Коста Хетагуров, «Я не пророк»
Я не пророк... В безлюдную пустыню
Я не бегу от клеветы и зла...
Разрушить храм, попрать мою святыню
Толпа при всем безумье не могла.
Я не ищу у сильных состраданья,
Не дорожу участием друзей...
Я не боюсь разлуки и изгнанья,
Предсмертных мук, темницы и цепей...
Везде, для всех я песнь свою слагаю,
Везде разврат открыто я корю
И грудью грудь насилия встречаю,
И смело всем о правде говорю.
На что друзья, когда все люди братья,
Когда везде я слышу их привет?
При чем враги, когда во мне проклятья
Для злобы их и ненависти нет?
В тюрьме ясней мне чудится свобода,
Звучнее песнь с бряцанием цепей,
В изгнанье я дороже для народа,
Милее смерть в безмолвии степей...
При чем толпа? Ничтожная рабыня
Пустых страстей — дерзает пусть на все!
Весь мир — мой храм, любовь — моя святыня,
Вселенная — отечество мое...
Коста Хетагуров, «На Пасху»
«Христос воскрес!» — победно песнь святая
Вновь грянула с ликующих небес,
И тленный мир от края и до края
Поет в ответ: «Воистину воскрес!»
И все цветет, все счастливо, согрето,
Обласкано живительным лучом,
И все полно веселья и привета,—
Клокочет жизнь, могучим бьет ключом.
Разверзнуты горячие объятья,
В лобзании сливаются уста,
Сплотились все, как любящие братья,
В одну семью мы именем Христа.
В одну семью сплотились все народы,
У всех один небесный Царь-отец,
И вся земля — обширный храм свободы,
И целый мир — сплошной союз сердец.
И чужд душе, блаженством упоенной,
Вседневный чад борьбы и суеты...
О милый друг, любовью ослепленный,
Так думаем лишь только я да ты!..
Перейти к полной версии: Поэзия любимых авторов
Мне видны - Рак, Овен,
И мир лишь раковина,
В которой жемчужиной
То, чем недужен я.
В шорохе свистов шествует стук вроде "Ч".
И тогда мне казалось, что волны и думы - родичи.
Млечными путями здесь и там возникают женщины.
Милой обыденщиной
Наполнена мгла.
В эту ночь любить и могила могла...
И вечернее вино
И вечерние женщины
Сплетаются в единый венок,
Которого брат меньший я.
В. Хлебников, 1908
И мир лишь раковина,
В которой жемчужиной
То, чем недужен я.
В шорохе свистов шествует стук вроде "Ч".
И тогда мне казалось, что волны и думы - родичи.
Млечными путями здесь и там возникают женщины.
Милой обыденщиной
Наполнена мгла.
В эту ночь любить и могила могла...
И вечернее вино
И вечерние женщины
Сплетаются в единый венок,
Которого брат меньший я.
В. Хлебников, 1908
"Божественная комедия" Данте Алигьери-прекрасная философская поэма. Скажу просто, что она мне очень и очень понравилась, всё равно я не смогу описать то, что я чувствовал, когда читал её.
Отрывок из "АДА", "Песни первой":
1. Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
4. Каков он был,о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
7. Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нём обретши навсегда,
Скажу про всё, что видел в этой чаще.
10.Не помню сам, как я вошёл туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа...
Отрывок из "АДА", "Песни первой":
1. Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
4. Каков он был,о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
7. Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нём обретши навсегда,
Скажу про всё, что видел в этой чаще.
10.Не помню сам, как я вошёл туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа...
Я не встречал в природе жалости к себе,
Любая птаха коль с ветки упадет, закоченев от стужи,
Не испытает жалости к себе...
Д.Г. Лоуренс
Любая птаха коль с ветки упадет, закоченев от стужи,
Не испытает жалости к себе...
Д.Г. Лоуренс
Чуть классики:
Напрасно!
Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу,
И тягостно сердцу, что лгать я обязан всечасно;
Тебе улыбаюсь, а внутренно горько я плачу,
Напрасно.
Разлука!
Душа человека какие выносит мученья!
А часто на них намекнуть лишь достаточно звука.
Стою как безумный, еще не постиг выраженья:
Разлука.
Свиданье!
Разбей этот кубок: в нем капля надежды таится.
Она-то продлит и она-то усилит страданье,
И в жизни туманной всё будет обманчиво сниться
Свиданье.
Не нами
Бессилье изведано слов к выраженью желаний.
Безмолвные муки сказалися людям веками,
Но очередь наша, и кончится ряд испытаний
Не нами.
Но больно,
Что жребии жизни святым побужденьям враждебны;
В груди человека до них бы добраться довольно...
Нет! вырвать и бросить; те язвы, быть может, целебны,-
Но больно.
Афанасий Фет, 1852
Напрасно!
Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу,
И тягостно сердцу, что лгать я обязан всечасно;
Тебе улыбаюсь, а внутренно горько я плачу,
Напрасно.
Разлука!
Душа человека какие выносит мученья!
А часто на них намекнуть лишь достаточно звука.
Стою как безумный, еще не постиг выраженья:
Разлука.
Свиданье!
Разбей этот кубок: в нем капля надежды таится.
Она-то продлит и она-то усилит страданье,
И в жизни туманной всё будет обманчиво сниться
Свиданье.
Не нами
Бессилье изведано слов к выраженью желаний.
Безмолвные муки сказалися людям веками,
Но очередь наша, и кончится ряд испытаний
Не нами.
Но больно,
Что жребии жизни святым побужденьям враждебны;
В груди человека до них бы добраться довольно...
Нет! вырвать и бросить; те язвы, быть может, целебны,-
Но больно.
Афанасий Фет, 1852
К *** (НЕ ПРИВЛЕКАЙ МЕНЯ КРАСОЙ!..)
Не привлекай меня красой!
Мой дух погас и состарелся.
Ах! много лет как взгляд другой
В уме моем запечатлелся!..
Я для него забыл весь мир,
Для сей минуты незабвенной;
Но я теперь, как нищий, сир,
Брожу один, как отчужденный!
Так путник в темноте ночной,
Когда узрит огонь блудящий,
Бежит за ним... схватил рукой...
И - пропасть под ногой скользящей!..
1829
Михаил Лермонтов. Избранное.
Всемирная библиотека поэзии.
ВЕСНА
Когда весной разбитый лед
Рекой взволнованной идет,
Когда среди полей местами
Чернеет голая земля
И мгла ложится облаками
На полуюные поля,—
Мечтанье злое грусть лелеет
В душе неопытной моей;
Гляжу, природа молодеет,
Но молодеть лишь только ей;
Ланит спокойных пламень алый
С собою время уведет,
И тот, кто так страдал, бывало,
Любви к ней в сердце не найдет.
1830
Михаил Лермонтов. Избранное.
ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ
(Из Цедлица)
По синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.
Не гнутся высокие мачты,
На них флюгера не шумят,
И молча в открытые люки
Чугунные пушки глядят.
Не слышно на нем капитана,
Не видно матросов на нем;
Но скалы, и тайные мели,
И бури ему нипочем.
Не привлекай меня красой!
Мой дух погас и состарелся.
Ах! много лет как взгляд другой
В уме моем запечатлелся!..
Я для него забыл весь мир,
Для сей минуты незабвенной;
Но я теперь, как нищий, сир,
Брожу один, как отчужденный!
Так путник в темноте ночной,
Когда узрит огонь блудящий,
Бежит за ним... схватил рукой...
И - пропасть под ногой скользящей!..
1829
Михаил Лермонтов. Избранное.
Всемирная библиотека поэзии.
ВЕСНА
Когда весной разбитый лед
Рекой взволнованной идет,
Когда среди полей местами
Чернеет голая земля
И мгла ложится облаками
На полуюные поля,—
Мечтанье злое грусть лелеет
В душе неопытной моей;
Гляжу, природа молодеет,
Но молодеть лишь только ей;
Ланит спокойных пламень алый
С собою время уведет,
И тот, кто так страдал, бывало,
Любви к ней в сердце не найдет.
1830
Михаил Лермонтов. Избранное.
ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ
(Из Цедлица)
По синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.
Не гнутся высокие мачты,
На них флюгера не шумят,
И молча в открытые люки
Чугунные пушки глядят.
Не слышно на нем капитана,
Не видно матросов на нем;
Но скалы, и тайные мели,
И бури ему нипочем.
Читать дальше
>> Микьял Медобород: в одной библиотеке откапал
Военный санитар Сережа Есенин в Царскосельском госпитале. Фото 1914 г.
Ахматова и Гумилев, и их сын Лев. фото 1915 г.
Поручик 16-го Мингрельского полка Михаил Зощенко. Фото 1915 г.
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Военный санитар Сережа Есенин в Царскосельском госпитале. Фото 1914 г.
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Ахматова и Гумилев, и их сын Лев. фото 1915 г.
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Поручик 16-го Мингрельского полка Михаил Зощенко. Фото 1915 г.
Андрей Белый
Яркими арками прыгают мраморы; город Палермо - как мраморный наговор; я оглушен под ударами мрамора: прыгнуло за море зарево мрамора над лабрадорами громкой волны. [1921]
Яркими арками прыгают мраморы; город Палермо - как мраморный наговор; я оглушен под ударами мрамора: прыгнуло за море зарево мрамора над лабрадорами громкой волны. [1921]
Немного современного, но о главном. Рекомендую найти аудиозапись, как автор его читает. Иногда переслушиваю.
Федор Сваровский.
МАША
1.
Маша
с этой девочкой я всю школу вместе учился
и любил
а потом будто бы позабыл
занимался безобразиями
работал, долбил, лечился
и теперь мне уже 35
во вторник выпустили из дурдома
середина июня
и запахи такие вокруг
что как будто дома
перемещаюсь в пустоте по пространству
пыльных, заброшенных комнат
в моей квартире
думаю:
кто-то же меня тут все-таки помнит?
завариваю чай
делаю себе бутерброды с колбасой и сыром
такое впечатление, что внутри сгорели какие-то датчики
и затруднена коммуникация с окружающим миром
и
все такое
как будто бы ты в параллельном мире
все одновременно родное
и при этом
какое-
то все не наше
и вдруг меня пронзает сладкая мысль:
Маша!
Федор Сваровский.
МАША
1.
Маша
с этой девочкой я всю школу вместе учился
и любил
а потом будто бы позабыл
занимался безобразиями
работал, долбил, лечился
и теперь мне уже 35
во вторник выпустили из дурдома
середина июня
и запахи такие вокруг
что как будто дома
перемещаюсь в пустоте по пространству
пыльных, заброшенных комнат
в моей квартире
думаю:
кто-то же меня тут все-таки помнит?
завариваю чай
делаю себе бутерброды с колбасой и сыром
такое впечатление, что внутри сгорели какие-то датчики
и затруднена коммуникация с окружающим миром
и
все такое
как будто бы ты в параллельном мире
все одновременно родное
и при этом
какое-
то все не наше
и вдруг меня пронзает сладкая мысль:
Маша!
"читать дальше"
(Древний Египет, ХХ - XVII в.в. до н.э.)
ПРОСЛАВЛЕНИЕ ПИСЦОВ
Мудрые писцы
Времен преемников самих богов,
Предрекавшие будущее,
Их имена сохранятся навеки.
Они ушли, завершив свое время,
Позабыты все их близкие.
Они не строили себе пирамид из меди
И надгробий из бронзы.
Не оставили после себя наследников,
Детей, сохранивших их имена.
Но они оставили свое наследство в писаниях,
В поучениях, сделанных ими.
Они скрыли свое волшебство от людей,
Но их читают в наставлениях.
Они ушли,
Имена их исчезли вместе с ними,
Но писания заставляют
Вспомнить их.
перевод А.Ахматовой
++++++++++++++++++++++++++++++++
Не стоит ли кто за углом?
Не глядит ли кто на меня?
Посмотреть не смею кругом,
И зажечь не смею огня.
Вот подходит кто-то впотьмах,
Но не слышны злые шаги.
О, зачем томительный страх?
И к кому воззвать: помоги?
Не поможет, знаю, никто,
Да и чем и как же помочь?
Предо мной темнеет ничто,
Ужасает мрачная ночь.
Федор Сологуб, 1897
ПРОСЛАВЛЕНИЕ ПИСЦОВ
Мудрые писцы
Времен преемников самих богов,
Предрекавшие будущее,
Их имена сохранятся навеки.
Они ушли, завершив свое время,
Позабыты все их близкие.
Они не строили себе пирамид из меди
И надгробий из бронзы.
Не оставили после себя наследников,
Детей, сохранивших их имена.
Но они оставили свое наследство в писаниях,
В поучениях, сделанных ими.
серединку можно пропустить, ох, да
Они скрыли свое волшебство от людей,
Но их читают в наставлениях.
Они ушли,
Имена их исчезли вместе с ними,
Но писания заставляют
Вспомнить их.
перевод А.Ахматовой
++++++++++++++++++++++++++++++++
Не стоит ли кто за углом?
Не глядит ли кто на меня?
Посмотреть не смею кругом,
И зажечь не смею огня.
Вот подходит кто-то впотьмах,
Но не слышны злые шаги.
О, зачем томительный страх?
И к кому воззвать: помоги?
Не поможет, знаю, никто,
Да и чем и как же помочь?
Предо мной темнеет ничто,
Ужасает мрачная ночь.
Федор Сологуб, 1897
В отрочестве нравилось стихотворение М.Ю. Лермонтова "Дума":
да и сейчас иногда его "передумываю"
О, как же я сразу не увидел такую чудесную тему. Внесу свои пять септимов:
Шекспир: "Королева Мэб" (из "Ромео и Джульета")
Йейтс: отрывок из "Тысяча девятьсот девятнадцатый"
Киплинг: "Молитва Мириам Коэн"
"Самая старая песня"
Синг: "Королевы"
Шекспир: "Королева Мэб" (из "Ромео и Джульета")
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Йейтс: отрывок из "Тысяча девятьсот девятнадцатый"
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Киплинг: "Молитва Мириам Коэн"
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
"Самая старая песня"
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Синг: "Королевы"
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Не знаю выкладывали или нет, но из самых моих любимых:
Сергей Есенин
ИСПОВЕДЬ САМОУБИЙЦЫ
Простись со мною, мать моя,
Я умираю, гибну я!
Больную скорбь в груди храня,
Ты не оплакивай меня.
Не мог я жить среди людей,
Холодный яд в душе моей.
И то, чем жил и что любил,
Я сам безумно отравил.
Своею гордою душой
Прошел я счастье стороной.
Я видел пролитую кровь
И проклял веру и любовь.
Я выпил кубок свой до дна,
Душа отравою полна.
И вот я гасну в тишине,
Но пред кончиной легче мне.
Я стер с чела печать земли,
Я выше трепетных в пыли.
И пусть живут рабы страстей —
Противна страсть душе моей.
Безумный мир, кошмарный сон,
А жизнь есть песня похорон.
И вот я кончил жизнь мою,
Последний гимн себе пою.
А ты с тревогою больной
Не плачь напрасно
надо мной.
‹1913—1915›
Сергей Есенин
ИСПОВЕДЬ САМОУБИЙЦЫ
Простись со мною, мать моя,
Я умираю, гибну я!
Больную скорбь в груди храня,
Ты не оплакивай меня.
Не мог я жить среди людей,
Холодный яд в душе моей.
И то, чем жил и что любил,
Я сам безумно отравил.
Своею гордою душой
Прошел я счастье стороной.
Я видел пролитую кровь
И проклял веру и любовь.
Я выпил кубок свой до дна,
Душа отравою полна.
И вот я гасну в тишине,
Но пред кончиной легче мне.
Я стер с чела печать земли,
Я выше трепетных в пыли.
И пусть живут рабы страстей —
Противна страсть душе моей.
Безумный мир, кошмарный сон,
А жизнь есть песня похорон.
И вот я кончил жизнь мою,
Последний гимн себе пою.
А ты с тревогою больной
Не плачь напрасно
надо мной.
‹1913—1915›
Nik I, я тоже очень люблю Есенина. наверное, знаешь, что у группы Монгол Шуудан есть симпатичная песня на текст "Да, Теперь решено. Без возврата..."?
в последнее время мне нравится Тютчев... Bjork в дуэте с еще одним исполнителем (не помню имени, увы) спела песню Dull flame of desire - это перевод следующего стихотворения:
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной,
Когда их приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг...
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
знал бы Тютчев, что через два века эксравагантная исландская певица так прославит его поэзию.
в последнее время мне нравится Тютчев... Bjork в дуэте с еще одним исполнителем (не помню имени, увы) спела песню Dull flame of desire - это перевод следующего стихотворения:
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной,
Когда их приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг...
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
знал бы Тютчев, что через два века эксравагантная исландская певица так прославит его поэзию.
>> Cyn:
Теперь знаю.
А вам советую послушать Алексея Горшенева (Горшенев-Есенин), это лидер группы "Кукрыниксы", и можно сказать благодаря ему я и полюбил творчество Есенина, и даже сам начал стихи писать.
Есть два альбома: "Душа поэта" и "Смерть поэта". Очень красиво.
Цитата:
наверное, знаешь, что у группы Монгол Шуудан есть симпатичная песня на текст "Да, Теперь решено. Без возврата..."?
Теперь знаю.
А вам советую послушать Алексея Горшенева (Горшенев-Есенин), это лидер группы "Кукрыниксы", и можно сказать благодаря ему я и полюбил творчество Есенина, и даже сам начал стихи писать.
Есть два альбома: "Душа поэта" и "Смерть поэта". Очень красиво.
оффтоп, конечно, но Кукрыниксы - очень занятная группа ;3
Здесь ерунда какая-то была. Пожалуй, будет без неё не хуже.
Цитата: (Микьял Медобород @ 20.11.13 - 02:28)
Она его у Тарковского подсмотрела. Спорить готов. "Сталкер" очень популярен на Западе. Как и прочие его фильмы. Да и сама Бьорк снималась у фон Триера, который Тарковского уважает. В общем, было откуда узнать.
интересно, я не знала, честно)
С. Есенин
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада...
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада...
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
Не помню постил или нет, но даже если и да, то можно и повториться!
Николай Гумилев - Мои читатели
Старый бродяга в Аддис-Абебе,
Покоривший многие племена,
Прислал ко мне черного копьеносца
С приветом, составленным из моих стихов
Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память мои стихи.
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.
Много их, сильных, злых и веселых,
Убивавших слонов и людей,
Умиравших от жажды в пустыне,
Замерзавших на кромке вечного льда,
Верных нашей планете,
Сильной, весёлой и злой,
Возят мои книги в седельной сумке,
Читают их в пальмовой роще,
Забывают на тонущем корабле.
Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца,
Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелит взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда.
Николай Гумилев - Мои читатели
Старый бродяга в Аддис-Абебе,
Покоривший многие племена,
Прислал ко мне черного копьеносца
С приветом, составленным из моих стихов
Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память мои стихи.
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.
Много их, сильных, злых и веселых,
Убивавших слонов и людей,
Умиравших от жажды в пустыне,
Замерзавших на кромке вечного льда,
Верных нашей планете,
Сильной, весёлой и злой,
Возят мои книги в седельной сумке,
Читают их в пальмовой роще,
Забывают на тонущем корабле.
Я не оскорбляю их неврастенией,
Не унижаю душевной теплотой,
Не надоедаю многозначительными намеками
На содержимое выеденного яйца,
Но когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: я не люблю вас,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти и не возвращаться больше.
А когда придет их последний час,
Ровный, красный туман застелит взоры,
Я научу их сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,
Всю родную, странную землю
И, представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами,
Ждать спокойно Его суда.
Максим Кантор у себя на Facebook выложил перевод прекрасной баллады о Робин Гуде.
РОБИН ГУД И КОРОЛЕВА КЭТРИН
Обоз с налогом для казны
Ограбил Робин Гуд,
Хоть деньги самому нужны,
Он их решил вернуть.
Все королеве Кэт послал -
Весьма развеселил:
- Включу в число друзей тебя
И всех лесных громил!
Вот как-то раз она в саду
Гуляет с королем,
Галантный разговор ведут
Они о том, о сем.
- Проказница, - сказал король, -
Во что бы нам сыграть?
Как эту скорбную юдоль
Украсить дней на пять?
- Вели, мой господин, турнир
Меж лучников открыть.
Мы с вами заключим пари -
Чей лучник победит.
- Мысль недурна, мы удивим
Весь христианский мир.
Стрелков отборных пригласим
На лондонский турнир!
- Награду как определим?
Что ставите на кон?
- Три сотни бочек рейнских вин
И триста с коньяком.
Оленей жирных молодых
Добавлю триста туш.
- Мой господин, как вы щедры,
То королевский куш!
Вбегает Кэтрин в свой покой:
- Где мой любимый паж?
Приблизься, Ричард Патрингтон.
И блажь мою уважь.
Скачи немедля в Ноттингем,
Леса все прочеши,
И шайку Робин Гуда там
Мне завтра отыщи.
И надобно ему сказать -
Да не забудь, смотри! -
Он должен в Лондоне стрелять
И выиграть пари.
Паж мчался рысью и в карьер,
И не жалел коня,
В ворота города влетел
Он на исходе дня.
Когда же прибыл в Ноттингем,
То в первом кабаке,
Он пинту рейнского хватил
За королеву Кэт.
Сосед с ним выпил и спросил:
"Скажи, какая блажь,
Такого неженку гнала
На Север мерзлый наш?"-
- Чужая блажь меня гнала,
А жеребца — мой кнут,
Мне госпожа наказ дала
Узнать, где Робин Гуд".
- Дорогу утром покажу,
Чуть свет — седлай коней.
В лесу ты Робина найдешь
И всех его людей"
© https://www.facebook.com/maxim.kantor.3/pos...202254748467524
РОБИН ГУД И КОРОЛЕВА КЭТРИН
Обоз с налогом для казны
Ограбил Робин Гуд,
Хоть деньги самому нужны,
Он их решил вернуть.
Все королеве Кэт послал -
Весьма развеселил:
- Включу в число друзей тебя
И всех лесных громил!
Вот как-то раз она в саду
Гуляет с королем,
Галантный разговор ведут
Они о том, о сем.
- Проказница, - сказал король, -
Во что бы нам сыграть?
Как эту скорбную юдоль
Украсить дней на пять?
- Вели, мой господин, турнир
Меж лучников открыть.
Мы с вами заключим пари -
Чей лучник победит.
- Мысль недурна, мы удивим
Весь христианский мир.
Стрелков отборных пригласим
На лондонский турнир!
- Награду как определим?
Что ставите на кон?
- Три сотни бочек рейнских вин
И триста с коньяком.
Оленей жирных молодых
Добавлю триста туш.
- Мой господин, как вы щедры,
То королевский куш!
Вбегает Кэтрин в свой покой:
- Где мой любимый паж?
Приблизься, Ричард Патрингтон.
И блажь мою уважь.
Скачи немедля в Ноттингем,
Леса все прочеши,
И шайку Робин Гуда там
Мне завтра отыщи.
И надобно ему сказать -
Да не забудь, смотри! -
Он должен в Лондоне стрелять
И выиграть пари.
Паж мчался рысью и в карьер,
И не жалел коня,
В ворота города влетел
Он на исходе дня.
Когда же прибыл в Ноттингем,
То в первом кабаке,
Он пинту рейнского хватил
За королеву Кэт.
Сосед с ним выпил и спросил:
"Скажи, какая блажь,
Такого неженку гнала
На Север мерзлый наш?"-
- Чужая блажь меня гнала,
А жеребца — мой кнут,
Мне госпожа наказ дала
Узнать, где Робин Гуд".
- Дорогу утром покажу,
Чуть свет — седлай коней.
В лесу ты Робина найдешь
И всех его людей"
Читать дальше
© https://www.facebook.com/maxim.kantor.3/pos...202254748467524
Вчерашним стихбатом навеяно 
Усните блаженно, заморские гости, усните,
Забудьте, что в клетке, где бьемся, темней и темнее...
Что падают звезды, чертя серебристые нити,
Что пляшут в стакане вина золотистые змеи...
Когда эти нити соткутся в блестящую сетку,
И винные змеи сплетутся в одну бесконечность,
Поднимут, закрутят и бросят ненужную клетку
В бездонную пропасть, в какую-то синюю вечность.
А. Блок
Усните блаженно, заморские гости, усните,
Забудьте, что в клетке, где бьемся, темней и темнее...
Что падают звезды, чертя серебристые нити,
Что пляшут в стакане вина золотистые змеи...
Когда эти нити соткутся в блестящую сетку,
И винные змеи сплетутся в одну бесконечность,
Поднимут, закрутят и бросят ненужную клетку
В бездонную пропасть, в какую-то синюю вечность.
А. Блок
Я - изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я - внезапный излом,
Я - играющий гром,
Я - прозрачный ручей,
Я - для всех и ничей.
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая -
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я - изысканный стих.
К. Бальмонт
Предо мною другие поэты - предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я - внезапный излом,
Я - играющий гром,
Я - прозрачный ручей,
Я - для всех и ничей.
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая -
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя и в других,
Я - изысканный стих.
К. Бальмонт
Безглагольность
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаённой печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора, —
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всём утомленье — глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада, —
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
К. Бальмонт
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаённой печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора, —
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всём утомленье — глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада, —
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
К. Бальмонт
Харальд Суровый
Висы радости
1 Трёндов было втрое
В бранном поле боле,
Но мы в буре битвы
Били их, рубили.
Смерть владыка смелый,
Молод принял Олав.
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
2 Конь скакал дубовый
Килем круг Сикилии,
Рыжая и ражая
Рысь морская рыскала.
Разве слизень ратный
Рад туда пробраться?
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
3 Есмь я восьмиведец:
Варец браги Вака,
Плаватель я славный,
Люб и скок мне конский
<………………>
4 Ведать будут, верно,
Вдовица и девица,
Что на град я ратным
Обрушился оружьем.
След от струй преострых
Стали там остался.
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
5 Есмь норманских мужей
Млад потомок славный.
Ныне струг стремится
В страны мой арапски.
Шнеку в тын отока
Там погнал я на-даль.
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
Некоторые пояснения сюжета и кеннингов, кому любопытно, здесь. От себя добавлю, что написать мансём (этот вот специальный припев, где упоминается дама) было своего рода опасным выпендрёжем, поскольку за такое дело братья дамы могли и голову оторвать.
Висы радости
1 Трёндов было втрое
В бранном поле боле,
Но мы в буре битвы
Били их, рубили.
Смерть владыка смелый,
Молод принял Олав.
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
2 Конь скакал дубовый
Килем круг Сикилии,
Рыжая и ражая
Рысь морская рыскала.
Разве слизень ратный
Рад туда пробраться?
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
3 Есмь я восьмиведец:
Варец браги Вака,
Плаватель я славный,
Люб и скок мне конский
<………………>
4 Ведать будут, верно,
Вдовица и девица,
Что на град я ратным
Обрушился оружьем.
След от струй преострых
Стали там остался.
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
5 Есмь норманских мужей
Млад потомок славный.
Ныне струг стремится
В страны мой арапски.
Шнеку в тын отока
Там погнал я на-даль.
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
Некоторые пояснения сюжета и кеннингов, кому любопытно, здесь. От себя добавлю, что написать мансём (этот вот специальный припев, где упоминается дама) было своего рода опасным выпендрёжем, поскольку за такое дело братья дамы могли и голову оторвать.
Фантазия
Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья,
Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берёз;
Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет
И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грёз.
Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели,
В мягкой бархатной постели им отрадно почивать,
Ни о чём не вспоминая, ничего не проклиная,
Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать.
Чьи-то вздохи, чьё-то пенье, чьё-то скорбное моленье,
И тоска, и упоенье, — точно искрится звезда,
Точно светлый дождь струится, — и деревьям что-то мнится
То, что людям не приснится, никому и никогда.
Это мчатся духи ночи, это искрятся их очи,
В час глубокой полуночи мчатся духи через лес.
Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет?
Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес?
Всё сильней звучит их пенье, всё слышнее в нем томленье,
Неустанного стремленья неизменная печаль, —
Точно их томит тревога, жажда веры, жажда бога,
Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль.
А луна всё льет сиянье, и без муки, без страданья
Чуть трепещут очертанья вещих сказочных стволов;
Все они так сладко дремлют, безучастно стонам внемлют
И с спокойствием приемлют чары ясных, светлых снов.
К. Бальмонт
Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья,
Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берёз;
Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет
И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грёз.
Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели,
В мягкой бархатной постели им отрадно почивать,
Ни о чём не вспоминая, ничего не проклиная,
Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать.
Чьи-то вздохи, чьё-то пенье, чьё-то скорбное моленье,
И тоска, и упоенье, — точно искрится звезда,
Точно светлый дождь струится, — и деревьям что-то мнится
То, что людям не приснится, никому и никогда.
Это мчатся духи ночи, это искрятся их очи,
В час глубокой полуночи мчатся духи через лес.
Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет?
Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес?
Всё сильней звучит их пенье, всё слышнее в нем томленье,
Неустанного стремленья неизменная печаль, —
Точно их томит тревога, жажда веры, жажда бога,
Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль.
А луна всё льет сиянье, и без муки, без страданья
Чуть трепещут очертанья вещих сказочных стволов;
Все они так сладко дремлют, безучастно стонам внемлют
И с спокойствием приемлют чары ясных, светлых снов.
К. Бальмонт
Николай Некрасов. "Друзьям". 1876 год.
Я примирился с судьбой неизбежною,
Нет ни охоты, ни силы терпеть
Невыносимую муку кромешную!
Жадно желаю скорей умереть.
Вам же - не праздно, друзья благородные,
Жить и в такую могилу сойти,
Чтобы широкие лапти народные
К ней проторили пути...
Я примирился с судьбой неизбежною,
Нет ни охоты, ни силы терпеть
Невыносимую муку кромешную!
Жадно желаю скорей умереть.
Вам же - не праздно, друзья благородные,
Жить и в такую могилу сойти,
Чтобы широкие лапти народные
К ней проторили пути...
Конечно, это избитая классика, но до чего же хороша! Помогает восстановиться после чтения иных "стихов", между прочим
Афанасий Фет
Я жду… Соловьиное эхо
Несётся с блестящей реки,
Трава при луне в бриллиантах,
На тмине горят светляки.
Я жду… Тёмно-синее небо
И в мелких, и в крупных звездах,
Я слышу биение сердца
И трепет в руках и в ногах.
Я жду… Вот повеяло с юга;
Тепло мне стоять и идти;
Звезда покатилась на запад…
Прости, золотая, прости!
<1842>
Афанасий Фет
Я жду… Соловьиное эхо
Несётся с блестящей реки,
Трава при луне в бриллиантах,
На тмине горят светляки.
Я жду… Тёмно-синее небо
И в мелких, и в крупных звездах,
Я слышу биение сердца
И трепет в руках и в ногах.
Я жду… Вот повеяло с юга;
Тепло мне стоять и идти;
Звезда покатилась на запад…
Прости, золотая, прости!
<1842>
Евгений Евтушенко, "суббота"
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
(Вячеслав Лейкин)
* * *
Всему приходит череда:
Вражде, нужде, обидам.
Спешит за вторником среда,
За стадом индивидум.
За барышом спешит товар,
Молчание за словом,
И честный рисовый отвар
Торопится за пловом.
Всему выходит срок и прок.
Давно ли мой ровесник
Салютовал, узрев порок,
Парил, как буревестник?
Давно ли был он ас перин,
Пленялся дивной ножкой?
А нынче глушит аспирин
И заедает ношпой.
Вот так и мы с тобой, мон шер,
На склоне сели в лужу.
Давно ли шустрый акушер
Нас выволок наружу?
И первый свих, и первый стих,
И вечность в каждой дате,
И долгоногих аистих
Божественные стати.
Давно ли Шуберт на воде
И Моцарт в птичьем гаме?
Вдруг - бац! - и нет тебя нигде,
Уплыл вперед ногами.
И в наступившей пустоте,
Пустив пузырь из носа,
Тебя списали по статье
Морального износа.
09.03.95
* * *
Чему бы удивиться, например?
Безумству жить? компьютерному слову?
Уму? Везенью? Вечному излову
Творимых полувежеством химер?
Взаимопритяжению телес?
Свиному сыру? Паюсному пиву?
Какому исключительному диву
Свой посвятить внезапный интерес?
Меж полюсами суетно снуя,
Банален мир, как лысая девица.
А хочется так страшно удивиться,
Чтоб чудом выжить. И начать с нуля.
01.11.94
* * *
Всему приходит череда:
Вражде, нужде, обидам.
Спешит за вторником среда,
За стадом индивидум.
За барышом спешит товар,
Молчание за словом,
И честный рисовый отвар
Торопится за пловом.
Всему выходит срок и прок.
Давно ли мой ровесник
Салютовал, узрев порок,
Парил, как буревестник?
Давно ли был он ас перин,
Пленялся дивной ножкой?
А нынче глушит аспирин
И заедает ношпой.
Вот так и мы с тобой, мон шер,
На склоне сели в лужу.
Давно ли шустрый акушер
Нас выволок наружу?
И первый свих, и первый стих,
И вечность в каждой дате,
И долгоногих аистих
Божественные стати.
Давно ли Шуберт на воде
И Моцарт в птичьем гаме?
Вдруг - бац! - и нет тебя нигде,
Уплыл вперед ногами.
И в наступившей пустоте,
Пустив пузырь из носа,
Тебя списали по статье
Морального износа.
09.03.95
* * *
Чему бы удивиться, например?
Безумству жить? компьютерному слову?
Уму? Везенью? Вечному излову
Творимых полувежеством химер?
Взаимопритяжению телес?
Свиному сыру? Паюсному пиву?
Какому исключительному диву
Свой посвятить внезапный интерес?
Меж полюсами суетно снуя,
Банален мир, как лысая девица.
А хочется так страшно удивиться,
Чтоб чудом выжить. И начать с нуля.
01.11.94
Yanerevar, респект тебе за Евтушенко
Николай Заболоцкий
"Некрасивая девочка"
Николай Заболоцкий
"Некрасивая девочка"
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Лермонтов
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Лермонтов
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой - сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая -
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна...
О. Мандельштам
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой - сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая -
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна...
О. Мандельштам
На столетие Анны Ахматовой
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос -
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
И.Бродский, 1989 г.
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос -
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
И.Бродский, 1989 г.
Если историки не врут, сегодня 216 лет со дня рождения Пушкина.
Итак!
Я думал, сердце позабыло
Способность лёгкую страдать,
Я говорил: тому, что было,
Уж не бывать! уж не бывать!
Прошли восторги, и печали,
И легковерные мечты...
Но вот опять затрепетали
Пред мощной властью красоты.
Итак!
Я думал, сердце позабыло
Способность лёгкую страдать,
Я говорил: тому, что было,
Уж не бывать! уж не бывать!
Прошли восторги, и печали,
И легковерные мечты...
Но вот опять затрепетали
Пред мощной властью красоты.
Обычно на стихи моя память коротка, но этот я отчего-то хорошо помню. И как тут не откликнуться
О люди! все похожи вы
На прародительницу Еву:
Что вам дано, то не влечет;
Вас непременно змий зовет
К себе, таинственному древу;
Запретный плод вам подавай,
А без него вам рай не рай.
О люди! все похожи вы
На прародительницу Еву:
Что вам дано, то не влечет;
Вас непременно змий зовет
К себе, таинственному древу;
Запретный плод вам подавай,
А без него вам рай не рай.
Не этой девочкой несмелой,
Влюблённой, бедной и простой,
Но равнодушною княгиней...
Так ему и надо!
------------------------------------------------
Буря
Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами,
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами,
Когда луч молний озарял
Её всечасно блеском алым
И ветер бился и летал
С её летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.
Влюблённой, бедной и простой,
Но равнодушною княгиней...
Так ему и надо!
------------------------------------------------
Буря
Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами,
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами,
Когда луч молний озарял
Её всечасно блеском алым
И ветер бился и летал
С её летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.
Поэт идет: открыты вежды,
Но он не видит никого;
А между тем за край одежды
Прохожий дергает его...
«Скажи: зачем без цели бродишь?
Едва достиг ты высоты,
И вот уж долу взор низводишь
И низойти стремишься ты.
На стройный мир ты смотришь смутно;
Бесплодный жар тебя томит;
Предмет ничтожный поминутно
Тебя тревожит и манит.
Стремиться к небу должен гений,
Обязан истинный поэт
Для вдохновенных песнопений
Избрать возвышенный предмет».
— Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона избирает
Кумир для сердца своего.
Но он не видит никого;
А между тем за край одежды
Прохожий дергает его...
«Скажи: зачем без цели бродишь?
Едва достиг ты высоты,
И вот уж долу взор низводишь
И низойти стремишься ты.
На стройный мир ты смотришь смутно;
Бесплодный жар тебя томит;
Предмет ничтожный поминутно
Тебя тревожит и манит.
Стремиться к небу должен гений,
Обязан истинный поэт
Для вдохновенных песнопений
Избрать возвышенный предмет».
— Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон
Что хочет, то и носит он —
Орлу подобно, он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона избирает
Кумир для сердца своего.
Ну вот, время Пушкина закончилось, вспомним и других.
Сжала руки под тёмной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?» —
От того, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Ахматова
Сжала руки под тёмной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?» —
От того, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Ахматова
Воспоминание
Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
А.С.Пушкин
Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
А.С.Пушкин
(Отрывки)
В тот же час — вините будочника:
Что ж он не усторожил?! —
В город медленно входил
Человек в зеленом — с дудочкой.
<...>
Крысы, с мест!
Не водитеся с сытостью: съест!
Крысы, с глаз!
Осаждаемый сытостью — сдаст
Шпагу…
О крысоловах злословят!
Дело слов:
Крысо-лов?
Крысо-люб: значит любит, коль ловит!
<...>
Нам опостылел домашний фарш!
Свежесть, которой триста
Лет — не свежа уже! Шагом, марш!
Кто не прокис — окрысься!
Нам опостылел молочный рис!
Погорячее в ранцах!
Три миллиарда индийских крыс
Велико — оке — анских
Ждут, лихорадочные рои
Крысьего штурм унд дранг’а!
С кошками мускусными бои
На побережьях Ганга
Ждут. Не до слоек, не до колбас
Гаммельнских, венских, пражских!
Мы — на вселенную! Мир — на нас!
Кто не пропах — отважься!
Вот оне, слойки!
Сдвинься, стройся!
Вот они, смальцы!
Щерься, скалься!
Ни крупинки не припрятавши —
Шагом, шагом мимо ратуши!
Чванься! пыжься! высься! ширься!
Мимо рынка, мимо кирки.
Мыслью — вестью — страстью — выстрелом —
Мимо дома бургомистрова.
Читать целиком
В тот же час — вините будочника:
Что ж он не усторожил?! —
В город медленно входил
Человек в зеленом — с дудочкой.
<...>
Крысы, с мест!
Не водитеся с сытостью: съест!
Крысы, с глаз!
Осаждаемый сытостью — сдаст
Шпагу…
О крысоловах злословят!
Дело слов:
Крысо-лов?
Крысо-люб: значит любит, коль ловит!
<...>
Нам опостылел домашний фарш!
Свежесть, которой триста
Лет — не свежа уже! Шагом, марш!
Кто не прокис — окрысься!
Нам опостылел молочный рис!
Погорячее в ранцах!
Три миллиарда индийских крыс
Велико — оке — анских
Ждут, лихорадочные рои
Крысьего штурм унд дранг’а!
С кошками мускусными бои
На побережьях Ганга
Ждут. Не до слоек, не до колбас
Гаммельнских, венских, пражских!
Мы — на вселенную! Мир — на нас!
Кто не пропах — отважься!
Вот оне, слойки!
Сдвинься, стройся!
Вот они, смальцы!
Щерься, скалься!
Ни крупинки не припрятавши —
Шагом, шагом мимо ратуши!
Чванься! пыжься! высься! ширься!
Мимо рынка, мимо кирки.
Мыслью — вестью — страстью — выстрелом —
Мимо дома бургомистрова.
Читать целиком
Избитая классика — но раз этого не было раньше, то обязательно-обязательно надо сюда это вписать.
Silentium!
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..
Ф. Тютчев, 1829
Silentium!
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..
Ф. Тютчев, 1829
[Реймс — Лаон]
Я видел озеро, стоявшее отвесно, —
С разрезанною розой в колесе
Играли рыбы, дом построив пресный.
Лиса и лев боролись в челноке.
Глазели внутрь трех лающих порталов
Недуги — недруги других невскрытых дуг.
Фиалковый пролет газель перебежала,
И башнями скала вздохнула вдруг, —
И, влагой напоен, восстал песчаник честный,
И средь ремесленного города-сверчка
Мальчишка-океан встает из речки пресной
И чашками воды швыряет в облака.
О. Мандельштам, 1937
Реймский собор
Лаонский (Ланский) собор
Я видел озеро, стоявшее отвесно, —
С разрезанною розой в колесе
Играли рыбы, дом построив пресный.
Лиса и лев боролись в челноке.
Глазели внутрь трех лающих порталов
Недуги — недруги других невскрытых дуг.
Фиалковый пролет газель перебежала,
И башнями скала вздохнула вдруг, —
И, влагой напоен, восстал песчаник честный,
И средь ремесленного города-сверчка
Мальчишка-океан встает из речки пресной
И чашками воды швыряет в облака.
О. Мандельштам, 1937
Реймский собор
Лаонский (Ланский) собор
Письма римскому другу
(Из Марциала)
*
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемены у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
*
Посылаю тебе, Постум, эти книги
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
*
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях Империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
*
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
*
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
*
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум,- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
*
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
*
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
*
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
И. Бродский
Mарт 1972
(Из Марциала)
*
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемены у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
*
Посылаю тебе, Постум, эти книги
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
*
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях Империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
*
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
*
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
*
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум,- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
*
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
*
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
*
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
И. Бродский
Mарт 1972
САВАОФ
Я помню сумрак каменных аркад,
В средине свет — и красный блеск атласа
В сквозном узоре старых царских врат,
Под золотой стеной иконостаса.
Я помню купол грубо-голубой:
Там Саваоф с простертыми руками,
Над скудною и темною толпой,
Царил меж звезд, повитых облаками.
Был вечер, март, сияла синева
Из узких окон, в куполе пробитых,
Мертво звучали древние слова.
Весенний отблеск был на скользких плитах —
И грозная седая голова
Текла меж звезд, туманами повитых.
И. Бунин, 1908
Я помню сумрак каменных аркад,
В средине свет — и красный блеск атласа
В сквозном узоре старых царских врат,
Под золотой стеной иконостаса.
Я помню купол грубо-голубой:
Там Саваоф с простертыми руками,
Над скудною и темною толпой,
Царил меж звезд, повитых облаками.
Был вечер, март, сияла синева
Из узких окон, в куполе пробитых,
Мертво звучали древние слова.
Весенний отблеск был на скользких плитах —
И грозная седая голова
Текла меж звезд, туманами повитых.
И. Бунин, 1908
Границы человечества
Когда стародавний
Святой отец
Рукой спокойной
Из туч гремящих
Молнии сеет
В алчную землю,
Край его ризы
Нижний целую
С трепетом детским
В верной груди.
Ибо с богами
Меряться смертный
Да не дерзнет:
Если подымется он и коснется
Теменем звезд,
Негде тогда опереться
Шатким подошвам,
И им играют
Тучи и ветры.
Если ж стоит он
Костью дебелой
На крепкозданной,
Прочной земле,
То не сравняться
Даже и с дубом
Или с лозою
Ростом ему.
Чем отличаются
Боги от смертных?
Тем, что от первых
Волны исходят,
Вечный поток:
Волна нас подъемлет,
Волна поглощает -
И тонем мы.
Жизнь нашу объемлет
Кольцо небольшое,
И ряд поколений
Связует надежно
Их собственной жизни
Цепь без конца.
Иоганн Вольфганг Гёте
добавлено Darkhelor - [mergetime]1446745925[/mergetime]
Мечты
Увы! Поблекли силы,
Увяли навсегда,
И яму для могилы
Мне вырыла нужда...
Весной за темным бором
Заискрятся цветы,
И с помертвелым взором
Растянутся мечты.
Любил я их, лелеял.
Хранил в душе, как клад...
Ни разу не повеял
На них людской разврат...
Растил их для свободы,
Стращая мишурой;
Для них сносил невзгоды,
Для них я шел на бой.
Теперь приют укромный
Кто даст им на земле?..
Уж смерть рукой бескровной
Стучится в дверь ко мне.
Сказать ли им: «Простите! —
С землей сольюсь я сам,
А вы, друзья, летите
К свободным небесам»...
Коста Хетагуров
Когда стародавний
Святой отец
Рукой спокойной
Из туч гремящих
Молнии сеет
В алчную землю,
Край его ризы
Нижний целую
С трепетом детским
В верной груди.
Ибо с богами
Меряться смертный
Да не дерзнет:
Если подымется он и коснется
Теменем звезд,
Негде тогда опереться
Шатким подошвам,
И им играют
Тучи и ветры.
Если ж стоит он
Костью дебелой
На крепкозданной,
Прочной земле,
То не сравняться
Даже и с дубом
Или с лозою
Ростом ему.
Чем отличаются
Боги от смертных?
Тем, что от первых
Волны исходят,
Вечный поток:
Волна нас подъемлет,
Волна поглощает -
И тонем мы.
Жизнь нашу объемлет
Кольцо небольшое,
И ряд поколений
Связует надежно
Их собственной жизни
Цепь без конца.
Иоганн Вольфганг Гёте
добавлено Darkhelor - [mergetime]1446745925[/mergetime]
Мечты
Увы! Поблекли силы,
Увяли навсегда,
И яму для могилы
Мне вырыла нужда...
Весной за темным бором
Заискрятся цветы,
И с помертвелым взором
Растянутся мечты.
Любил я их, лелеял.
Хранил в душе, как клад...
Ни разу не повеял
На них людской разврат...
Растил их для свободы,
Стращая мишурой;
Для них сносил невзгоды,
Для них я шел на бой.
Теперь приют укромный
Кто даст им на земле?..
Уж смерть рукой бескровной
Стучится в дверь ко мне.
Сказать ли им: «Простите! —
С землей сольюсь я сам,
А вы, друзья, летите
К свободным небесам»...
Коста Хетагуров
Не верь, что я забыл родные наши горы,
Густой, безоблачный, глубокий небосвод,
Твои задумчиво-мечтательные взоры
И бедный наш аул, и бедный наш народ.
Нет, друг мой, никогда! Чем тягостней изгнанье,
Чем дальше я от вас, чем бессердечней враг,
Тем слаще и милей мне грезится свиданье
Со всем, мне дорогим в родных моих горах.
Не бойся за меня!— Я не способен к мщенью,
Но злу противиться везде присуще мне,—
Не бойся!— я и здесь не дамся оболыценью
Красавиц, чуждых мне по крови и стране...
Люблю я целый мир, люблю людей, бесспорно,
Люблю беспомощных, обиженных, сирот,
Но больше всех люблю, чего скрывать позорно? —
Тебя, родной аул и бедный наш народ.
За вас отдам я жизнь... все помыслы и силы,—
Всего себя лишь вам я посвятить готов...
Вы так мне дороги, так бесконечно милы,
Что сил нет выразить, что высказать нет слов!..
Коста Хетагуров
Густой, безоблачный, глубокий небосвод,
Твои задумчиво-мечтательные взоры
И бедный наш аул, и бедный наш народ.
Нет, друг мой, никогда! Чем тягостней изгнанье,
Чем дальше я от вас, чем бессердечней враг,
Тем слаще и милей мне грезится свиданье
Со всем, мне дорогим в родных моих горах.
Не бойся за меня!— Я не способен к мщенью,
Но злу противиться везде присуще мне,—
Не бойся!— я и здесь не дамся оболыценью
Красавиц, чуждых мне по крови и стране...
Люблю я целый мир, люблю людей, бесспорно,
Люблю беспомощных, обиженных, сирот,
Но больше всех люблю, чего скрывать позорно? —
Тебя, родной аул и бедный наш народ.
За вас отдам я жизнь... все помыслы и силы,—
Всего себя лишь вам я посвятить готов...
Вы так мне дороги, так бесконечно милы,
Что сил нет выразить, что высказать нет слов!..
Коста Хетагуров
Sie liebten sich beide, doch keiner
Wollt'es dem andern gestehn.
Heine*
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокою и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
М.Ю. Лермонтов, 1841
*Они любили друг друга, но ни один не желал признаться в этом другому.
Гейне (нем.)
Wollt'es dem andern gestehn.
Heine*
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокою и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
М.Ю. Лермонтов, 1841
*Они любили друг друга, но ни один не желал признаться в этом другому.
Гейне (нем.)
Русь
Пока в тумане странных дней
еще грядущего не видно,
пока здесь говорят о ней
красноречиво и обидно -
сторонкой, молча проберусь
и, уповая неизменно,
мою неведомую Русь
пойду отыскивать смиренно,-
по черным сказочным лесам,
вдоль рек да по болотам сонным,
по темным пашням, к небесам
бесплодной грудью обращенным.
Так побываю я везде,
в деревню каждую войду я...
Где ж цель заветная, о, где -
непостижимую - найду я?
В лесу ли - сумраком глухим
сырого ельника сокрытой -
нагой, разбойником лихим
поруганною и убитой?
Иль поутру, в селе пустом,
о, жданная! - пройдешь ты мимо,
с улыбкой на лице простом
задумчиво-неуловимой?
Или старушкой станешь ты
и в голубой струе кадильной,
кладя дрожащие кресты,
к иконе припадешь бессильно?
Где ж просияет берег мой?
В чем угадаю лик любимый?
Русь! иль во мне, в душе самой
уж расцветаешь ты незримо?
В.Набоков
25 ноября 1918 г.
Пока в тумане странных дней
еще грядущего не видно,
пока здесь говорят о ней
красноречиво и обидно -
сторонкой, молча проберусь
и, уповая неизменно,
мою неведомую Русь
пойду отыскивать смиренно,-
по черным сказочным лесам,
вдоль рек да по болотам сонным,
по темным пашням, к небесам
бесплодной грудью обращенным.
Так побываю я везде,
в деревню каждую войду я...
Где ж цель заветная, о, где -
непостижимую - найду я?
В лесу ли - сумраком глухим
сырого ельника сокрытой -
нагой, разбойником лихим
поруганною и убитой?
Иль поутру, в селе пустом,
о, жданная! - пройдешь ты мимо,
с улыбкой на лице простом
задумчиво-неуловимой?
Или старушкой станешь ты
и в голубой струе кадильной,
кладя дрожащие кресты,
к иконе припадешь бессильно?
Где ж просияет берег мой?
В чем угадаю лик любимый?
Русь! иль во мне, в душе самой
уж расцветаешь ты незримо?
В.Набоков
25 ноября 1918 г.
Размеры
Глебу Струве
Что хочешь ты? Чтоб стих твой говорил,
повествовал? — вот мерный амфибрахий.
А хочешь петь — в эоловом размахе
анапеста — звон лютен и ветрил.
Люби тройные отсветы лазури
Эгейской — в гулком дактиле; отметь
гекзаметра медлительного медь
и мрамор, — и виденье на цезуре.
Затем: двусложных волн не презирай;
есть бубенцы и ласточки в хорее:
он искрится все звонче, все острее,
торопится. А вот — созвучий рай, —
резная чаша: ярче в ней, и слаще,
и крепче мысль; играет по краям
блеск, блеск живой! Испей же: это ямб,
ликующий, поющий, говорящий…
В.Набоков
1923 год
Глебу Струве
Что хочешь ты? Чтоб стих твой говорил,
повествовал? — вот мерный амфибрахий.
А хочешь петь — в эоловом размахе
анапеста — звон лютен и ветрил.
Люби тройные отсветы лазури
Эгейской — в гулком дактиле; отметь
гекзаметра медлительного медь
и мрамор, — и виденье на цезуре.
Затем: двусложных волн не презирай;
есть бубенцы и ласточки в хорее:
он искрится все звонче, все острее,
торопится. А вот — созвучий рай, —
резная чаша: ярче в ней, и слаще,
и крепче мысль; играет по краям
блеск, блеск живой! Испей же: это ямб,
ликующий, поющий, говорящий…
В.Набоков
1923 год
Упрощенная версия форума. Для перехода в полную нажмите на эту ссылку.