24 день
Руки дождя
Руки дождя
Перевод: Евгений Каленюк
Автор неизвестен
Эдвард присел возле Мораэлина, заглядывая к нему через плечо так, чтобы видеть его карты. Тот сидел далеко от костра, так что для человеческих глаз тут было слишком темно, но только Мораэлин позволял Эдварду смотреть к себе в карты. Остальные игроки, Бич, Мит и Матс сказали, что Эдвард приносит им неудачу. Мораэлин возразил, что это не только вопрос удачи, просто их руки отражались на лице Эдварда для тех, кто умеет видеть такие отражения. Было слишком темно, чтобы Бич и Матс могли видеть Эдварда, а от взгляда Мита Мораэлин предусмотрительно закрыл его собой. Но все же кучка монет перед ним уменьшилась с тех пор, как Эдвард сел рядом с ним.
Но в этот раз у него были хорошие карты. Эдвард видел это. Сейчас был ход Матса. Он размышлял.
— Ты дрожишь, сынок, — сказал Мораэлин. — У тебя нет одежки потеплее? Надо подыскать. Ну, иди, разделим мой плащ. Можешь держать карты, если хочешь.
Ветер был холодным, ведь они продвинулись дальше на север, и зима приближалась. Эдвард нашел убежище под рукой Мораэлина и его теплым меховым плащом, сев у него под боком.
— Думаю, с моими картами можно играть, — сказал Матс и передвинул кучку монет на кон, затем, словно решившись, добавил еще несколько. — Вот.
— Расслабься, Эдвард, мы пасуем.
— Но нас очень хорошие карты! — возразил Эдвард.
— Эдвард! — рыкнул Мораэлин.
— Ну, а как же мне еще учиться?
Матс не должен был открывать свои карты, пока они не сравняют ставки.
— Наблюдая. Молча. А, ладно. Никто не говорил мне, что отцовство обходится дешево.
Он пихнул на кон большую часть своих монет, чтобы покрыть ставку Матса и Эдвард выложил карты.
— Ах, — произнес Матс. — Тебе не надо делать этого, мой друг. Я покажу мальчику свои карты бесплатно.
— Ты вонючий норд, — сказал с отвращением Мораэлин. — клади карты и забирай золото, если сможешь побить мои. Посмотрим, кому здесь нужно еще учится играть в эту игру.
— Тебе не нужно, — усмехнулся Матс. — Правда, тебе нужно было принять мое щедрое предложение вместо того, чтобы оскорблять меня.
Матс выложил идеальную комбинацию, называемую Дамы.
— Такие слова заслуживают оскорбления. Матс, эта комбинация почти что стоит платы за просмотр! Пять прекрасных Дам! Не каждый день увидишь такое, тем более что они не очень любят компанию друг друга.
— Откуда ты знал? — удивился Эдвард.
— А, долго объяснять, — усмехнулся Мораэлин. — Это то, чему тебе нужно научиться самому. Это часть игры. Но помни, что даже хорошие карты ничего не стоят, если у кого-нибудь есть лучше.
— Прости, — Эдвард с сожалением взглянул на несколько оставшихся монет.
— Все равно. Глупо играть с Матсом в ночь, когда сам Бог Удачи стоит у него за плечом, а рядом со мной только беглый бретонский принц, которому давно пора спать. Он все равно стянул бы с меня эти деньги в конце-концов.
— Зануда, — проворчал Матс. — Не каждую ночь Сай навещает меня, и мне действительно нравится его присутствие.
— Он может уйти так же неожиданно, как пришел. Сай — не тот, к чьему присутствию ты бы хотел привыкнуть, а, Матс?
— Кому знать, как не мне. Нет, не стоит извиняться. Я благодарен за твою заботу обо мне, мой друг. Все может случиться, но я стараюсь следить за своими искушениями. Я знаю, как непредсказуема милость Сая и как она капризна. Я играю только с друзьями, которым доверяю.
— Тогда спокойной ночи.
Мораэлин и Мит удалились, чтобы присоединиться к тем, кто уже спал, оставив Матса, Бича и Эдварда возле костра. Природный режим сна темных эльфов — пять-шесть часов днем и короткая, два-три часа, дрема после полуночи. Сейчас они путешествовали, так что спали только ночью. Мораэлину и Миту трудно было приспособиться, им приходилось использовать заклинания. Эдвард немного поспал, как только они остановились, в то время, когда остальные готовили ужин, так что сейчас ему спать не хотелось. Бич зевал. Матс, вроде бы, мог спать меньше остальных.
— Расскажи мне о Сае, Матс. Я никогда не слышал о нем раньше. Я не знал, что есть бог удачи. Я думал, удача просто случается.
— Понятно, ты ведь бретонец. Бретонцы любят, чтобы все было объяснено, понятно и достоверно, последовательно, когда одно вытекает из другого и ты всегда знаешь, где находишься. Большинство богов такие. Они устанавливают правила, и если ты им следуешь и уважаешь богов, они наделяют тебя милостью. И чем строже ты придерживаешься правил и поклоняешься богу, тем выше ожидается милость. Этим правилам не всегда легко следовать, и правила одного бога могут противоречить таковым другого, но ты всегда знаешь, где находишься. Ну, Сай не такой. Он не даэдра, но что-то даэдрическое в нем, конечно, есть. Если ты будешь поклоняться ему слишком много, он тоже оставит тебя. Это называют «Синдром ожидания Сая». Это навязчивое желание постоянного присутствия бога. Мой отец страдал от этого, бедняга. Эта болезнь больше, чем просто желание присутствия бога. Заболевшему требуются постоянные доказательства божественной милости. И он беспрестанно играет. Не для того, чтобы выиграть, ведь все выигранные деньги он опять тратит на игру, пока не проиграет.
— О, это страшная болезнь. Страшная. Мой отец продал меня в рабство из-за нее. Позже он продал мою старшую сестру. Затем, когда опять попал в долги, в один из редких моментов, когда понимал, что с ним происходит, он покончил с собой. Понимал, что он сам делает с семьей.
— Конечно, я был еще ребенком, когда был продан. Я не понимал. Я думал, что отец отказался от меня из-за какого-то моего недостатка, лени, глупости или непослушания, и если бы я был лучшим сыном, этого бы не случилось. Это путь Ауриэля. Предполагается, что дети должны уважать своих родитетей и учиться у них, но некоторые родители не заслуживают уважения. Ну, он был болен, как говорила мать. Я не знаю, можно ли его винить за это больше, чем больных чумой или проказой. Я верю ей, но иногда я чувствую, что это все же была моя вина. Ну, тебе не повезло, можешь сказать ты. Но Сай послал мне Мораэлина, и это действительно был счастливый день. Какой другой бог мог бы вложить в его голову мысль удержать одного человека от избиения другого? Любой другой эльф Тамриэля просто отвернулся бы от отвратительной сцены или остановился бы посмеяться над глупыми людьми. Два темных эльфа, еще подростки, против четверых взрослых нордов и все, что они обо мне знали — я получаю то, что заслужил. Я мог быть вором или убийцей. Думаю, я был вором. Я украл себя, так сказать. Мораэлин сам не мог сказать, почему он сделал это. Он говорит, что был тогда в настроении подраться, а вид охотников за беглыми рабами на земле Морроувинда этого настроения не улучшил. Поэтому я говорю: это был Сай. Но именно Мораэлин услышал бога.
— Конечно, это замечательно — чувствовать руку Сая на своем плече. Это как ехать на прекрасной лошади, как сама любовь. Ты один на один с миром, и все идет по-твоему вместо постоянной борьбы, чем в действительности является жизнь. Ты не должен быть умным или красивым, или добрым, или хитрым. Все просто случается по-твоему. Если ты сделаешь что-то глупое, это ничего не изменит. Все обернется в твою пользу. Счастливчик. Некоторые люди рождены счастливчиками, некоторые наоборот. Я не знаю, почему. Почти все чувствуют иногда присутствие Сая, я думаю. Ты чувствовал, правда?
Эдвард покачал головой. Он не имел понятия, о чем говорил Матс.
— Ну, это вроде жадности, этот «Синдром ожидания Сая». Видишь ли, удача распространена равномерно, а если несколько людей получат ее всю, остальным ничего не отстанется. Как сегодня, я выиграл тот кон, но остальные должны были его проиграть. С Саем не могут выиграть все. Это не так с остальными богами, не обязательно. Ты все еще не понимаешь, да? Хочешь услышать историю о Сае?
Эдвард кивнул. Матс был добрым, но обычно довольно неразговорчивым человеком. Эдвард считал его довольно глупым. Удача в картах вроде бы развязала его язык, и сейчас Эдвард видел, что он думает гораздо больше, чем считает нужным говорить.
Однажды вечером, в следующую Утреннюю Звезду, Джози отправилась работать в сарай, оставив ребенка спящим в колыбели. Завывал ветер. Она поплотнее завернулась в плащ. Она накормила скот и кур, подоила корову и вышла из сарая в неистовую метель. Ветер усилился настолько, что вырвал из руки дверь и хлопнул ею по стене сарая. Она не могла разглядеть дома, который стоял возле дороги, неподалеку от сарая, но, выбрав направление, показавшееся ей верным, двинулась в ту сторону. Она провела здесь всю свою жизнь и знала каждый дюйм земли, хотя и не видела еще никогда такого сильного и внезапного урагана. Под ее ногами уже было два дюйма снега. Она некоторое время прорывалась сквозь ветер, пока наконец не поняла, что как-то прошла мимо дома. Она повернула и попыталась следовать обратно по собственным следам, собираясь отогреться в сарае, прежде чем снова приступить к поискам дома. Но снег падал так плотно, что следы исчезали прямо на ее глазах. Она заблудилась и замерзла. Джози продолжала идти, надеясь найти что-нибудь узнаваемое, валун или дерево, или дорогу, если не дом или сарай. Ее руки и ноги вымокли и онемели. Она не была тепло одета и сейчас замерзла до костей, ее брови и ресницы покрывались льдом.
— Тимми! Тииммииии! — закричала она, слабо надеясь, что ребенок проснется и заплачет, так что она сможет найти его по звуку. Она стояла и слушала, холодный воздух врывался в ее легкие, но слышала она только вой ветра. Ветра или чего-то еще? Серая фигура выросла перед ней, уставившись на нее прищуренными желтыми глазами. Здоровенный серый волк. Ее сердце, казалось, остановилось. Глаза наполнились слезами, когда она подумала о ребенке, беспомощно лежащем в доме, когда его мать умирает снаружи. Какое невезение, умереть так близко от убежища! Невезение. Но она всегда была невезучей, самой невезучей из всех, кого она знала. Могут пройти дни, прежде чем кто-то соберется зайти к ней в гости.
Она опустилась на колени, не в силах больше стоять. Волк сел перед ней, задрал голову и издал свой ужасный вой. Она разгребала руками снег в поисках камня или палки, чего-нибудь для защиты от стаи. Еще одна темная тень выступила из вертящегося снега. Она в страхе отшатнулась. Эта была тоже серой, но высокой и двуногой, в сером плаще с капюшоном. Рука в перчатке потрепала волка по голове. Крик застрял в горле Джози.
— Тебе некого бояться, девушка. Мы не желаем тебе плохого, даже наоборот. Ты будешь мать того ребенка?
Она бездумно кивнула. Его голос был глубоким и добрым, хорошо слышным в свисте ветра, но ее глаза были обращены к его страшному товарищу.
— Бояться некого, — повторил он. — Мой друг Греллан проведет нас в безопасное место. Если только ты не хочешь и вправду провести здесь ночь.
Он взял ее за руки, помог ей встать, она повисла у него на руке и заковыляла рядом. Когда они наконец дошли до двери, он сказал:
— Я остановился здесь, надеясь найти убежище от бури. Надеюсь, ты не возражаешь?
Как она могла отказаться? Люди тоже могут быть волками, но если он такой, отрицательный ответ его все равно не удовлетворит.
— П-пожалуйста, входи. Я остав-вляла ч-чайник на огне, но он, наверное, уже выкипел, — ответила она отсутствующим тоном.
— Я вошел, когда на мой стук никто не ответил, нашел спящего ребенка и выкипающий чайник. Я снял чайник с огня, но ребенка оставил в покое. Ясно было, что его мать неподалеку, и я послал Греллана найти тебя. Тебе повезло, но так же везет всем вокруг меня.
Он снял капюшон, и она увидела, что он был высоким и бледным, с серебристыми глазами и волосами, но молодым лицом. Выражение его лица было мрачным, но глаза были добрыми, а рот чувственным и подвижным.
— Моя лошадь тоже хотела бы получить убежище этой ночью. У тебя есть конюшня?
Пока он устраивал свою лошадь, она сменила мокрую одежду и собрала им ужин: суп, хлеб, сыр и чай из корней вяза. Подавая на стол, она робко извинилась за скудную пищу.
— Почему же, это пир по моим средствам! — улыбнулся он и набросился на еду. Греллан лежал возле огня, не сводя глаз с хозяина, который иногда бросал ему кусок.
— Он хорошо ел вчера, так что твоим цыплятам повезло, иначе мне пришлось бы купить у тебя одного.
— Нет, нет, — запротестовала она. — Я в большом долгу перед тобой и рада поделиться всем, что у меня есть. Младенец пошевелился и заплакал. Она сменила ему пеленки и принялась кормить его грудью.
— Где же твой муж, леди?
Она поколебалась — мелькнула мысль, что не следует говорить этому незнакомцу, какой она была одинокой и незащищенной — и затем рассказала ему правду.
— Воистину печальная история, — сказал он. — Но он оставил тебе милого ребенка и уютный дом.
Он оглядел скромный однокомнатный коттедж, колыбель и постель с одной стороны, укрытая одеялом, которое сделала ее мать, и каменный очаг с другой стороны, стол и стулья работы ее отца стояли посередине. Лестница вела на чердак, где она спала, когда была маленькой. Неожиданно простая комната показалась ей дворцом. Они были в тепле и сухости, хорошо поужинав. Воистину, что могло быть лучше?
— Да, ты прав, незнакомец. Мне повезло в конце концов. А сейчас, не расскажешь ли ты что-нибудь о себе?
— Я не такой везучий, как ты, в некотором роде. Я бродяга, рожден для странствий, чиню там и сям всякую мелочь, впрочем, я много чего умею. Я никогда не был женат, у меня никогда не было дома, кроме повозки, которую тянет моя лошадь. Я никогда не задерживался долго на одном месте. Мои родители назвали меня Сай, но люди все больше зовут меня Счастливчик.
— Я тоже буду называть тебя Счастливчиком, ведь ты принес мне удачу.
Он встал, потянулся и принялся убирать остатки их ужина со стола. Затем он начал мыть и вытирать посуду, она никогда не видела, чтобы это делал мужчина.
После того, как младенец наелся, они играли с ним на коврике перед очагом, и Счастливчик рассказывал о некоторых странных и чудесных местах и людях, которых он встречал в странствиях, и ее жизнь опять показалась Джози серой и скучной. Через час или два ребенок устал и закапризничал, тогда она взяла его на руки и пела ему, пока он не уснул. Она уложила его в колыбель и укрыла кроличьими шкурками.
Когда она вернулась к очагу, Счастливчик взял ее за руку и держал, не говоря ни слова, затем вдруг они оказались в объятиях друг друга и голодно целовались. Они избавились от одежды и бесстыдно легли вместе, наслаждаясь телами друг друга в мерцающем розовом свете очага. Он ласкал округлости ее грудей и бедер, живота и ягодиц, и говорил, что она сочная, как яблоко. Близость стройного мускулистого тела и его шелковистые волосы возбудили ее тоже. Она любила Тома и испытавала приятные моменты с ним, но не было ничего подобного тому, что она чувствовала с этим незнакомцем.
Она проснулась утром в постели, разбуженная, как обычно, плачем младенца. Счастливчика не было, и она подумала, что он был просто необычайно ярким сном. Затем дверь открылась, он шел к ней, полностью одетый, показывая жестами, чтобы она оставалась на месте. Но поцеловал ее в губы, затем принес ей ребенка и смотрел, как он сосет грудь.
— Как жалко, что мы не помним тех радостей, которые испытали.
— Но у нас еще будут радости, которые мы запомним, — ответила она и почувствовала, как краснеют ее щеки. Какой распутницей, он, наверное, ее видит!
— Верно, — сказал он и положил свою прохладную руку на ее горячую щеку.
Буря унялась, но дорога была засыпана снегом, и было ясно, что только через несколько дней лошадь Счастливчика сможет провезти его маленькую повозку дальше. Эта повозка была ярко разрисована, листьями, плющом и цветами, красными, синими и желтыми. Колеса были красными с желтыми спицами. Холщовый верх тоже был раскрашен, голубым с белыми облачками. Джози понравилась повозка, но она странно подходила тихой серости Счастливчика. Он делал для нее всякие мелочи, чинил инструменты, посуду и дверные петли. Он рубил для нее дрова, говоря, что если в этом году они ей не понадобятся, будет следующий год. Он пробыл у нее неделю, затем пришла оттепель, а за ней мороз. Дорога была неважной, но путешествовать уже было можно. Они посмотрели друг на друга в свете зари, и он сказал, что ничего страшного не случится, если он останется еще на день или два… если она еще не устала он него. Она не устала.
Еще через неделю Счастливчик спросил ее, не могла бы она отправиться с ним. Ее сердце подпрыгнуло, но она посмотрела на маленький домик, где провела всю жизнь, подумала о своей земле, деревне и ребенке. И сказала:
— Я не могу уйти. Я не люблю путешествовать и не хочу вырастить своего ребенка бездомным бродягой.
Боль исказила бледное лицо Счастливчика, но он только кивнул, запряг лошадь и поцеловал Джози на прощанье. Слезы застилали ее глаза и размывали веселые цвета удаляющейся повозки.
Заря Солнца прошла медленно, с дождями, слякотью и снегом, но ничего подобного буре, которая принесла ей Счастливчика, не было. Иногда в дверь стучали, и ее сердце начинало колотиться в груди, но это всегда был только какой-нибудь сельчанин, пришедший купить сушеных трав, которыми она торговала. Но в первую ночь Первого Семени она услышала скрип повозки и знала… Она выскочила в дверь, лицо ее светилось, когда она упала ему в руки.
— Я не могу остаться, — сказал он. — Я просто проезжаю мимо.
И это был их единственный разговор за довольно долгое время.
Пришла весна, и крокусы показались из-под снега. Счастливчик вскопал ее сад. Любопытные соседи подходили, но им не удалось выяснить о нем больше, чем знала она. Она продавала им яйца — ее куры неслись очень хорошо, — сушеные травы и эликсир, который она готовила по рецепту бабушки, помогавший от головной боли и ревматизма. Они нанимали Счастливчика на разные странные работы, несмотря на их подозрительность по отношению к нему. Он продолжал приходить и уходить, никогда не говоря, куда идет и когда вернется, но его редко не было больше двух недель. Он не говорил с ней о любви, но все же любил ее яростно. Живот Джози становился все круглее, и она приучила Тимми к коровьему молоку. Путешествия Счастливчика становились все короче и происходили не так часто. Вся земля вокруг процветала. Даже старейшины не могли припомнить такого благоденствия. Во время Пламени Очага Джози родила красивую девочку с серебристыми волосами, но голубыми глазами. Счастливчик держал своего ребенка и радость лучилась из него, так что казалось, что он пылает белым огнем.
