Внешность:

Медные, как раскаленный песок, волосы хаджита были заплетены в короткие косички. Лукавая улыбка, похожая на оскал, не сходила с губ, обрамленных густой щетиной. Время от времени хаджит задумчиво почесывал ее, отчего она еще больше топорщилась. Густые брови, усы и аккуратные бакенбарды причудливой формы отливали медью в свете ламп и свечей. Среднее телосложение и невысокий рост могли говорить о чем угодно, но мягкие кисти парня и мягкий голос выдавали в нем плута. Правую щеку от глаза до скулы пересекал тонкий белесый шрам — память об одной трактирной потасовке. То дело прошлое, правда, никто уж и не помнит, что там случилось. Полноватое лицо светилось добродушием, а в маленьких, но выразительных глазках, обведенных углем, плескалось темно-зеленое пламя. "Ухмылочка добра, а взгляд то змеиный", — сказала о нем как-то шлюха в таверне. Глаза Жака действительно могли вести свою игру, отбрасывая тень на лицо. Иногда этот контраст замечали. В некоторых кабаках северной столицы Скайрима он прослыл счастливчиком и добряком, но за спиной не раз слышал "Змей".

Биография:

Жакрин вырос в многодетной семье, окруженный множеством братьев и сестер. Все они трудились на ферме в одном из предместий Торвала. Скучная жизнь фермера лишь изредка прерывалась поездками на городские ярмарки и рынки. Их юный Жак ждал с нетерпением. Свобода манила неповторимым ароматом разгульной жизни и терпким вкусом приторного вина. Иногда он уходил подальше в поля и пел песни бардов, услышанные в тавернах. Очень тихо. Так, чтобы не услышали родичи. Отец непременно поколотил бы его, а братья высмеяли и отправили работать с сестрами. Вырастая в большой семье трудно быть собой. И он учился скрывать свои истинные чувства, становясь более замкнутым.

Решение покинуть дом пришло спонтанно и внезапно как резкий приступ кашля. Даже не пришло, а приехало, — со стороны Востока показалось облачко пыли, а после к их дому приблизилась фигура одинокой странницы на сларджее. Симпатичная бретонка с копной каштановых волос оказалась странствующим боевым магом. Она провела ночь под кровом хаджитской семьи, до утра рассказывая сказки младшему сыну (младшему, но уже далеко не маленькому), пока отец не рявкнул на них обоих. Утром о том, что она была в доме, напоминал лишь след сларджея, уводивший на Запад. Вместе с ней ушло и сердце юного романтика. Что-то в груди толкнуло его к действию, сломав возведенные отцом барьеры страха. На следующий день Жакрин бежал в ближайший город, оказавшись один на один с огромным Торвалом и тысячью его секретами.

Хаджит-подросток без медяка в кармане приютился в одной из пустовавших лачуг на окраине города. Долгое время он голодал, блуждая по улочкам в поисках любой посильной работы. Возвращаться домой он не желал. Нет. Герои из песен не отступали и не сдавались, и он не сдастся. Голодный и измученный Жакрин был вынужден воровать, чтобы выжить. Первый раз это вышло случайно. Рука сама потянулась к горячему пирожку, когда торговец сдобой отвернулся на миг. Радость желудка и адреналин в крови подсказали, что это верный путь. Под стук бешено колотящегося сердца Жак каждый день крался вдоль лавочек, укрывшись вечерней тенью или утренним туманом, чтобы ухватить с полки столь желанный пирожок. Таким же образом он разжился и одеждой. И постепенно пообвык. Даже приноровился. Но, как это бывает, однажды попался и он. Здоровенный детина-евнух, помощник пекаря, догнал вора в переулке и отделал так, что юноша провел там всю ночь, отлеживаясь. Под утро Жак очнулся, услышав глухое рычание. Большой ободранный пес, раздувая ноздри, пробирался по переулку в сторону беспомощной жертвы. Только глаза горели красным сквозь туман. Парень только и смог, что закрыть глаза, да завизжать напоследок… Открыв их, он обнаружил, что пес исчез, а около ног лежит странный амулет на волосяной веревке с изображением птицы и луны — символом Ноктюрнал (как узнал он позже). Ты играешь с огнем, малыш, говорило послание. Отныне он решил, что никогда ни у кого не будет брать больше, чем надо.

Вскоре Жакрин устроился помощником в лавку ростовщика, работая за чай и жиденький бульон. Ростовщик был скор и умел на язык, и Жакрин учился, глядя на него. Чтобы прокормиться в городе воров, нужно было владеть не только воровским ремеслом. В лавке он читал все книги, проходящие через руки торговца. Мальчик впитывал знания об окружающем мире как губка, но был необщителен, жил фантазиями и рассказами об известных личностях и героях. Жизнь рано окунула его в круговорот проблем, но не сломала, лишь очистив семя от плевел. Пройдя школу жизни на улице, он стал хитрее, научился видеть дальше поступков, читать между строк и слышать то, что таится за словами, но не озлобился. Он не воровал у бедных и слабых, ибо помнил, что когда-то был таким же. Сердце его по-прежнему было добрым, однако во взгляде с возрастом все чаще мерцал хрупкий обманчивый лед, поддернутый грязной изумрудной дымкой. Доверие было единственной валютой, которую он не собирался разменивать.

Через несколько лет Жак, сберегший кое-какие деньги, перебрался в Сенешаль, город-порт, и занялся уже привычным делом — торговлей. Но вскоре и там жизнь ему наскучила. Ну не мог он полюбить торги и всю эту ежедневную мишуру с расчетом товаров. Хаджит искал что-то другое. Освободившись от оков родного дома и избавившись от голода и нужды, Жак теперь не знал, куда податься. "На самом деле, постоянно только непостоянство", — говаривал один его знакомый в порту, и Жакрин снова бежал, но теперь уже на Север. Поймав попутный корабль, он побывал в Имперском городе. Потом вместе с караваном сородичей добрался и до Скайрима, где был сражен многострунной девицей Лютней. Жизнь барда полна опасностей и приключений, о которых он может поведать всему миру. Тщеславие в нем заиграло всеми струнками души. Как никогда, Жак мог прославить свое имя, написать историю того, кто поднялся на останках собственной слабости. Но это стало бы лишь началом. Он многому обучился в Коллегии Бардов.

Инвентарь:

Хаджит носил кожаную тунику с заклепками, надетую поверх светлой рубахи и широкие коричневые штаны. В карманах звенели игральные кости. На поясе с левой стороны таился клинок из стали сомнительного качества. Чаще всего он, к радости хозяина, пребывал в ножнах — острые крепкие когти хаджита были оружием пострашнее. Как и три метательных кинжала, спрятанных в потайных карманах путника. Ноги одинаково
легко ступали как по улицам городов, так и по и лесным тропам. Мягкие сандалии приглушали звук шагов. Движения отдавали мягкой грацией охотника, присущей всем хаджитам.

Убеждения:

Нельзя держать то, что пришло само собой, верил он, ни капли не жалея спущенных денег. Удача коварна, она благоволит тем, кто играет на интерес, а не ради прибыли, подумал Жак и прикоснулся к веревке на шее, где висел маленький амулет Ноктюрнал. Его отношения с богиней были делом интимным, личным. Каждый день он, как молитву, повторял одну и ту же фразу, — играй ради игры, а не прибыли, живи ради жизни, а не ее подобия. Как только погонишься за наживой, жадно хватая Фортуну за хвост, она тут же пришлет евнуха, чтобы тебя поколотить. Он улыбнулся прохладному ветру ночи и направился прочь из ворот огромного города.

В Коллегии Бардов его научили владеть манерами изящней, чем кинжалом, а учтивость носить как броню. Доброта — это трап контрабандиста ко дну, это порок, что приведет тебя к смерти, говорили в порту Сенешаля. Хаджит и не сомневался в этом, но также верил, что любезность способна укротить самый страшный гнев и усладить любое поражение. Смех скрадывал очертания горя, а песня заливала остатки угля и пепла. Жакрин мечтал об одном — жить так, чтобы каждый день был наполнен чувствами как кубок вином, плескавшимся через край, а умереть — быстро, без боли. И лучше с чашей вина в руке, чем с клинком. Возможно, это были и не его мысли и желания, а тех книг, что он прочел. В любом случае, он им следовал. Фехтовал он паршиво, но был юрким и ловким, даже не смотря на склонность к полноте. От ближнего боя его должны были уберечь его кинжалы, меткость и змеиная реакция. Не зря же Змеем за глаза прозвали. Долго на одном месте хаджит редко выдерживал — тоска точила сердце хаджита как дрозд сердцевину дерева. Терять ему было нечего, а вот приобрести он мог много чего еще. Фантазией и удачей его Боги не обделили. И в данный момент он держал путь в Морровинд, плененный его ореолом тайны и заинтригованный слухами о новой дерзкой Гильдии Воров, разрастающейся на Вварденфелле. Чем не повод для отличной песни? К тому же ему нужны деньги для золотого зуба, не зря же его звали Джа'крин, что в переводе с та'агра означало "Золотая улыбка". Увы, на песнях много не заработаешь. Поэтому Жак собирался вспомнить все, чему научился на улицах Торвала. Жажда жизни, тщеславие и молодость снова гнали его вперед, но было и там что-то еще. Может быть, он все еще искал место, которое сможет назвать своим домом?

Во-первых, "среднее телосложение" - это довольно-таки странно звучит. Во-вторых, непонятно, каким образом достаточно обыкновенная внешность может выдать плута, ладно кисти (хоть и они с натяжкой, просто на фоне остального), но рост?

Вульгаризм резанул слух, вероятно, вы использовали его дабы подчеркнуть тяжелую долю героя, вероятно, это больше никого и не смущает, но все же...

"Пройдя жизнь" - слегка корявенько. Да, оно есть у Данте, но по-другому ведь. Может, "пройдя школу жизни на улице"?

Сансу Старк напомнили   (это не придирка)

В общем, пунктуацию/орфографию сами разберете, парцелляция не всегда уместна, на мой взгляд (я питаю слабость к длинным предложениям, так что могла обычные предложения принять за парцелляцию).
Возможно, я не до конца поняла характер вашего героя, но мне показалось странным, что после "с воровством было покончено, как надеялся хаджит, раз и навсегда" он отправился в гильдию воров.

Имя: Джа'крин (Жакрин)
Прозвище: Змей, Золотой кот
Возраст: 26 солнцеворотов
Созвездие: Рожден в начале месяца Заката под покровительством Вора
Раса: Хаджит
Класс: Бард, Вор
Внешность.
Медные, как раскаленный песок, волосы хаджита были заплетены в короткие косички. Лукавая улыбка, похожая на оскал, не сходила с губ, обрамленных густой щетиной. Время от времени хаджит задумчиво почесывал ее, отчего она еще больше топорщилась. Густые брови, ветвистые усы и аккуратные бакенбарды причудливой формы отливали медью в свете ламп и свечей. Среднее телосложение, невысокий рост и мягкие кисти парня выдавали в нем плута, однако правую щеку от глаза до скулы пересекал тонкий белесый шрам — память об одной трактирной потасовке. То дело прошлое, правда, никто уж и не помнит что там случилось. Полное живое лицо хранило отпечаток полуденного загара, а в маленьких, но выразительных глазках, обведенных углем, плескалось темно-зеленое пламя. "Ухмылочка добра, а взгляд то змеиный", — сказала о нем как-то шлюха в таверне. Глаза Жака действительно могли вести свою игру, отбрасывая тень на лицо. Иногда этот контраст замечали. В кабаках северной столицы Скайрима он прослыл счастливчиком и порядочным добряком, но за спиной не раз слышал "Змей".
Биография.
Жакрин вырос в многодетной семье, окруженный множеством братьев и сестер. Все они трудились на ферме в одном из предместий Торвала. Скучная жизнь фермера лишь изредка прерывалась поездками на городские ярмарки и рынки. Их юный Жак ждал с нетерпением. Свобода манила неповторимым ароматом разгульной жизни и терпким вкусом приторного вина. Иногда он уходил подальше в поля и пел песни бардов, услышанные в тавернах. Очень тихо. Так, чтобы не услышали родичи. Отец непременно поколотил бы его, а братья высмеяли и отправили работать с сестрами. Вырастая в большой семье трудно быть собой. И он учился скрывать свои истинные чувства, становясь более замкнутым.

Решение покинуть дом пришло спонтанно и внезапно как резкий приступ кашля. Даже не пришло, а приехало, — со стороны Востока показалось облачко пыли, а после к их дому приблизилась фигура одинокой странницы на сларджее. Симпатичная бретонка с гривой каштановых волос оказалась странствующим боевым магом. Она провела ночь под кровом хаджитской семьи, до утра рассказывая сказки младшему сыну (младшему, но уже далеко не маленькому), пока отец не рявкнул на них обоих. Утром о том, что она была в доме, напоминал лишь след сларджея, уводивший на Запад. Вместе с ней ушло и сердце юного романтика. Что-то в груди толкнуло его к действию, сломав возведенные отцом барьеры страха. На следующий день Жакрин бежал в ближайший город, оказавшись один на один с огромным Торвалом и тысячью его секретами.

Хаджит-подросток без медяка в кармане приютился в одной из пустовавших лачуг на окраине города. Долгое время он голодал, блуждая по улочкам в поисках любой посильной работы. Возвращаться домой он не желал. Нет. Герои из песен не отступали и не сдавались, и он не сдастся. Голодный и измученный Жакрин был вынужден воровать, чтобы выжить. Первый раз это вышло случайно. Рука сама потянулась к горячему пирожку, когда торговец сдобой отвернулся на миг. Радость желудка и адреналин в крови подсказали, что это верный путь. Под стук бешено колотящегося сердца Жак каждый день крался вдоль лавочек, укрывшись вечерней тенью или утренним туманом, чтобы ухватить с полки одинокий пирожок. Таким же образом он разжился и одеждой. И постепенно пообвык. Даже приноровился. Но, как это бывает, однажды попался и он. Здоровенный детина-евнух, помощник пекаря, догнал вора в переулке и отделал так, что юноша провел среди нечистот всю ночь, отлеживаясь. Под утро Жак очнулся, услышав глухое рычание. Большой ободранный пес, раздувая ноздри, пробирался по переулку в сторону беспомощной жертвы. Только глаза горели красным сквозь туман. Парень только и смог, что закрыть глаза, да завизжать напоследок… Открыв их, он обнаружил, что пес исчез, а около ног лежит странный амулет на волосяной веревке с изображением птицы и луны — символом Ноктюрнал (как узнал он позже). Ты играешь с огнем, малыш, говорило послание. Отныне он решил, что никогда ни у кого не будет брать больше, чем надо.

Вскоре Жакрин устроился помощником в лавку ростовщика, работая за чай и жиденький бульон. Ростовщик был скор и умел на язык, и Жакрин учился, глядя на него. В конце концов, с воровством было покончено, как надеялся хаджит, раз и навсегда. В лавке он читал все книги, проходящие через руки торговца. Мальчик впитывал знания об окружающем мире как губка, но был необщителен, жил фантазиями и рассказами об известных личностях и героях. Жизнь рано окунула его в пучину дерьма, но не сломала, лишь очистив семя от плевел. Пройдя жизнь на улице, он стал хитрее, научился видеть дальше поступков, читать между строк и слышать то, что таится за словами, но не озлобился. Сердце его по-прежнему было добрым, однако во взгляде парня с возрастом все чаще мерцал хрупкий обманчивый лед, поддернутый грязной изумрудной дымкой. Доверие было единственной валютой, которую он не собирался разменивать, не скинув все козыри на стол.

Через несколько лет Жак, сберегший кое-какие деньги, перебрался в Сенешаль, город-порт, и занялся уже привычным делом — торговлей. Но вскоре и там жизнь ему наскучила. Ну не мог он полюбить торги и всю эту ежедневную мишуру с расчетом товаров. Хаджит искал что-то другое. Освободившись от оков родного дома и избавившись от голода и нужды, Жак теперь не знал, куда себя девать. "На самом деле, постоянно только непостоянство", — говаривал один его знакомый в порту, и Жакрин снова бежал, но теперь уже на Север. Поймав попутный корабль, он побывал в Имперском городе. Потом вместе с караваном сородичей добрался и до Скайрима, где был сражен многострунной девицей Лютней и Его Величеством Стихом. Ему показалось, что он, наконец, обрел то, что искал. Жизнь барда полна опасностей и приключений, о которых он может поведать всему миру. Тщеславие в нем заиграло всеми струнками души. Как никогда, Жак мог прославить свое имя, написать историю того, кто поднялся на останках собственной слабости. Но это было лишь начало. Он многому обучился в Коллегии Бардов и был готов все это использовать для своих новых целей.

Чтобы стать известным бардом, хаджиту придется много испытать на собственной шкуре и медлить он не собирался. В Коллегии его научили владеть манерами изящней, чем кинжалом, а учтивость носить как броню. Доброта — это трап контрабандиста ко дну, это порок, что приведет тебя к смерти, говорили в порту Сенешаля. Хаджит и не сомневался в этом, но также верил, что любезность способна укротить самый страшный гнев и усладить любое поражение. Смех скрадывал очертания горя, а песня заливала остатки угля и пепла. Жакрин мечтал об одном — жить так, чтобы каждый день был наполнен чувствами как кубок вином, плескавшимся через край, а умереть — быстро, без боли. И лучше с чашей вина в руке, чем с клинком. Возможно, это были и не его мысли и желания, а тех книг, что он прочел. В любом случае, он им следовал. Фехтовал он паршиво, но был юрким и ловким, даже не смотря на склонность к полноте. От ближнего боя его должны были уберечь его кинжалы, меткость и змеиная реакция. Не зря же Змеем за глаза прозвали. Долго на одном месте хаджит редко выдерживал — тоска точила сердце хаджита как дрозд сердцевину дерева. Терять ему было нечего, а вот приобрести он мог много чего еще. Фантазией и удачей его Боги не обделили. И в данный момент он держал путь в Морровинд, плененный его ореолом тайны и заинтригованный слухами о новой дерзкой Гильдии Воров, разрастающейся на Вварденфелле. Чем не повод для отличной песни? К тому же ему нужны деньги для золотого зуба. Не зря же его звали Джа'крин, что в переводе с та'агра означало "Золотая улыбка". Жажда жизни, тщеславие и молодость снова гнали его вперед, но было и там что-то еще. Может быть, он все еще искал место, которое сможет назвать своим домом?
//вкратце: то жесамое, кроме диалогов и предпоследнего абзаца