливион, чем выносить этот кошмар… Эно хватило такта продолжить вести разговор.
– Надеюсь, ты простила меня, и мы по-прежнему будем друзьями?
Неведомым чудом ей удалось выдохнуть что-то вроде «да, конечно…». К счастью, Тариса это удовлетворило — он сдержанно выдохнул:
– Хорошо. Я рад. Больше не буду тебя стеснять, извини. Доброй ночи.
Ширма с вежливым шелестом распахнулась и беззвучно закрылась за ним. Кимри выронила перо, обхватила голову руками и с долгим неровным выдохом тяжело привалилась к столу.