>> Mandres:
Перед тем, как разразиться жёстким стёбом, сразу скажу спасибо автору: очень порадовал. Хотя прочитал я лишь первые два с половиной абзаца, но впечатлений хватило на немаленький отзыв. А это уже достижение.

Также хочу заранее извиниться перед автором, если вдруг он не собирался выслушивать подробную критику, а выложил рассказ "просто так" (ну, бывают такие недотроги).




На улице стояла ночь, уже не один час.
Тут я сперва решил, что рассказ юмористический. Уж больно это "уже не один час" улыбает. В моём сознании стоит на улице этакая воительница по имени Ночь... уже не один час...

Небо, на удивление чистое, тускло сверкало
После второго предложения я уже был окончательно убеждён, что рассказ юмористический! "Тускло сверкало"... просто в духе Задорновских "ужасно красив", "вялый живчик" и "порядочный депутат".
Вот если бы редкие искорки звёздных угольков рассыпались по огромной сковороде неба, это я бы понял. Но, похоже, особенно хорошо тусклость свечения обеспечивается именно на удивление чистым небом...


Третье предложение сначала не осилил, а потом (о, ужас!) начал в него вдумываться.
к вратам, соединяющим две половины магической стены
Тут надо вспомнить простейшую геометрию и то, что Призрачный предел - грубо говоря, окружность. Мне, как математику, очень интересно, где же у окружности, разомкнутой в одном месте, две половины?
что в народе именовали Призрачным пределом
А вы уверены, что его так величали только в народе? Я других названий и вовсе не припомню.

Не успев отойти от третьего предложения, сразу видим, что Призрачные врата охраняли единственный проход на гору. Тут мне представляются живые ворота (ага, а ля Хоттабыч 70-х), которые отпинывают всех непрошенных гостей. Всё-таки ворота - это и есть проход. А охраняют этот проход живые люди данмеры и прочие авантюристы.

ограничивая стеной монстров и чудовищ
Ох, знал бы Вивек, из чего на самом деле состояла эта стена! Из монстров и чудовищ!

стеной монстров и чудовищ, что ежедневно выбрасывала из своего чрева Красная гора.
Так вот и вылетали из Красной Горы монстры, аккуратно упакованные в футбольные стенки для штрафных ударов.

Кстати, автор забыл написать, что же именно ограничивал Призрачный предел, увлёкшись длинными оборотами, застревающими между зубов.

опасность прорыва существовала постоянно, постепенно увеличиваясь...
Да простит многоуважаемый автор меня, совершенно случайно сведущего в теории вероятностей, за излишнюю придирчивость, но очевидной меры опасности, по которой можно было бы судить о постепенности роста оной, я не смог представить.

В следствии с этим -> "Вследствие этого" или "в связи с этим", а лучше "по этой причине". После этой фразы уже складывается стойкое ощущение, что писалось это весьма поздней ночью. И затем не перечитывалось...

создал орден из Ординаторов
"Создал Орден Ординаторов". Иначе опять перед глазами возникает пачка бедных ординаторов, сплющенных в огромную медаль типа "орден нагрудный".

попыток моровых тварей Дагот Ура распространяться за пределы Красной горы
Простите, не могу остановиться, но опять моё сознание рисует растекающихся, как амёбы, тварей, которые занимают пространство не только внутри Призрачного Предела, но и вне его в том числе.


Ладно, пожалуй, надо заканчивать это в некотором роде издевательство над автором. Уж больно на смех меня сегодня пробивает (хотя вроде не пил, не курил ничего, грибов не ел).

Только напоследок: несли тело, прикрытое высохшим куском панциря Силт Страйдера. О, у силт-страйдеров панцирь бывает влажный? Не знал, не знал... А на вид кость костью...



Остальное пока дочитывать не буду, ибо, во-первых, времени сейчас мало, а во-вторых, удовольствие надо растягивать... 

Благодарю за критику.   Выложил рассказ именно для нее. Надеюсь услышать отзыв и после всего прочтения.
Про половины стены я конечно загнул - позор мне как проектировщику не знать простейшую геометрию
Скоро допишу еще один рассказ, надеюсь в плане грамотности будет выше, а вот длинные предложения моя беда - никак не могу от них избавиться.

>> Mandres:

Арргх, прям бальзам на сердце Серьёзно. А то бывают некоторые... выкладывают текст, а пото ещё обижаются.
Мне, кстати, понравилось - в основном из-за построения текста, чередования "настоящее-прошлое"

В общем, этот приступ графомании был сопряжен с желанием поучаствовать в конкурсе, темой которого бы один день из жизни НПС. На конкурс я конечно же не успела, но рассказ-таки был написан. Получился он немаленьким, поэтому выкладываю только лишь часть его, что бы не утомлять.
Ругать, критиковать, смеяться – все можно (: Графоманию в себе нужно искоренять, пускай даже не самыми приятными методами.
Ну и заранее спасибо всем, кто прочитает хотя бы часть этого «произведения», если таковые, разумеется, найдутся.

Итак, посвящается самому загадочному (по-идее) и самому нераскрытому персонажу Морровинда – Великому Инквизитору


***
Полночь… в мою скромную каменную келью не проникает ни единый луч света, ни единый звук не доносится до моих ушей, и тем не менее многолетнее затворничество научило безошибочно определять время, руководствуясь лишь умением чутко улавливать движение магической материи - легкую рябь, которую создают величественные и непостижимые Мессер и Секунда на поверхности океана Магии.
Как медленно тянутся ночные часы, но я занят своей работой, и ночь пройдет незаметно. Забавно, я, привыкший бороться с созданиями ночи, и сам стал в некотором роде ночным созданием – во всяком случае, я уже давно позабыл, когда спал в это время. Впрочем, сон давно перестал быть для меня необходимостью, скорее удовольствием, но я редко позволяю себе это проявление человеческой слабости.
Я не зажигаю свечей, природа наделила меня острым зрением, а многолетние тренировки научили видеть в темноте, почти не прибегая к магии, и я отвык от белого света, лишь в полной темноте моей обители я ощущаю покой.
Баар Дау… сколько лет прошло с тех пор, как это странное место стало моим домом? Кажется, я потерял счет времени… сколько событий, сколько служителей этого Храма Правосудия сменилось за прошедшие десятилетия? Они приходят, что бы также быстро и незаметно уйти, мои секретари и стражники, безликие и безымянные, неизменен в этих стенах лишь я и по иронии именно я лишен имени – никто не знает как зовут Великого Инквизитора… хотя какое это в сущности имеет значение, кажется, я и сам позабыл свое имя, да и было ли оно у меня?..

На столе лежат письма, донесения, отчеты – все это предстоит просмотреть и, отделив зерна от плевел, спланировать операции по поимке богомерзких отродий, ведьм и вампиров, отступников и даэдропоклонников. О, сколько таких доносов мне довелось перечитать за свою жизнь, сколько клеветы и сплетен выслушать, сколько признаний – мнимых и настоящих – довелось получить? Когда-то, кажется, в какой-то другой, нереальной жизни, мне все это казалось отвратительным, пытки чудовищными, а любое насилие бесчеловечным. Но жизнь быстро продемонстрировало наивному молодому монаху, что цель оправдывает средства, особенно если задаться такой благородной и во всех смыслах удобной целью, как очистка Нирна от скверны и ереси. Руководствуясь этой целью можно не думать о морали, о ней позаботится высшая сила, направляющая твой карающий перст, а кроме того, эта цель всегда послужит удобным оправданием или прикрытием, если в том возникнет необходимость. Не ново, и достаточно приземлено, а быть может кто-то, скривившись, скажет – банально, но каков смысл лгать самому себе? В конце-концов, никто не сможет упрекнуть меня в поступках, порочащих этот высокий сан, и уж тем более в том, что я плохой слуга Храма…
Мои размышления прерывает робкий стук в дверь, вызывая легкое раздражение – ночь принадлежит мне и только мне, и никто не смеет тревожить меня. Впрочем… Взмахом руки я распахиваю дверь перед своим секретарем, тот входит, подобострастный и почти бесплотный, словно призрак, и оповещает том, что пора приступать к ритуалу.

****
Придя в себя, она еще некоторое время лежала с закрытыми глазами, боясь пошевелиться и обнаружить, что безумный кошмар, привидевшийся ей, может воплотиться в реальность. Все еще сонная, она попыталась пошевелиться и переменить неудобную позу, и с ужасом поняла, что связана. Попробовала сотворить простенькое заклинание света, но тонкий узор волшбы, натолкнувшись на невидимую преграду, разбился на множество осколков, а она при этом ощутила резкую боль в правой руке и поняла, что на пальце у нее надето кольцо безмолвия, делающее ее совершенно беззащитной.
Ее мать когда-то сказала, что ад – это беспомощность, а ад ведьмы – бессилие сотворить заклинание или окунуться в живительный источник магии. Маленькая ведьма поняла, что она в аду.

Кое-как ей удалось приподняться и даже сесть, привалившись к стене, но находиться в таком положении из-за связанных за спиной рук и перетянутых от колен до щиколоток ног было не слишком удобно, и она осторожно устроилась на колючей соломенной подстилке лежа на животе, вытянув затекшие, саднящие конечности. Мысли отплясывали в ее голове дикий, лихорадочный танец, а самой страшной из них была мысль о том, что кошмарный сон оказался явью, и она действительно была поймана инквизицией. О том, что делают с молодыми ведьмами-даэдропоклонницами в церковных застенках она старалась не думать, хотя воображение помимо воли рисовало жуткие картины пыток раскаленными клещам, отчего она почти ощущала жар на своем нежном юном теле.
Тянулись минуты, поза, в которой она лежала, становилась все более невыносимой, а пучки соломы больно царапали щеку, но сил на то, что бы перевернуться не было. С каким-то безысходным отчаянием девочка поняла, что скоро умрет и принялась молить своего покровителя о безболезненной, быстрой смерти.
Неожиданно послышался шум – похоже, кто-то возился с замком, пытаясь отпереть дверь в ее темницу. Не помня себя от ужаса, маленькая ведьма закрыла глаза и, вжавшись дрожащим тельцем в подстилку, приготовилась к худшему.

В темницу почти неслышно вошел мужчина, он какое-то время стоял над ней молча, и она почти поверила, что вот сейчас он и прирежет ее, или испепелит магией, но вместо того он разрезал веревки на ее ногах и грубо потребовал встать. Только теперь девочка решилась открыть глаза и взглянуть на человека, который скорее всего пришел за тем, что бы допросить, и, подвергнув пыткам, казнить ее.
Над ней склонился обычный служитель Министерства правды - ординаторские доспехи без шлема, бесстрастное лицо, глаза без тени эмоций – в них нет ненависти, но и сострадание, сочувствие в них не мелькнет, это она знала наверняка.
Однажды она уже видела служителей инквизиции, членов святого Ордена Ординаторов, они пришли за старой ведуньей, что жила в их маленьком глухом поселке. Старуху, кажется, обвинили в колдовстве и пособничестве отступникам, что уже само по себе было неслыханным преступлением, но более того, поговаривали, что ведьма призывала самого Молаг Бала и находилась с ним в порочной связи. Правда то была, или досужие разговоры - врядли кто-то мог бы сказать наверняка, да и сами служители Министерства скорее всего не могли бы поручиться в том, что обвиняемая виновна, но свой долг они знали более чем хорошо, и готовы были исполнять его вопреки всему – ведьму связали параличом и безмолвием, скрутили и увезли в Вивек. Надо ли говорить, что после этого несчастная старуха никогда уже больше не вернулась в родную деревню. Но больше всего девочке запомнились лица служителей – они не были злыми или добрыми, они не выражали ненависти или неприязни к своей жертве, но в их глазах светился уголек фанатизма и уже тогда девочка с удивительной для ребенка ясностью поняла, что у человека с такими глазами не вымолить пощады или снисхождения, на эти чувства служители инквизиции просто неспособны.
А сейчас человек с такими глазами смотрел на нее, и она больше всего боялась ослушаться или рассердить его. Девочка попыталась встать, но ноги совсем занемели и стали непослушными, будто чужими, а помочь себе руками она не могла. Служитель понял это, ничуть не заботясь о том, что причиняет пленнице боль, он взял ее за плечи и резким движением поставил на ноги, и, не дожидаясь, когда она сможет твердо идти, поволок за собой.
Оказалось, что дверь ее темницы ведет в огромный каменный грот, освещенный множеством факелов, от их света у девочки, проведшей столько времени во тьме, заболели и заслезились глаза. Все, что она успела рассмотреть – это множество узников, видимо, отбывающих наказание за менее серьезные преступления, нежели ее собственное, и их охранников – точно таких же безликих стражей, как и тот, что волок ее за собой.
Они подошли к целой анфиладе лестниц, уводящих вверх, к расположенному где-то высоко-высоко уступу, и она с опаской подумала, что сорваться с таких хлипеньких деревянных конструкций наверное очень легко. А служитель взбирался по ступенькам быстро, видно было, что они не раз хожены им и знакомы до автоматизма, он буквально тащил ее, и девочке приходилось очень внимательно смотреть под ноги – было страшно упасть, ведь он не остановится, так и потащит ее вверх, ломая кости.
Наконец, бесконечные ступеньки остались позади – они вышли в мрачный каменный коридор, а когда дверь за ними захлопнулась, остались практически в полной темноте. Похоже было, что ее «провожатый» и без света ориентируется в этих проходах и лабиринтах, а может быть пользуется кошачьим глазом, но как бы то ни было, он уверенно шел вперед, а девочке оставалось лишь покорно перебирать ногами, стараясь не упасть и не зацепиться за какой-нибудь невидимый выступ. Ей казалось, что стоит ей замедлить шаг, как ординатор бросит ее и она навсегда увязнет в этой густой, липкой темноте.
Сейчас она наконец по-настоящему задумалась о том, что же с ней будет. Первый ужас и паника прошли, мысли о неизбежной казни она также постаралась выбросить из сознания, ведь если здраво разобраться, не так уж она и виновата, да и те люди, узники, которых она видела в сводчатом зале, они ведь тоже за что-то наказаны, скорее всего и ей предстоит пополнить ряды арестантов. Девочка даже тихонько улыбнулась этой спасительной мысли – ну в самом деле, почему она решила, что ее обязательно казнят? Но куда ее ведут? На допрос? А допрос… она содрогнулась, вспомнив что говорили знающие люди о методах допроса инквизиции…

Миледи, я не буду ничего говорить

>> Azzi: все так плохо? (: Впрочем, знаю, что плохо - тяжеловато получилось) Но тема мне эта по-прежнему нравится ((:

Я разве сказал, что плохо? Напротив, напротив... И да, я в курсе  - тема животрепещущая.
Не тяжеловато, нет. Скорее немного сыровато, будто в спешке писалось )

Вот. Не фонтан конечно, в плане качества, но так, концепция.

Дивайт Фир. Юность
- Тварь! - Скампа оторвало от того, что здесь заменяло землю, взрывом и он шмякнулся в море расплавленного камня основательно прожаренным куском даэдрической плоти. Дымя и распространяя премерзкую вонь, тушка медленно погрузилась в лаву.
Их тут была несметная уйма. Была. Я тяжело дышал. Дреморы. Где же проклятые дреморы?
Жарковато тут. Ладно. фшшшзз-дзынь! Я молнией развернулся и махнул заряд электричества туда, откуда прилетела стрела, обессиленно клюнувшая мой наплечник. Ага. Дреморы. Уф. Магический щит - это все-таки хорошо, да. Полезно.
Поверженный даэдра тем времением достиг подножия высокой скалы и бессмысленной кучей доспехов остался валяться там, где упал.
Как же открываются эти клятые ворота?! Потому что карабкаться по отвесным скалам я не могу, а левитация тут не работает,- ну ясно, никакого тяготения, которое можно было бы преодолевать, тут, конечно нет, - личная вотчина Принца Даэдра, понимаешь.
Надо в башню. Может быть, там что-то есть.
Я достал платок, вытер взмокший лоб и засунул его под ремень набедренных щитков. Тут нельзя ничего оставлять.
Глотнув воды из фляжки, я побежал к пресловутой башне, потому что заметил подозрительную активность на скальных стенах, в которые были вмурованы ворота и угрожающе-массивная башня справа от них. Комически угрожающая и гротескно массивная, я бы сказал. У Даэдра совсем нет вкуса - их природой им не положено. О чем я думаю?
Залпы тяжелых дреморских стрел просвистели всего два раза, и я уже был в слепой зоне у входа. Ха! неплохо! Ни одного попадания. Тот йокудианец не зря брал золотом, при этом ежедневно и безо всякого почтения выколачивая мной, владетельным лордом, виквитовую лужайку!

Двери неожиданно бесшумно разъехались встороны передо мной (я не ожидал ни того, что они откроются без всяких усилий с моей стороны, ни того, что это произойдет без каких-бы то не было звуковых эффектов). Внутри был сумрак - где-то там едва мерцали тусклые огни - с того места, где я стоял казавшийся практически непроницаемой тьмой.
Я сотворил заклинание ночного зрения, вытащил короткий, плавно изогнутый меч и крадучись вошел в башню.
Двери позади меня, тихо прошуршав, скрыли красноватые отблески лавовых потоков и их низкое бормотание. Я не стал оборачиваться.
***
Я брел к здоровенному угольно-черному не то храму не то дворцу. На ступенях стоял почетный караул дремор. Доспех на мне был разорван, измят и местами проплавлен. Меч я где-то потерял по дороге, впрочем, это не имеет уже никакого значения. Сам я, кстати, выглядел вовсе не лучше собственных доспехов: золотистую кожу лица пятнали ожоги различного происхождения, да и тело все болело. Подойдя чуть поближе, я рассмотрел узоры, черные на черном, украшавшие, - хм? - храм-дворец. Эти болезненно переплетенные барельефы изображали уничтожение, низвержение и убийства. Понятно.
Дреморы отсалютовали мне мечами. Я слегка кивнул им и, подобравшись, начал подниматься по ступеням.
***
Вспыхнули две здоровенные каменные чаши у оснований прихотливо изогнутой, усаженной зловещего вида шипами и крючьями, арки, к которой я все-таки поднялся, и из струй пламени соткалось чудовищно огромное существо с мускулистым торсом, начисто лишенное первичных половых признаков и о четырех верхних конечностях. Владыки Даэдра. Любители эффектных появлений, н-да.

Мехрун Дагон, как мне показалось, криво усмехнулся, и нечеловеческий, нереальный голос, идущий со всех сторон, сказал:
- Ну здравствуй, Дивайт Фир.

>> Dr. YankeeDoodle:
В общем неплохо. Особенно радует отсутствие пафосной готичности
Первый абзац хорош, но далее есть несколько чисто стилистических замечаний:


Коряво. И вообще вся фраза странная


"Слегка изогнутый" - лишнее уточнение тут, мне кажется. Кроме того, лишние запятые.


"Всецело" тут не подходит, скорее надо "в общем" или что-то подобное.

Но это так, по мелочам.

>> Azzi:
Спасибо.

Таки согласен. надо править.

Намек на вакидзаси

Хм... Это тоже надо поправить

Придумалось вот... написано на одном дыхании, прошу прощения за возможные ляпы или неточности - вычитать просто не успел.
Буду весьма признателен за любую критику и комментарии, а также за указание на ошибки и логические нестыковки.

Нет бога кроме Бога (альтернативная точка зрения на Lore)

- Азалия, ты бы хотела когда-нибудь вернуться? – Боб пристально смотрел на женщину, которая явно не ожидала подобных вопросов и теперь сидела в полном замешательстве.
- Вернуться? - переспросила она. – Ты же знаешь, что это невозможно.
- Я спрашивал не о том, ты это прекрасно понимаешь. Хотела бы?
- К чему этот разговор, - та, которую назвали Азалией встала из своего кресла и сейчас стояла спиной к собеседнику, перед огромным, во всю стену экраном, любуясь неповторимым видом звезд, который можно увидеть лишь из космоса. Всем своим видом она демонстрировала, что разговор окончен.
Но Боб был настойчив. Он подошел к женщине почти вплотную и заглянул в глаза – к них он увидел отблеск чужого солнца, и - он хотел в это верить - слезы.
- Азалия, я придумал способ, ты не представляешь даже как это просто. Азалия, послушай, мы вернемся, только помоги мне, прошу тебя, Азалия – он говорил лихорадочно-быстро, боялся, что его перебьют и он не успеет сказать. Но Азалия молчала, и, казалось, не слышала его горячих слов, ее мысли были где-то далеко – быть может, на потерянной Земле, покинутой тысячи периодов назад, а быть может она была занята тем, что отыскивала в глубинах сознания образы тех, кто был когда-то значим и любим, но давно превратился в прах, оставив после себя лишь легкую рябь на поверхности памяти. Тысячи периодов – долгий срок, даже если твой мозг модифицирован и помещен в особое тело. Впрочем, врядли найдется еще кто-то кроме них, кто смог бы для сравнения поделиться подобным опытом.
- Боб, зачем возвращаться? – этот простой вопрос подействовал как пощечина. Мужчина попятился.
- Зачем? Подумай, о чем ты говоришь! Затем, что… - ответ казался ему таким простым и очевидным, что он не мог подобрать слов, что бы выразить свои чувства и возмущение подобным вопросам. Азалия улыбалась.
- Подумай и о другом, Боб, - она говорила тихо, вкрадчиво – так, должно быть, она говорила бы со своим ребенком, если бы он у нее мог быть, - подумай о том, что остальные члены Черной команды не захотят возвращаться, слишком уж прочно они связаны с этим миром, слишком вросли в него, стали его частью, не говоря уже о том, как дорога им роль кукловодов. А пока мы здесь, Белая команда не покинет эту систему. Ни при каких обстоятельствах. Кому как не тебе знать это, Боб.
Боб молчал. Свой план он вынашивал вот уже несколько сотен периодов, он лелеял и взращивал его, продумывал все детали и возможные препятствия на пути к его осуществлению. С того самого момента, как два гигантских корабля-матки, Анон и Падамар, неточно просчитав точку гиперпространственного выхода, исчезли в чудовищной вспышке аннигиляции, лишив таким образом членов своих экипажей всякой надежды на возвращения, Боб ни на секунду не переставал думать о способах вернуться. Он единственный из членов экипажей обоих кораблей не смирился, не перестал искать выход. Согласившись с общей концепцией действий, он, тем не менее, воспринимал ее как нечто временное, как вынужденную остановку на пути к дому, в то время как остальные постепенно свыклись с мыслью о вечности, которую им предстояло провести в чуждом мире, отказались от всяких надежд и даже более того – упивались своей неожиданной ролью и представившимися возможностями.
Могли ли они подумать, что научно-исследовательское путешествие, в которое они отправились когда-то, в совсем другой жизни, обернется такими последствиями? Их готовили для длительного пребывания в космосе, их снабдили искусственными телами, а сознание изменили, расширив и преобразовав само представление о человеческих возможностях. Проект по подготовке такой экспедиции занял не одно столетие, земляне рассчитывали на триумф и прорыв, но таких последствий не ждал никто, в том числе и сами путешественники, некогда уверенные в том, что непременно вернутся.
А в какой-то момент надежда на возвращение показалась столь призрачной и эфемерной, что все предпочли забыть о ней как о нереальной фантазии. Все, кроме него. И вот теперь, когда возвращение перестало быть иллюзией, он вдруг понял, что не знает, зачем им возвращаться.
- Боб, - Азалия нарушила затянувшееся, напряженное молчание, прервав тяжелые его мысли. Она ласково взяла его за руку, и в ее глазах он прочее сочувствие, заботу и даже жалость.
- Боб, неужели ты полагаешь, что никто из нас не мечтал о возвращении? Но подумай сам – куда мы вернемся? На Земле прошли тысячелетия, и совершенно неизвестно, что ждет нас там - встретят ли нас люди, или андроиды, чуждые человеческому? Вспомни, когда мы улетали, даже нас считали другими, а кое-кто говорил, что мы – уже не люди. Мы слишком отличались от них физиологически, сохранив при этом чисто-человеческое эго и самоопределение. Но то было лишь начало. Мы были началом, открывшим путь к другой ступени эволюции – рукотворной эволюции. И кто поручится, что она не зашла так далеко, что мы не встретим на Земле людей, что те, кто ее сейчас населяют, поймут нас, а мы поймем их - духовно поймем? Так зачем же нам тогда возвращаться? Мы хотим к людям, но ждут ли они нас там – люди, в том понимании, которое мы привыкли вкладывать в это слово? Боб, неужели ты не задумывался об этом? – Азалия смотрела на Боба с состраданием, свойственным отзывчивым женщинам, которые вынуждены причинить кому-либо боль во имя дальнейшего блага.
Боб по-прежнему молчал, похоже было, что он и в самом деле был слишком одержим своей сумасшедшей мечтой, чтобы задавать себе подобные вопросы. Наконец он медленно сел в кресло и автоматическим движением переключил экран в режим трансляции в реальном времени – взору открылась величественная картина звездной системы и удивительной красоты планета, на орбите которой находился их корабль.
Протяжно зазвенел сигнал внутренней связи, возвещая о том, что лирическое отступление пора заканчивать и возвращаться к текущим делам.
На визиофоне возникла физиономия дежурного, который возбужденно сообщал, что преступник доставлен и можно приступить к допросу.
Вздохнув, Азалия взяла с приборной панели генератор и молча покинула смотровую, оставив Боба в тягостном одиночестве. Отправилась к лифтам – задержанных держали обычно на нижнем ярусе, хотя, для такого арестанта можно было бы сделать исключение.

- Как вам удалось связать его?
Капитан службы безопасности довольно хмыкнул и еле сдержал горделивую усмешку – он знал, что проделал большую работу, и ему за это полагается повышение, а может быть даже Воплощение, о чем он, впрочем, старался не думать – суеверно опасаясь сглазить.
- О, мэм, это было не просто, но без связи с Источником он значительно ослаб, поэтому нам удалось уничтожить его тело и заключить психоматрицу, которую мы уже воплотили в искусственное временное вместилище.
- Капитан, право же, оставьте эти нелепые выражения для своих подчиненных, - перебила его Азалия. Капитан поник, и как-то съежился, резкий тон на фоне его достижения, показался ему обидным и даже оскорбительным.
- И в какую же форму вы его заключили? – после паузы поинтересовалась Азалия, которая пожалела незадачливого Обычного и была недовольна своей резкостью.
- Мы опасались фокусов с его стороны, поэтому поместили его в анатомическую базовую форму, с придаточными…
- Что? Базовую?.. – Азалия захохотала, - хочешь сказать, что вы дали ему лишь голову, потому что боялись что он сбежит и… новый приступ смеха не дал ей договорить.
Капитан растерянно хлопал глазами, не понимая чем вызвано веселье Хозяйки.
- Ну вот что, - отсмеявшись сказала она, - никуда он уже не денется, воплотите его в Обычного, а если хотите перестраховаться – накройте магнитным рассеивающим экраном, врядли наша птичка рискнет своей личностью ради эфемерной возможности побега. Впрочем, лучше все-таки не рисковать – для наблюдения за процедурой пригласите Мериду, она позаботится о том, что бы все прошло гладко.
Да, и пока будете возиться с этим, пошлите за Четырьмя –Большой Совет проведем в нынешний микропериод.
Представившуюся паузу она решила использовать для разговора с Германом, разговора, который она так долго откладывала, но тянуть, похоже, было нельзя.

В связи с предстоящим Советом повсюду царило оживление. Редко когда все члены бывшей Темной команды собирались вместе на одном модульном корабле.
Впрочем, четырех из них пока не было и основная суматоха по поводу их прибытия еще предстояла.
Вобщем-то нельзя сказать, что они не доверяли друг-другу, в конце-концов они были связаны круговой порукой и смерть любого из них могла поставить под сомнение существование всех остальных, и даже членов Светлых, однако, существовали вещи альтернативные смерти, поэтому бдительности никто из их не терял, и предельную осторожность в виде усиленной охраны и совершенного вооружения, проявляли все, но Четверо были просто параноиками в плане личной безопасности и хлопот с размещением их телохранителей и их самих предстояло немало. Азалия, как хозяйка, была вынуждена часть своего внимания отдавать и этим, сугубо-бытовым вопросам, а ведь были вещи и поважнее.

Герман как-всегда занял апартаменты под самым куполом, потеснив саму Азалию, которая, впрочем, ради присутствия на Совете Мастера Памяти готова была проявлять чудеса гостеприимства.
Надев на лицо приветливую улыбку она осторожно «постучалась» к Герману напрямую, дабы узнать, не побеспокоит ли его своим визитом. Пользоваться телепатическими возможностями коммуникации считалось дурным тоном и позволялось лишь между близкими людьми, но в случае общения с бывшим любовником можно было отбросить излишние церемонии.
Герман ответил не сразу, Азалия с удивлением отметила про себя, что он спал, что, разумеется, было архаичной бессмыслицей. Впрочем, чего еще можно было ждать от Мастера Памяти…
- Сама ты архаичная бессмыслица – «услышала» она в голове насмешливый «голос» Германа. Конечно, говоря о телепатической коммуникации, нельзя было подразумевать в привычно смысле такие вещи как «голос», или «насмешливость», однако Герман был весьма тонким телепатом и умел придавать своим мыслеобразам очень яркие эмоциональные оттенки, пожалуй, никто не мог сравниться с ним в этом умении.
- Как я могла забыть о твоей способности проникать глубже возможного, - «улыбнулась» Азалия, окрасив мыслеобразы теплой, приветливой эмоцией. К тебе можно?
- Входи, - заструилась у нее в сознании мысль Германа.
- С чем пожаловала? – спросил он уже вслух, когда Азалия вошла в комнату. Наверняка разговор будет не из приятных, - недовольно проворчав он.
- Герман, кажется, у нас назревает кризис, - начала было Азалия и запнулась, натолкнувшись на насмешливый взгляд Германа.
- Пришла сыпать банальностями? – засмеялся он. Кризис у нас перманентный, с тех самых пор как кое-кто из нашей команды выступил против Дьявольского Источника и его чертовых адептов, - добавил он с усмешкой.
- Не называй это так, - вспыхнула Азалия.
- А то что? – Герман откровенно забавлялся, наблюдая за ее реакцией, однако за внешней веселостью скрывалась напряженная работа мысли и воли – сегодня или никогда, он понимал этого и страшился того, что может последовать за предстоящим разговором.
- Господи, Азалия, в нашем положении суеверие выглядит достаточно… ммм… глупо. Но, впрочем, я, как твой гость и преданный поклонник, назову его так, как тебе будет угодно. А как тебе, кстати, угодно? Абсолютный Разум? Священный Источник Волшебной Энергии Наделенный Самосознанием? – Германа продолжал веселиться, поддразнивая Азалию.
- Прекрати! – Азалия была вне себя от ярости. Ты также мало знаешь об этом, как и все мы. А мы не знаем практически ничего, мы сумели лишь воспользоваться его сущностью и возможностями, так и не разгадав природы и ты знаешь, сутью чего он мог быть!
- Послушай, Азалия, ты впадаешь в мракобесие, и - ах, я надеялся, что тебя сия чаша миновала. Герман посерьезнел. Да, я не знаю природы Источника и подлинного сущности его энергии, но я ученый, а не мистик, и могу предполагать. Так вот, хотя мы и не обсуждали этого (а не обсуждали мы этого лишь потому, что в наше сознание вбили стереотип, барьер, препятствующий всякому желанию говорить на эту тему), кое-какие догадки я имею. Это там, на Земле, им казалось удачной идеей наложить табу на всяческие попытки осмыслить Источник… - Азалия попыталась что-то сказать, лицо ее перекосилось от суеверного ужаса, а в глазах читались страх и отвращение. Тряхнув головой, она попятилась от Германа, собираясь покинуть комнату, но тот, решив довести начатое до конца, схватил ее за плечи и с силой сжал, принуждая слушать.
- Так вот, моя дорогая, ты хотела поговорить о кризисе? Давай поговорим. Но прежде мы должны поговорить об Источнике.
Тогда это была вынужденная мера - запретить нам думать о том, что же представляет собою Источник. Тогда, но не сейчас.
Они считали, что осмысление структуры такого плана может помешать нам выполнить нашу задачу, и они правильно опасались на этот счет.
Однако, времена изменились, да что там! - мы изменились, изменились наши цели, и… пожалуй, у нас их не осталось вообще, а мы по-прежнему скованы этим древним психологическим табу и  продолжаем всячески избегать любых попыток обсудить сущность того, что нами движет в той или иной степени, или, по-крайней мере, является частицей нас самих. А ведь это чрезвычайно важно, понимаешь? – Герман перешел на телепатическую «речь», полагая, что таким образом сможет донести свои мысли и ощущения лучше и полнее. Азалия беззвучно плакала, повиснув в его руках безвольной куклой. Барьер в ее сознании был чрезвычайно силен, самому Герману потребовался не один период что бы преодолеть его.
- Слушай, просто слушай, - «говорил» он. Когда на Земле открыли саму возможность Связи, показалось, что это будет связь с Богом, но это было не так. Нам, пораженным возможностями, которые открывала Связь, казалось, что это и есть Божественное. Связь, теоретически, позволяла проделывать вещи, сопоставимые с деяниями Бога – зажигать и гасить звезды, останавливать время и протыкать пространство… людям показалось, что мы сможем все и не иначе это Бог дарует нам такие способности.
Однако, было и еще кое-что, кое-что такое, о чем узнали только члены Проекта, Источник обладал неким разумом и осмысленностью, во всяком случае такое впечатление создалось у тех, кто работал над его изучением.
Не смотри на меня так, Азалия, об этом знал не только я, но и, разумеется, Связанные Двуединые, а также несколько членов экипажа Светлых. Именно это должны были сохранить мы в тайне от остальных в командах, и именно поэтому всем нам поставили этот искусственный барьер, табу. Да, Азалия, у нашего путешествия была и еще одна цель, помимо изучения этой планетарной системы, – Связанные Двуединые были в каком-то роде марионетками Источника, но я думаю что марионетками были все мы, ведь все мы в определенной степени связаны с нем, пусть и не так плотно и неотделимо, как Двуединые. Мы, словно подопытные морские свинки, должны были исполнить волю Источника, в полном неведении, что нами управляют, дабы не искажать его возможные «приказы» и побуждения своими личностными проявлениями. Мы должны были стать его инструментами и продемонстрировать людям на Земле к чему это приведет.
Я долго осмысливал все это, и, думаю, Источник не всемогущ. С одной стороны, думаю, взрыв наших кораблей не был случайностью, но с другой – полагаю, что мы давно отклонились от «плана» Источника, если конечно у него был «план» и я правильно трактую его «разумность», впрочем, ее скорее всего просто невозможно постигнуть человеческим сознанием, слишком уж она глобальна и всеобъемлюща.
- Но Двуединые… - Азалия не договорила, преодоление табу давалось ей нелегко.
- На Земле посчитали, что целесообразно будет разделить нас на две равные команды, а что бы исключить влияние человеческого фактора, создали Двуединых, наших капитанов. Их психоматрицы были абсолютно идентичными и связь с Источником легла в основу этих психоматриц. Более того, каким-то образом они были связаны друг с другом и даже… даже можно сказать были единым целым. На момент отлета они были самыми удивительными существами из когда-либо существовавших – полностью рукотворные, но, как говорили теософы и мистики Проекта, Искра Божья в виде связи с Источником присутствовала в них, и потому они были ближе к Богу как никто. Я не верю в это, но, все же, до того, как мы открыли Связь, попытки создать искусственного человека были обречены на провал, несмотря на то, что «душу» в виде психоматриц мы умели фиксировать и даже заключать.
- Я полагаю, что именно наличие в каждой человеческой психоматрице изначальной связи с Источником и дало повод усматривать в нем Божественное, - тихо добавил Герман уже вслух, не глядя на Азалию.
В комнате воцарилось молчание. Герман, который все еще продолжал держать Азалию, словно опомнился, осторожно усадил ее в кресло и сам присел на пол перед нею.
Женщину била нервная дрожь, но постепенно она начала приходить в себя и, наконец, заговорила – неожиданно твердо и уверенно для человека, чьи представления об основах мироздания только что были потрясены.
- Знаешь, что-то такое я подозревала. Не настолько осмысленно, но все же… думаю, подобные подозрения и сомнения терзали не только меня, но и многих из нас. С самого момента раскола, когда Четверо обвинили Светлых в сговоре и развязали конфликт, я мучалась мыслью, что все происходит будто по сценарию – конфликт, переросший в настоящую войну, гибель нескольких Светлых, ослабившая всех нас, уничтожение кораблей и… и то, что случилось с одним из Двуединых – все это похоже на заранее спланированную комбинацию, которая должна была привести нас к тому, к чему она привела… и нынешний назревающий кризис выглядит очередным кусочком непостижимой мозаики…
- Ты слишком высокопарна, Азалия, - улыбнулся Герман. - Думаю, падение Двуединого не было частью плана Источника, если, конечно, допустить, что это вообще возможно. Его падение и рассредоточение психоматрицы, высвободившее колоссальное количество энергии и связавшее планету с Источником неразделимыми узами, было случайностью. Я почти уверен в этом. Случайностью, отклонением был и раскол между самими Двуедиными. Об этом знали лишь члены Светлого экипажа, я же получил сведения об этом много позже, да и то – знаю далеко не все. Думаю, изначально отклонения начались как-раз с конфликта между Двуедиными, этот конфликт повлек за собой частичный разрыв их психоматриц, что привело к физическим изменениям в этой системе, изменениям такого порядка, что ни предсказать их последствий, ни спрогнозировать дальнейшие события мы не моли – началось необратимое.
Двуединые лишились рассудка – так это поняли Светлые, ставшие свидетелями того кошмара. Они предприняли экспедицию на планету и построили там убежище, в которое собирались временно поместить Двуединых. Четверо же восприняли их действия как заговор и вступили в открытую конфронтацию. Светлые, бывшие хранителями духовных знаний, в отличии от нас, Темных, адептов науки, предпочли смерть во имя защиты высших целей экспедиции – так во всяком случае я понял их действия. Они посчитали, что Четверо представляют угрозу для Двуединых, в то время как Четверо полагали, что Светлые хотят захватить одного из них и сбежать на Землю, бросив нас здесь.
- А разве это было не так? – Азалия говорила достаточно спокойно, барьер в ее сознании был почти сломлен, что давало ей возможность мыслить и говорить связно. - Двуединые были сердцами наших кораблей, лишь благодаря из тесной связи с Источником мы могли совершать пространственные прыжки такого уровня, и действия Светлых… все указывало на то, что они собираются покинуть систему…
- Ошибаешься, Азалия. Светлые действительно хотели покинуть систему, что не говорит о том, что они хотели нас здесь бросить. Светлые, ставшие добровольными телохранителями Двуединых, думаю, раньше нас поняли, что движимые Источником, Двуединые планируют остаться здесь и заставить нас остаться с ними. Думаю, Светлые были напуганы, поэтому действовали опрометчиво, чем и спровоцировали Четверых. Взрыв Анона и Падамара не был случайностью – я убежден в этом. Двуединые таким образом вынудили нас остаться здесь и исполнить «волю» Источника. Но в то же время это доказывает, что несмотря на нашу собственную Связь, сами мы вольны в своих действиях, раз Двуединым пришлось принуждать нас таким способом.
- И ты хочешь сказать, что падение Двуединого было незапланированной случайностью?
- Пожалуй что так, Азалия. Нашей декларируемой целью было изучение данной планетарной системы, чертовски похожей на Солнечную – девять планет, центральное светило сходное с нашим – типичный желтый карлик, но главное – планета, имеющая азотно-кислородную атмосферу и приемлемый для жизни климат. Все это сделало данный мир чрезвычайно интересным и важным объектом для изучения, и стало целью нашей экспедиции.
«Целей» Источника, если применительно к нему допустимы такие аналогии,  мы не знаем, однако я сомневаюсь, что преобразование этой системы, которое произошло по нашей вине, пускай и косвенной, могло входить в его «планы». Слишком уж случайным все выглядит, хотя… хотя этот вопрос наверняка останется без ответа. В любом случае, рассредоточение психоматрицы Двуединого, сделавшее возможным прямое использование энергии Источника, а также наши генетические и социальные эксперименты на этой планете, привели нас к… обожествлению и возложили ответственность за судьбу этого мира. Так или иначе, было ли это частью плана или не было таковым, случилось так, как случилось, Азалия.
- К чему ты клонишь, Герман? К чему вообще этот разговор? – только сейчас Азалия поняла, что врядли Герман стал бы просто-так говорить с нею о таких вещах и за всем этим разговором скрывается нечто большее, нежели абстрактная дискуссия на тему природы Источника и высших целей.
- Разве ты не хотела поговорить со мной о кризисе, Азалия? – Герман чуть улыбнулся, скорее глазами, нежели губами. – Похоже, этот кризис станет переломным для мира, частью которого мы стали. И, похоже, перед нами встанет выбор, который не стоял никогда прежде.
Азалия молчала, выжидая, и после некоторой паузы Герман продолжил.
- Разве Боб не говорил с тобою о возвращении? Он нашел способ, Азалия. Способ, осуществимый лишь в данных обстоятельствах. Нам, похоже, предлагают выбор – уйти из этой системы, прервав прямую связь с Источником и лишив этот мир того, что его жители, наши питомцы, зовут «магией», а также лишив их нашего «божественного» присутствия, позволив тем самым самим распоряжаться своей судьбой, или остаться навечно.
И выбирать предстоит быстро, чрезвычайно быстро – один из Четырех, кажется, нашел способ открывать устойчивые порталы между физическим миром и своей ментальностью, порожденной Источником, и это беспрецедентное по своим масштабам событие – до этого мы могли лишь существовать в своих ментальных планах, подпитываемых источником, и связь этих энергетических пространств с физическим миром была очень зыбкой, что обеспечивало нам общую стабильность мира, переплетенного с Источником. Теперь обстоятельства изменились, и, боюсь, никто не сможет предсказать последствия этих изменений…
В комнате воцарилось молчание. Наконец, Азалия произнесла, чуть запинаясь:
- Ментальные планы членов Команд существуют вот уже многие тысячи периодов, они настолько стабильны, что даже доступ Автохтонов к Источнику, посредством воздействия на рассредоточенную матрицу Двуединого, не нарушил этого устойчивого равновесия…
- Не нарушил? – Герман усмехнулся. - Разве? Разве это не привело к появлению нового ментального плана, поглотившего психоматрицы целого народа Автохтонов? И мы до сих пор в точности не знаем, как это могло произойти, даже более того, мы не знаем механизма появления наших собственных ментальных Планов, хотя и в совершенстве научились пользоваться возможностями этих планов, не говоря уже о возможностях Источника. Механизм перехода психоматриц из физического пространства в ментальный план для нас по-прежнему остается загадкой – что происходит с физической формой во время такого перехода, что происходит с самой психоматрицей, каким образом она воплощается в осязаемую форму в ментальном плане и может ли вернуться обратно?..
Мы даже в точности не знаем, что представляют собой психоматрицы, «души», хотя и умеем ими оперировать и воплощать в формы.
Но главный вопрос пожалуй в другом – останется этот мир стабильным с открытием порталов между физическим миром и ментальными планами, и не повлечет ли это за собой чудовищный коллапс?..

Договорить Герману не дал сигнал внутреннего интервидения – он возвестил Хозяйку и ее гостя о том, что все готово к допросу.
Не сговариваясь, Азалия и Герман поднялись и молча вышли из комнаты. В молчании же они проследовали по гравитационной дорожке к лифтам и спустились на нижний ярус, в голографический зал.
Психоматрицу задержанного воплотили в тело Обычного, о расовой идентичности никто не заботился.
Задерженный сидел, поджав ноги, на небольшой круглой платформе, вокруг которой слабо мерцало поле защитного экрана – стоило кому либо, обладающему «душой» пересечь такой экран, как его психоматрица была бы рассеяна и он бы перестал существовать как личность.
Видно было, что близость такого убийственного экрана пугает пленника, но еще больше его пугал антураж – специальное устройство, воздействующее непосредственно на сознание, генерировало удивительную по реалистичности иллюзию, и скорее всего несчастный видел вокруг себя бушующее адское пламя или что-то не менее устрашающее, подобающее явлению богов.
- А ведь он и сам был почти богом, - размышляла Азалия, наблюдая за съежившимся на своей платформе пленником, - и при этом так боится личной смерти и «настоящих», как он думает, Богов… Пожалуй, нет ничего более жалкого и унизительного, нежели пленение некогда великого, но слабого духом существа…
Пора было начинать допрос. Нажав на кнопку небольшого устройства, носимого на поясе, Азалия сбросила с себя покров невидимости и предстала перед пленником в том виде, который порождала перед ним голографическая галлюцинация – огромная, в сверкающих одеждах, пышущая жаром, она являла собою картину первобытного Божества, вершительницу судеб смертных, и задержанный еще больше съежился при виде ее.
- Азура… - в благоговейном ужасе прошептал он.
- Здравствуй Вивек из Морровинда, смертный, - ответила ему Богиня.

>> Янус Полуэктович:
Несколько синтаксических ошибок.
В остальном же - молча аплодирую.

Вспомнил про это свое творение и зашел перечитать (ибо у себя на большом брате не сохранил)... н-да уж, свежий взгляд открыл не только множество грамматических ошибок, но еще и затруднительную для понимания стилистику :- (

>> Azzi: благодарствую за столь лестную оценку - весьма неожиданно и мне, право, очень приятно.

Призрачный осколок счастья

Сумерки утреннего воздуха сменились душным запахом пещеры. Шаркающие звуки закованных в кандалы раздавались со всех сторон, и будут раздаваться еще сто тридцать два раза. Ни больше, не меньше. Потом он вздрогнет от привычного толчка длинной палки с острым стальным наконечником. Как обычно он остановится и, опустив глаза в пыльный пол пещеры, и будет молча  ждать, пока другой стражник резкими движениями станет снимать с его ног тяжелые и ржавые браслеты, а потом надевать на правую ногу другой, длинной громоздкой цепью уходящей к черному столбу. Потом высокий мер с бледной и желтой кожей встанет перед ним на колено и, положа длинные тонкие пальцы на кольцо, что-то прошепчет и ржавые цепи вспыхнут, засверкают какой-то миг призрачным желтым светом. Этот свет, как он знал, отразится в его больших зеленых глазах, зрачок почти исчезнет, превратившись в едва видимую темную линию. Мер поднимет глаза и, если на белке его глаз не будет красных прожилок, то он разозлится, и тот стражник с длинной палкой повторно ткнет ему в спину кусок острого металла. За несколько месяцев этот мучитель довольно сносно натренировал руку и глаз и бил теперь точно в одно и тоже место, в левую лопатку. По лапам, как выражались эти красноглазые, ему бить запрещали, боялись, что покалечит.
Когда желтокожий мер уйдет к другим проделывать свои удивительные чудеса, закончится присказка, начнутся будни.
***
Кирка вонзилась в скальную породу, наполовину уйдя в шероховатую поверхность. Затем с усилием вынырнула, взлетев высоко над головой раба. Мгновение зависнув в пыльном воздухе, ловя на полированной поверхности отблески скупых факелов, вновь опускалась в породу, будто вспахивая окаменелую землю. Вот только сажать здесь нечего, только собирать. Когда под слоем породы острый глаз замечал тусклый зеленый цвет, так напоминающий листву деревьев, хаджит откладывал кирку, расчищал поверхность лапами, освобождая зеленый цвет от уродливой оболочки. Вытянув, если получалось, кусок легкого и очень прочного материала, который хозяева называли стеклом, он относил его в ящик, находившийся недалеко от столба, к которому он был закреплен. Затем он возвращался к своему месту, брался за окаменевшее древко кирки и вскидывал ее над головой.
Рядом с ним, он знал, другой раб собирал породу, которую он ворошил, и складывал в тележку, что бы потом отвести ее на поверхность. В какой то мере он ему завидовал, этот ящер чаще других видел свет звезды, но от этого лучше он не выглядел, и Дра’Жар понимал почему.
В коротких промежутках он любовался бликами, которые носились по кривым граням его кандалов, медленно, чтобы не спугнуть огоньки, поворачивая ногу то влево, то вправо, стараясь попасть в свет факела. Стражник, когда замечал его манипуляции, окрикивал его и, видя, что раб не слышит его, вскидывал в привычном для себя жесте длинную плеть. Зависнув в вытянутой руке длинной, похожей на огромную змею дугой, плеть опускалась на грудь залюбовавшегося хаджита, который больше от неожиданности, чем от силы удара, вскакивал на ноги, испуганно озираясь по сторонам. Получив от стражника еще один предупреждающий удар, Дра’Жар отправлялся работать, даже если время отдыха не прошло. И вновь все повторится, и будет наполняться ящик из просмоленных досок, что бы после стражники унесли его в ту часть пещеры, куда ни одного раба не пускают. А те, кто попадал туда, уже не возвращались. Но Дра’Жар не думал о них, он думал о том, что если не успеет наполнить ящик до сигнала, еды он сегодня не получит. С этим было строго и просто – хочешь есть, работай. Те, кто не хотел, долго не задерживались здесь. А он хотел задержаться... И на то были свои веские причины.
Когда мышцы налились привычной тяжелой болью, прозвучал сигнал. Хаджит удовлетворенно посмотрел на ящик, который был полон осколков вулканического стекла. На его измазанной морде появилось что-то вроде улыбки.
– Прочь с дороги, мешок. – стражник, не дожидаясь, пихнул Дра’Жара сторону, отчего тот потерял равновесие и свалился на землю. – Без еды у меня останешься!
Это была единственная угроза, которую все слышали за весь день. Возможно, других стражник и не знал, а возможно, он просто не знал того, что знал  Дра’Жар. Еда была не главным для него, совершенно не главным.
И на этом работа закончилась, желтокожий маг не пришел да этого и не надо было – заклятия иссякали сами собой к вечеру. Дра’Жар мог бы попытаться освободиться в это время, когда свечение на кандалах еле теплилось, а стража была не такой бдительной. Но пока он об этом не думал, пока это было рано...
Когда томительная процедура закончилась, их колонной выводили из шурфа, не забывая проверять на наличие прихваченного хозяйского добра. Для хаджита это было смешно, так как на них почти не было одежды, а аргониане так вообще не могли ничего спрятать. Но стража до упорства пьяного норда осматривала каждого, заставляла открывать рты и даже заглядывала в уши. Такие проверки редко заканчивались удачей, и Дра’Жар знал даже почему.
Его внезапно привлек шум, который шел спереди. Из колонны вылетел от сильного удара один из хаджитов. Привязанный к общей цепи, он не смог далеко отлететь, цепь натянулась и раб упал на землю. К нему подошел стражник, в руках он держал похожий на булыжник камень. Вот только цвет у этого камня был бледно зеленый, тускло светящийся как будто изнутри. Этот самородок показался Дрa’Жару каким-то знакомым.
Стражник подошел к хаджиту, наступив правой ногой ему на грудь.
– Я давно следил за тобой, ничтожество. – его красные глаза превратились в две линии. – Показывай, где спрятал остальное. Я не поверю, что этот один!
Не дожидаясь, когда распластанный в пыли хаджит что-то ответит, данмер пнул того в низ живота кованным концом сапога. От удара тот пронзительно вскрикнул и сжался в позе эмбриона. Стражник замахнулся снова.
– Стоять! – желтокожий мер выступил вперед. – Так ты ничего не добьешь от него, капитан, и просто истратишь потраченные на него деньги.
– Как скажите, магиус. – стражник отошел в сторону. – Я лишь хотел добиться от него, где он спрятал сырец еще.
– Ты всерьез считаешь, что этот осколок не един? – альтмер поднял брови и пристально посмотрел сверху на стражника.
– Да, сир магиус. Он был вором, вором и остался. Наверняка хочет убежать и прихватить с собой немного добра.
– Ну что ж, я склонен тебе верить. – альтмер повернулся к все еще корчащемуся на земле хаджиту.
      Он достал из небольшой котомки, что висела у него на поясе, маленький мешочек. Развязывая его, он подошел к почти затихшему хаджиту, достав из мешочка несколько бледных кристалликов. Уличенный в воровстве напрягся, уши его мигом встали торчком, хвост вытянулся и сам он, как будто загипнотизированный потянулся к руке, что сжимала лунный сахар.
– Держи кошек встрою, капитан, если не хочешь, что бы нас разорвали на куски эти животные.
Стража с перекинутыми в руки копьями уже тыкала в строй, по которому прошелся оживленный шумок. Даже Дра’Жар почувствовал приторный запах сахара, отчего его когти на опасное расстояние вытянулись из пальцев. Не долго думая, он остановил дыхание и неглубоко воткнул когти в свои руки, чуть не вскрикнув от боли. К счастью, это помогло и рассудок не оставил его, чего нельзя было сказать о хаджите, которого поймали с поличным. Он стоял как верный пес перед этим эльфом, глаза расширились от эйфории, с открытого рта капала белая слюна, хвост совершал бешеные движения из стороны в сторону. Дра’Жар отвернулся и закрыл глаза, не в силах смотреть, что будет дальше.
А эльф улыбался, стоя над рабом исполином и богом.
– Если скажешь мне, где твой тайник, хаджит, и отдашь весь сырец, я угощу тебя сахаром, даю слово мага.
Раб замахал головой, низко прижав уши. Он уже был согласен на все. Он рванулся куда-то вглубь, но прикованный к цепи споткнулся и упал. Не понимая, почему же он не может идти, он тянул свое тело вперед, когтями оставляя глубокие борозды. Альтмер, которому надоело смотреть на это, повел в воздухе рукой и кандалы раба раскрылись. Не ожидавший подобного, хаджит кубарем полетел вперед и упал в грязь, чем вызвал бурный хохот стражников. Не замечая этого, он, все еще на четвереньках, пополз вглубь пещеры. Там, у одного из черных столбов он остановился и принялся рыть землю. Через некоторое время он вытащил из земли небольшой мешок и поволок его к альтмеру. Дойдя до него, он бросил ему мешок под ноги, отчего тот лопнул, и из него посыпались зеленые самородки разных размеров и форм. На лице мага читалось изумление, как и на лице капитана стражи. Но только Дра’Жар заметил, что не только удивление исказило темное лицо капитана, но и бешеная злость, хоть и не показал он этого при желтокожем.
Хаджит раболепно смотрел снизу на альтмера, ожидая от того обещанное угощение, но альтмер отчего-то не спешил дать кошке сахар. Вместо этого он вскинул руку над головой и крикнул «Гори!». Кисть мага вспыхнула как сто факелов разом, хаджит закричал как раненый зверь, попытавшись, однако отскочить назад. Его шерсть на теле и лапах пылала, слизываемая алыми полосками огня. Его агония длилась недолго, но та мука и боль, что он испытывал, были невыносимыми. И все же Дра’Жар стоял, стиснув зубы, и ждал, когда это закончится. Когда стон стих, он открыл глаза и посмотрел в то место, где лежало почерневшее тело раба.    
Свобода? Разве так пахнет она? Так выглядит тот, кто избавился от оков? Еще не долго, еще совсем чуть-чуть...
***
Продольная балка была длиной чуть больше, чем от потолка пещеры до земли и обратно. Посередине ее перекрывала сверху другая. Получалось что-то вроде креста. Так же от продольной балки шли три бревна вверх, они держали крышу. Сама же крыша состояла из прибитых наспех тонких досок. Сверху же все это было покрыто соломой. Для чего это было нужно, Дра’Жар не представлял, во время дождей радость от подобной конструкции могли испытывать только ящерицы, но они жили в другом бараке. Он по привычке отсчитал от края несколько досок, про себя мурлыкнул, удовлетворенный этим. А вот стены их барака, напротив, были сделаны из тяжелых булыжников, скрепленные между собой цементом. Он сам участвовал в их возведении, поэтому знал, что через них никто не проберется, другое дело крыша...
Он устроился удобнее, когда под боком кто-то зашипел. Сами появилась совсем недавно, впрочем, и он сам попался данмерам не век назад. Сами перевернулась на другой бок, она спала. А Дра’Жар не мог заснуть. Так было не часто, но сегодняшнее событие не выходило у него из головы. Даже то, что тот хаджит выдал магиусу тайник капитана стражи, не радовало, а наоборот угнетало. Теперь придется снова собирать для этого неудачника сырец. Дра’Жар оскалил свои клыки. Здесь он мог себе это позволить, спрятавшийся за стенами и ночным покровом.
За бараком была яма, в нее скидывались все отходы. Протекающий рядом ручей относил все это куда-то за пределы лагеря. А дальше была ограда. Каменная стена высотой с два его роста. Просто так через нее не перемахнешь. Но даже если и переберешься, дальше начинается горный лабиринт с петляющими тропами. Одни проводники могли ходить по ним свободно, не опасаясь заблудиться. Болота находились далеко на восток, до них добраться беглому рабу было невозможно. Это все знали, так думали все стражники. Кроме Дра’Жара. Он знал путь, как можно убежать из шахты, но никому не говорил.
Сами заурчала, проснувшись. И чего ей не спится, завтра ведь не сможет работать нормально. Но он сам не хотел спать и, потому, повернув ее к себе спиной, чуть ли не лег на нее. Сами удовлетворенно заурчала, чувствуя его тепло. Со стороны это походило больше на тихий рык.
Когда он отодвинулся от нее, она уже спала. Хаджит закрыл глаза и уже на пороге сна он увидел его, цвета молодой травы, так похожий на лист клена. Он блестел холодным серебряным цветом и был настолько обманчиво тонок, что Дра’Жар боялся дышать, когда смотрел на него. Потом он заснул, счастливый.
***
– Вам, мешки, сегодня двойная норма. – капитан стражи кричал так, что со стен штольни сыпался песок. – Этот плешивый кот благо, что сдох, я бы с него шкуру живьем содрал! Что бы к концу недели насобирали мне столько же, сколько он отнял у меня.
Он повернулся и зашагал прочь, на пути ему попался аргонианин,  собирающий руду. Ящер дорого за это поплатился, поглаживая ушибленную грудь от удара кованого сапога и плюясь кровью. Дра’Жар знал, что так и будет. Значит, работать надо будет быстрее, значит, в скором времени его переведут на другую жилу, а это было ох как некстати. Он поднял глаза вверх, как бы смотря на вскинутую кирку, но взгляд его находился в данный момент немного выше. Там, у самого потолка находилось его сокровище, его будущее. Цвета молодой травы, осколок вулканического стекла, так похожий на лист клена. Он блестел холодным серебряным цветом и был настолько обманчиво тонок, что Дра’Жар боялся дышать, когда смотрел на него. Он сильно радовался тому, что стража не видела его, иначе ему грозила бы участь отправиться в ящике в неизвестный маршрут. Он продолжал долбить руду, выкапывать осколки сырца, изредка посматривая на потолок. Все, что он ни находил, по размеру и красоте не могло сравниться с тем, что он хранил для себя. Забирайте все, хоть всю гору до основания переройте, такого вы не найдете. Он улыбался про себя, представляя себя богатым и со своим домом. В разные дни это были разные дома и разные богатства. Оставалось неизменным лишь то, что на ноге не болталась ржавая цепь, уходящая к основанию черного столба.  
Ближе к середине дня пришел капитан стражи. Он ходил от одного ящика к другому, рылся в их содержимом. Когда он находил то, что хотел, он забирал все, оставляя дно почти пустым. Когда то, что интересовало его жадную натуру не находилось, страдал очередной раб.
Когда капитан приблизился к ящику, в который складывал свой сырец Дра’Жар, он долго разглядывал содержимое. Несколько крупных, по их меркам, кристаллов  он откопал и положил в свой еще полупустой мешок. Дра’Жар продолжал взмахивать киркой, будто не замечая капитана.
– Это все, раб? – капитан пнул ногой ящик. – опусти кирку и смотри мне в глаза, падаль!
Дра’Жар положил кирку у ног и посмотрел на капитана, изобразив самый бестолковый взгляд, на который был только способен.
– Это все, что ты насобирал за сегодня? – повторил данмер, кивнув на ящик.
Хаджит часто закивал лохматой головой.
– Я вернусь вечером, мешок. – тоном, не обещающим ничего хорошего, объявил капитан. – Если я не найду ни одного стоящего кристалла, я лично спалю всю твою шерсть, ублюдок. Все, работай!
Данмер не удержался, и хаджит отлетел, ударившись о подпорку головой. Соблазн был велик, и Дра’Жар не удержался от одного взгляда. Он чуть было не вскрикнул от отчаяния, когда осколок, закачавшись, медленно упал в вовремя подставленные лапы хаджита. Его глаза расширились, когда он осознал, что он нашел свое счастье и тут же потерял. Один взгляд на капитана, и он увидел, как заблестели его узкие глаза. Дра’Жар бережно прижал к себе осколок, как прижимают ребенка, которого хотят отобрать.
Данмер уже шел к нему, чуть ли не протягивая на ходу руку, чтобы забрать то, что грело хаджита все эти месяцы рабской жизни. Дра’Жар видел это и не хотел, чтобы произошло то, что свершится через несколько мгновений – удаляющаяся спина капитана с его, Дра’Жара, мечтой в руке.
Ждать было невыносимо и он, бережно держа одной рукой осколок, другой вырвал непривычно легкую кирку. Высоко подняв ее над головой, словно она была сделана не из тяжелого металла, а из этого самого легкого, но прочного материала цвета весенней листвы, Дра’Жар взревел и бросился на почти подошедшего капитана.
Цепь на ноге натянулась до звенящей струны, нога взвыла от боли, он остановился и нанес удар. Кирка с шумом вылетела из его лапы, не задев вовремя отскочившего данмера. Ужас, объявший на мгновение капитана, сменился бешенством. Он встал с земли в полный рост и поднял вверх левую руку. Дра’Жар, все еще опьяненный ненавистью к этому темнокожему узурпатору, стоял в полный рост, не прятался как остальные. Чуть ли не впервые в своей короткой жизни.      
Две длинные стрелы ударили почти одновременно, отнеся хаджита к стене. Осколок вылетел из его руки, завис на долгое время в воздухе и медленно, словно сделанный из пуха, упал на пол пещеры. Раздавшийся дребезг уже не мог не удивить, не, тем более, поразить затухающий разум хаджита. Его огромные, цвета молодой травы глаза закрылись. Он обрел свободу, о которой так долго мечтал.    [SIZE=7]

Мое почтение всем.
Спешу предупредить, что данный текст сочинен в порядке баловства. Взгляды персонажей могут не совпадать с точкой зрения автора, а какое-либо сходство с реальными личностями на форуме является случайным и непреднамеренным ))


        Двое

        Жизнь в таверне шла своим чередом. В зале, глубина которого озарялась светом множества канделябров и масляных ламп, чрезвычайно многолюдном – вечер был в самом разгаре – маняще пахло яствами, и кругом разносилась, сотрясая стены, хмельная разноголосая речь. Деревянное здание таверны двухэтажным клином воткнулось в самом сердце империи, на перекрестье дорог, мчащих с севера на юг и с востока на запад, однако неизвестно, только ли удачное расположение собрало столь пестрое общество за соседними столиками: рядом пировали хаджит и имперец, аргонианин и нордлинг, эльфы всех мастей... странно, вот только редгардов и орков здесь почти не было. Похоже, этих грубых реальных парней мало привлекал местный клуб по интересам. Хозяин таверны, пожилой бретон, сам стоял за деревянной стойкой, приветствуя вновь прибывающих молодых повес-авантюристов, мелких воришек и рыцарей – обычно в одном лице – и сплошь прекрасных дам с таинственным прошлым. Для каждого в этой удивительной таверне находилось место, а в погребах, словно по волшебству, никогда не заканчивались маит и суджамма.
        Двери таверны не замыкались круглые сутки, и никогда не пустел ее большой трапезный зал. Новоприбывшие гости представлялись завсегдатаям, непринужденно включались в болтовню, отдыхали от изматывающих подвигов, безбожно напивались, дрались (отнюдь не на стихотворных дуэлях), мирились... и никуда не девались. Похоже, в планах путников было навсегда остаться в этой таверне, ну или, по крайней мере, наведываться сюда как можно чаще. Никто не упоминал, что он здесь на время, однажды, проездом. А если кто-то надолго выпадал из беседы, оглянувшись, можно было обнаружить его вперившимся остекленелыми глазами в одну точку, словно в этот момент его сознание находилось где-то далеко. Наверное, это было некое состояние медитации, к которому располагала здешняя атмосфера. По прошествии нескольких дней постоялец обычно приходил в себя и вновь включался в живейшее обсуждение, приставая к окружающим с вопросами, попутно строя глазки и выпивая ведра спиртного, либо принимался бить кого-то лицом об стол. Хотя некоторые для разнообразия снимали комнаты на втором этаже и проводили время там, главным образом в размышлениях, а также вынашивая темные планы, наводя красоту или же страдая от похмелья.
        Так как это была не простая таверна, публика здесь подобралась тоже непростая. Каждый из завсегдатаев был воистину поэт-воитель, храбрый и не знающий поражений, отчаянно стремящийся блеснуть тонкостью изысков речи при любом удобном случае. Оттого все разговоры здесь были полны очарования и смысла, недоступного большинству непосвященных в постояльцы. Но надо признать, в целом таверна эта являла собой довольно милое и демократичное заведение.
        И кажется, здесь появился очередной посетитель.
        На звук скрипнувшей двери повернулось несколько голов. Спустя пару мгновений уже все взгляды в таверне оказались привлечены к вошедшим, разговоры приутихли.
        На пороге стояла более чем странная парочка босмеров. Для начала следует сказать, что это были молодые парень и девушка – но не в этом заключалась странность: изумлял сам их вид, донельзя растерзанный. Молодой босмер, невысокий и крепкий, в кожаной кирасе, ветхой настолько, что она, казалось, состоит из одних прорех и держится только за счет ремней, крест-накрест охватывающих грудь, с привлекательным лицом, впрочем, усталым и довольно хмурым, был особенно примечателен скулой грозового оттенка и рассеченным лбом – темные волосы на его виске слиплись от крови. На бедре у него висел роскошный, с рукоятью, инкрустированной рубинами, огромный двуручный клеймор, который едва не царапал пол ножнами. Поневоле каждому приходила в голову мысль: «Кто прицепил такого маленького босмера к такому большому мечу?»
        Спутница бравого босмера выглядела ненамного тривиальнее. Несколько свежих ссадин на лице, проткнутая в паре мест кожаная кираса – залоснившаяся и явно с чужого плеча, разорванная сиреневая юбка... Кроме юбки длиной чуть ниже колен, на девушке были еще поножи и сапоги, подходящие для лазания по деревьям. Левый меховой, непарный со вторым наплечник был рассечен надвое, и рукав под ним имел цвет коричнево-красный, в отличие от правого, светло-желтого. Но если не обращать внимания на подобные мелочи, девушка была очень миловидна – хорошо сложенная, светловолосая, с загорелой кожей. Ее лицу не хватало одного – беззаботной улыбки.
        Хотя таверна была забита до отказа, за одним из столиков оставалось свободное место. Одно. Пока завсегдатаи с интересом разглядывали босмеров, те переглянулись, и девушка неопределенно махнула рукой, указывая на зал. Парень сделал несколько шагов вперед, и, вытягивая шею, еще раз внимательно оглядел таверну. Нет, больше мест не было. Поддернув перевязь с клеймором на бедрах, босмер вернулся, не говоря ни слова, снял с плеча лук, приставил его к стене и уселся прямо возле двери. Босмерка несколько мгновений смотрела на него, потом обошла его ноги и села рядом. Когда она отвернулась, стало видно, что ее лук сломан, вернее, разрублен – судя по ровному срезу – надвое и болтается за спиной на перекрученной тетиве.
        Всласть наглазевшись на этих двоих, общество вернулось к своим прежним темам. Люд и нелюд здесь подобрался бывалый, и не такое видали, – скоро оборванные нити бесед воссоединились, и большой зал вновь наполнился привычными разговорами и смехом. Но не все оставили пару босмеров без внимания: с одной стороны к ним приближалась, пошатываясь, хаджитка, да те, кто сидели за ближайшими столиками, время от времени бросали любопытные взгляды...
        Если сперва замечалось лишь дико-диковинное обличье босмеров, то более пристальное вглядывание открывало и другие интересные детали: похоже, совсем недавно эти двое ругались до хрипоты. Откуда известно? По все еще темным, застывшим лицам, и свирепым искоркам, проскакивающим, когда они взглядывали друг на друга – словно между ними оставалась еще невысказанная напряженность, готовность сцепиться вновь при малейшем поводе.
        – А что будут пи-ить сэрра и сэрра? – добралась таки до них хаджитка, несколько раз удачно избежав столкновения с выскакивавшими у нее на пути столами и стульями. – А не угостят ли они и меня-яям?
        Босмер небрежно отмахнулся от нее. Оскорбленно зашипев, кошка смерила его длинным презрительным взглядом, но и это не произвело никакого эффекта. Тогда немилосердно проскрежетав когтями по полу, она развернулась и поплыла обратно к стойке, бормоча под нос отборные хаджитские ругательства.
        Девушка подлезла правой рукой под рассеченный наплечник и потрогала плечо. Ее спутник повернул голову и смотрел, как она, спускаясь пальцами ниже, ощупала предплечье сквозь заскорузлый рукав, наконец, достигла кисти, тыльная сторона которой была исчерчена красными змейками и сжала пальцы левой руки. Рука слушалась. Босмерка несколько раз сжала и разжала ладонь, повернула ее другой стороной и какое-то время изучала свои красивые тонкие пальцы с прозрачными ногтями, под которыми собралась кровь. Потом она медленно подняла глаза и исподлобья взглянула на босмера. В ее взгляде читалось явное: «И в этом тоже ты виноват, ничтожество!» Парень поспешно отвернулся, напуская на себя равнодушный вид, и цыкнул зубами.
        – Ну что, ребята, сидим?
        К ним подошел сам хозяин заведения. Голос у него был вполне добродушный, но как торговец он ставил выгоду превыше всего. Оглядев потрепанную парочку, он наставительно произнес:
        – Тут вам не бесплатная ночлежка, босмеры. Если нет денег – валите.
        Они переглянулись. Парень молча поднялся и, напоследок без улыбки подмигнув своей подруге, закинул на спину лук и вышел. Когда дверь за босмером захлопнулась, хозяин перевел взгляд на сидящую у его ног девушку. Рассматривая ее со снисходительным интересом, он пожевал губами, пожал плечами... и, уходя, махнул рукой в зал:
        – Иди сядь, там есть место. Может, какой-нибудь господин угостит тебя.
        Но босмерка еще какое-то время продолжала сидеть у стены, оцепенело глядя перед собой.
        За дверью таверны что-то бухнуло. Вздрогнув, девушка поднялась и медленно двинулась к стойке вслед за хозяином. Усевшись на высокий деревянный табурет, она подперла щеку узкой ладошкой и немигающим взглядом уставилась на бретона.
        Поначалу тот делал вид, что не замечает ее. Он долго возился с бутылями суджаммы на полу, принимался переставлять на полке стаканы, распекал нерасторопных рабов – постоянно ощущая между лопаток взгляд... Наконец, торговец не выдержал и повернулся к стойке. Испуганный – и восхитительный – холодок пополз у него по спине: давно уже молоденькие девушки не смотрели на него так.
        – Как ваши дела? – пробормотал он, отводя глаза и принимаясь с усердием протирать глиняные кружки. Так и не дождавшись ответа, он сделал заключение: - Видимо, не очень-то хорошо...
        Девушка рассматривала его исподлобья, не улыбаясь, но ее темные глаза были глубоки как бездны.
        – Хотите что-нибудь выпить? – поинтересовался он.
        Босмерка убрала руку и, опершись обоими локтями на стойку, чуть склонила набок голову. У торговца взмокла тряпка в ладони.
        – За счет заведения, - поспешно добавил он, наливая девушке маита и краснея от собственной щедрости.
        Босмерка снова положила щечку на ладонь и, не сводя с бретона глаз, медленно подтянула к себе кружку – однако пить не стала.
        В этот момент в наполняющий таверну шум вторгся тонкий свист – но услышан он был только двумя. Одной из этих двоих была босмерка у стойки, которая тут же отыскала взглядом источник звука. Вторым оказался немолодой босмер с острыми, быстрыми глазами охотника, сидевший за одним из столов в центре зала. Через долю мгновения он резко откинулся на спинку своего стула.
        Из его правой глазницы торчала стрела.
        В таверне стало тихо как в склепе. Но не долее, чем на секунду, затем посетители разом повскакивали с мест... и один за другим начали падать со стрелами, засевшими в шеях, лицах, головах, – в помещении большинство воинов сняли шлемы, а прочие постояльцы, одетые в мантии и платья, и вовсе оказались беззащитнее скота не бойне.
        Пока хозяин, пребывая в полном ступоре, наблюдал стремительное сокращение поголовья клиентов, сидящая перед ним босмерка вдруг оперлась ладонью о край стойки и ловко перебросила себя на другую сторону, оказавшись у торговца за спиной. В следующее мгновение она вырвала танто из его ножен и, рванув бретона за ворот, заставила его слегка присесть, одновременно вжимая лезвие ему в шею. Торговец ошалело уставился на девушку – она ответила ему взглядом безмятежным до недоверия.
        – Скамповы отродья! – прохрипел хозяин, сложив в уме дважды два. – Чтоб вас!..
        Девушка сильнее ткнула танто ему под подбородок, и он замолчал, бешено вращая глазами.
        Тут один из постояльцев, нордлинг, у которого стрела засела в стыке доспеха возле горла, устремился к лестнице на второй этаж с секирой наперевес. Из-за голенища сапога в руку девушки сам прыгнул охотничий нож, и, коротко размахнувшись, она швырнула им в нордлинга. Поверженный великан с грохотом опрокинулся на один из столов: нож врезался чуть выше того места, которое не смогла пробить стрела.
        Босмерка подтащила торговца ближе к лестнице, но за поворотом послышался топот ссыпающихся по ступенькам ног, – в зал вбежали несколько вооруженных меров. Очевидно, они отдыхали в комнатах, и их встревожили доносящиеся снизу вопли. Прижимая к горлу торговца лезвие, босмерка один за другим вырвала три метательных ножа из креплений на поножах – разодранный подол юбки пришелся как нельзя кстати – и на три цели в таверне стало меньше. Оставшиеся в живых постояльцы засели, забаррикадировавшись перевернутыми столами в центре зала. Ни один из них так и не смог покинуть таверну – судя по куче тел у входа, дверь была подперта снаружи чем-то тяжелым.
        Хотя никто не пытался атаковать босмерку, опасаясь повредить хозяину таверны, девушка не давала повода геройствовать: прикрывшись телом бретона, она осторожно выглядывала у него из-за спины. Только у двоих в таверне оставались луки, вернее, теперь уже у одного – это был данмер, – второй лучник, аргонианин, только что перестал представлять какую-либо угрозу.
        Прячась за опрокинутым столом, данмер сейчас целился в бойницу приоткрытого люка в потолке таверны, – откуда с убийственной точностью летели стрелы невидимого мерзавца. Как и прочие, он уже нацепил на себя первый попавшийся под руку шлем.
        Одновременно прикрываясь и выискивая удобную позицию, босмерка крутанула на месте торговца и, прицелившись, швырнула в данмера метательный нож. Лезвие вонзилось ему в плечо. Мужчина коротко и зло глянул на нее, но в это мгновение в стену над его головой, вибрируя, ударила стрела, и он вынужден был пригнуться. Тень предательски выдала, как он вырывает нож из раны и затем сразу же выпивает что-то из маленького пузырька – должно быть, зелье восстановления.
        Слева, со стороны лестнице вдруг возник альтмер, на кончиках пальцев которого мерцали зеленые искорки. Сделав замысловатое движение, он метнул искры в стоящих неподалеку бретона и босмерку, но раньше, чем маг завершил заклинание паралича, девушка перемахнула через стойку. Бретон отклониться не успел и, как был, согнувшись на сторону, застыл на месте. В мага один за другим полетели четыре ножа, но он сумел отбить их встречными заклинаниями. На этом метательные ножи у босмерки закончились – но и у альтмера иссяк запас магической энергии. Не давая ему подпитать себя зельями, босмерка рванулась вперед, зажав в руке танто. Магу ничего не оставалось, как поспешно сотворить в ладонях небольшой огненный шар.
        Оценив изменившуюся обстановку, босмерка снова спряталась за торговцем и завела лезвие меча ему под глотку. Теперь альтмер не мог применить заклинание, если, как и прочие, не хотел повредить заложнику. Лицо мага от напряжения превратилось в искаженную маску – так ему хотелось уничтожить эту маленькую тварь, но по возможности, не задевая беспомощного бретона... Пока он колебался, босмерка сунула ладонь в чересплечную суму и нащупала бутылочку с эликсиром. В любое мгновение она готова была сигануть через стойку, в надежде на то, что у заклинания небольшой радиус поражения: зелье восстановления здоровья, конечно, спасло бы ей жизнь, но обгореть вместе с торговцем не входило в ее планы.
        Альтмер с дышащим сгустком жара в руках и напротив него изогнувшийся, белый как полотно бретон, танто в тонкой руке босмерки, вжимаемое в его горло, сама босмерка, выглядывающая у торговца из-за плеча... Пауза затягивалась. Босмерка приподняла руку, сильнее вдавливая лезвие в глотку торговца, и по металлу заструился тонкий ручеек. Маг тоже поднял ладони, огненный шар в них засиял ярче. Бретон мог лишь умоляюще сверлить его глазами...
        Боковым зрением босмерка заметила две вещи: из люка показался наконечник стрелы, направленной на альтмера; данмер-лучник привстал на колено и целится в сторону черной амбразуры. Дальнейшие три действия произошли почти одновременно. Босмерка одним движением перерезала глотку бретону и, толкая его на мага, в развороте швырнула танто в лучника. Меч вонзился тому в середину правой ладони, натягивающей тетиву, стрела вырвалась из пальцев и ударила в пол. Данмер выронил оружие и схватился за пробитую кисть... Третьим действием стрела, вылетевшая из люка, вонзилась в лоб альтмеру; его кинуло спиной на стену, и он медленно сполз на пол. Пламя на кончиках его пальцев погасло.
        Босмерка оглянулась на люк и улыбнулась яростной, страшной, горящей исступленной радостью улыбкой. На миг в темноте ответно сверкнули зубы... но тут с чердака донесся громкий треск: какое-то оружие, звеня, впилось в доски, с потолка посыпалась штукатурка. Еще через мгновение раздался шорох, грохот падения, и два тела, сцепившись, с глухим стуком покатились над головой.
        Несколько секунд девушка напряженно вслушивалась в звуки схватки, но понять, кто кого одолевает, было невозможно. Тогда она тихонько прокралась и выглянула из-за края стойки, оценивая обстановку в зале. За опрокинутыми столами прятались еще пятеро-шестеро постояльцев. Все они сейчас с надеждой вслушивались в происходящее наверху. Босмерка прикинула свои шансы: шестеро – а у нее пустые руки... Задачка. Не мешкая, она выбежала из-за стойки и подобралась к распластавшимся неподалеку трем телам, чтобы вырвать из них свои метательные ножи. Обтерев лезвия о подол, она сунула их в крепления на бедре.
        Звуки схватки на чердаке стихли. Босмерка, кусая губы, поглядывала на люк в углу зала. Прошли несколько томительно долгих минут...
        Среди столов поднялась крупная рыжеволосая имперка и стала оглядываться по сторонам. В ее круглом щите торчали две стрелы. Когда ее глаза остановились на сидящей на корточках босмерке, она ухмыльнулась и приподняла сияющий меч. Это был явно приглашающий жест. Но рассчитывать на честный поединок с ее стороны было, по меньшей мере, наивно: босмерка молниеносным движением отправила в нее два ножа. Минус одна цель. Выковыряв из попавшегося на пути нордлинга охотничий нож, босмерка продолжила крадущееся движение в гущу баррикад. Вскоре еще одна цель выбыла... Где-то впереди прятался данмер с теперь уже наверняка залеченной рукой и, судя по доносящимся сдавленным всхлипываниям, несколько женщин...
        Какой звук приятней всего на свете? Гудение тетивы, когда стрела срывается с моих пальцев.
        Босмерка сбросила с плеча бесполезный сломанный лук. А у того пожилого охотника-босмера был неплохой экземпляр, старинной эльфийской работы... теперь он достанется ей.
        Какое зрелище приятнее всего на свете? Видеть, как твоя стрела по длинной изящной дуге уносится вперед и настигает зверя. Или впивается в тело противника.
        На чердаке так тихо. Почему там так тихо?!
        Чье лицо красивее всех на свете? Лицо моего любимого...
        Внезапно из темной амбразуры почти одновременно вырвались три стрелы. Затем крышка люка откинулась, и на пол спрыгнул босмер. Казалось, будто на него вылили ведро красной краски – кираса и рубаха промокли насквозь – но судя по довольной улыбке, это была не его кровь.
        Прихрамывая, он подошел к девушке, молча оглядел ее с головы до ног, тут же отвернулся и, присев у ближайшего трупа, стал шарить у него по карманам. Некоторое время босмерка наблюдала за его деловитыми движениями, потом убрала охотничий нож обратно за голенище и направилась на поиски обещанного себе эльфийского раритета.
        Закончив, они сошлись вместе у высокой лестницы перед люком; на чердаке было слуховое окошко, выходящее на крышу таверны.
        Она разглядывала юношу, чуть склонив голову на бок. Ему очень шла эта новая костяная кираса. С бестолковым трофейным клеймором он так и не смог расстаться, но теперь клинок был вложен в самодельное крепление из ремней у него на спине. Еще он взял себе новые костяные поножи, только сапоги оставил те же – босмерские высокие, плотно охватывающие ногу легкоступы.
        Он тоже рассматривал ее – так, словно никогда до этого ее не видел. Она облачилась в новую, огненно-красную кофточку, поверх которой была надета почти целая, если не считать пары дырок от стрел, кожаная кираса и два парных костяных наплечника. Прежнюю юбку сменила другая, черная, но под ней были все те же неизменные поножи и сапоги.
        – Слушай, а может нам остаться здесь? – спросил он. Он обнял девушку за талию и притянул к себе.
        Она не ответила ему, но и не стала вырываться. Покусывая губу, он смотрел в ее лицо, не радостное и не грустное, прекрасное, но с каждым днем как будто становящееся все более чужим для него... Он отвел глаза и, прищурившись, оглядел заваленный трупами зал за ее спиной. Да... безобразный, ужасающий натюрморт.
        – Если прибраться, здесь будет славно, - предположил он.
        – Ты проиграл, - сказала она. Хотя она не улыбаясь, в ее нежном мелодичном голосе прозвучала насмешка.
        – Да, заговорил первым... – он пожал плечами. – Что ж, теперь я должен тебе одно желание. Так что ты думаешь, останемся?
        Она молчала. Он снова взглянул на ее лицо. Как же давно он не видел ее счастливо улыбающейся, не слышал ее смеха! Кажется, тысяча веков минуло с тех пор, как однажды ночью она, улыбаясь загадочно и тихо, сказала: «Я хочу быть с тобой». А потом она сказала: «Я из другого клана, нам не позволят встречаться». Он ей ответил: «Тогда я приду в твой дом зятем». Она улыбнулась – счастливо, как никогда до этого, ни после, не улыбалась – и сказала: «Не нужно, не унижайся, любимый. Мы уйдем вместе».
        – Я понимаю, что звучит, как утопия, – с нарастающим сомнением заговорил он. – Но может, попробовать? Таверна – это хорошая штука. Маленькая, подумай, у нас будет свой дом, свое дело...
        – А смену хозяев, по-твоему, никто не заметит?
        – Прежние хозяева отправились на отдых... куда-то на юг. На Саммерсет. А если кому-то покажется странным, что они уехали туда осенью, он просто исчезнет. Знаешь, мне здесь сразу понравилось...
        – Паршивый клоповник. Ненавижу таверны! – процедила она, поднимая уголок губ в едва заметной, скрытой усмешке ассассина. – Не эта первая, не эта последняя.
        Носком сапога она подтолкнула опрокинутую на пол горящую свечу, и та вкатилась в лужицу масла из разбитого светильника.

2 Alpha
Для баловства это даже... слишком неплохо .


Прошу не судить горе-писаку слишком строго :

Пробуждение

"Вот он, великий и несокрушимый, символ новой эпохи, новой эры, нового эона... сколько ждал я, сколько мучался, сколько дерзких набегов перенёс с тех пор, как я начал строительство нового Бога, который станет служить мне, моему народу, будет сокрушать всю ту скверну, что пришла в наши славные пепельные земли... о, да..."

Глубоко под землёй, в жерле Красной Горы, в огромной пещере, освещаемой бурлящей лавой и только что вспыхнувшими глазами Акулахана... он просыпался... просыпался, чтобы подобно машине служить своему отцу и создателю.

"Он почти готов... он вот-вот оживёт"

Стены и своды пещеры огласил невероятный по своей силе гул, которому вторили стены, который, казалось, был слышен вне этого измерения... каменные руки, каждая из коротых была длиной со старую секвойю, освободились от канатов и поднялись, обрушая строительные леса вместе с служителями Дагот Ура, строивших Акулахан...

Он огляделся вокруг. Пещера, которая для всех остальных была огромной, для него была по ощущениям меньше камеры с отравленным воздухом... сам он стоял в озере (луже?) лавы, которая приятно обволакивала его ноги. В тёмной части пещеры он едва разглядел, как сотни маленьких человечков расширяли выход, судя по всему, для того, чтобы он мог выйти. Судя по всему, выход был почти готов.

Вдалеке от рабочих, на краю пропасти, в которой только что пробудился новый бог, находился ещё кто-то, чьё лицо было скрыто золотой маской. Усевшись на камень, он внимательно наблюдал за Акулаханом. Наконец, они встретились глазами. Дагот Ур встал. Пройдя немного вдоль края пропасти, он остановился и, глядя в глаза новорождённому, громким, заставляющим простого неподготовленного смертного биться в конвульсиях, голосом он спросил у Акулахана:
- Кто ты?
Великан наклонился к нему. Он долго всматривался в правителя изгнанного Дома, пытался найти глаза, спрятанные за большой маской и, наконец, молвил настолько тихо, насколько мог. Шёпот его был похож на истошные завывания пепельной бури:
- Ты знаешь лучше меня. Кто я?
- Ты - символ нового эона, начавшегося ровно тогда, когда ты ожил, когда загорелись твои глаза, когда пали леса. Ты - новый Бог, который станет править пепельной землёй вместе со мной, изгнав чужеземцев, разорвав цепи, сжимающих горло нашего с тобой народа.
- Кто ты? - прошептал Акулахан.
- Я - твой отец, творец и создатель. Я - тот, кто будет править этой землёй вместе с тобой. Тот, кто будет вести тебя через этот мир и другие миры. Тот, кто будет делать тебя сильнее. Тот, кому ты станешь служить.
- Мы будем изменять мир?
- Возможно. Но это будет потом.
- А что сначала?
- Я расскажу тебе. Я всё расскажу тебе...



добавлено Jaihnahrl - [mergetime]1200915668[/mergetime]
Он вернулся (часть I)

На юге Вварденфелла стояла тихая ясная ночь. Звёздное небо и две луны освещали широкую тропу, редкие кусты, гигантские грибы и спаривающихся где-то в сторонке кагути. Однако среди всего этого, среди привычного великолепия района Аскадианских островов кое-что выделялось. По дороге шли семеро слуг Дагот Ура, видеть которых, к слову, привычно лишь в районе Красной Горы, далеко, за Призрачным Пределом. Один из них, Дагот Одрос, приближённый Повелителя, связанный с ним кровью и Сердцем Лорхана (как и остальные шестеро таких же, как и он сам), шел впереди остальных - это были пепельные упыри (прошу, не судите по названию, пепельный упырь - это своеобразная стадия развития существа бывшего человеком или мером, служащего Дому Дагот; прим. авт.), они несли большой, высеченный из чёрного камня, гроб.

Наконец, вдалеке показались огни. Это был Вивек, город, куда они шли, религиозная столица острова Вварденфелл, дом богочеловека - Вивека.
- Друзья мои, мы почти на месте. Неизвестно, как нас здесь встретят, поэтому будьте готовы бросить Его на землю и защищаться, - предупредил Одрос своих подчинённых.
Они подошли к воротам и остановились. Одрос видел высунувшихся из-за опор кантона лучников c натянутыми тетивами, видел, как ординаторы пробегали по кантону Квартала Чужеземцев, спускались к воротам - восемь или десять данмер. Лучников было примерно столько же, так что если бы Дагот захотел с боем прорваться к Вивеку и убить его, то он бы потерпел неминуемое поражение.
Тут он услышал нахально-высокомерный (типично данмерский) голос главы Ординаторов - Берела Салы:
- Что нужно здесь даготскому отродью?
Одрос поначалу вскипятился, но, быстро остыв, ответил ему:
- Даже несмотря на то, что слова твои недальновидны и оскорбительны, сегодня мы не причиним вам вреда.
- Так зачем ты пришёл? - не оставляя своего презрительного тона, спросил Сала.
Одрос указал рукой на гроб.
- Видишь это? Это ваш посланец, что избрал неверный путь и был убит. Ваш, с позволения сказать, мессия.
Берел побледнел, это было видно даже через его тёмно-серую кожу.
- П-проходите, - в растерянности пробормотал он, - открыть ворота!
Желтокаменные врата, представляющие из себя нечто набодобие веера, начали, медленно вращаясь, переворачиваться, освобождая проход.
Они проходили вдоль кантонов, через мосты, их соединяющие, плотно окружённые ординаторами, лучники следовали за ними по пятам, не спуская тетивы. Отовсюду к процессии присоединялись данмеры, которых заставила подняться с постелей какая-то неведомая сила. Присоединялись, чтобы пройти вместе с процессией до самого дворца Вивека...

Это конец...

"Тьма и мрак, окутывающие пещеру... осторожные шаги... тело, закованное в священный эбонит... руки данмера, сжимающего чёрно-красную дайкатану, иногда потрескивающую от наложеных чар... прищуренные глаза, всматривающиеся в темноту, едва различающие шаткую дверь, ведущую ТУДА... дверь открывается... руки ещё сильнее сжимают клинок... ОН там... Дагот Ур видит его... манит к себе рукой... ОН бежит, держа клинок над собой, на него... отрубленная рука Дагота падает на землю... в следующую секунду голова его падает вместе с маской и... исчезает... исчезает его порубленное тело... это настораживает его... вглядевшись, он видит ещё одну дверь... заходит... перед ним огромный грубый каменный зал, в центре которого пропасть, а в ней... Акулахан, ещё не проснувшийся...
- Я ожидал большего разума у тебя, Неревар... нет... ты обычный Нереварин, один из тех шарлатанов... ложное воплощение, - Дагот задумался.
Он не слушал его... разбежавшись, он со всей силы толкнул его и направился вдоль шаткого мостика к Сердцу... Дагот Ур поднялся и закричал что есть мочи:
- ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!
Дагот метнул огненный шар в него... Нереварин упал... Он подбежал к нему, стянул с него шлем и, сбросив даэдрический двуручник в лаву и хорошенько ударив ногой по голове, голыми руками вытащил его глаза и бросил в пропасть, после чего потащил его обратно, даже не потащил, а дёргал его за голову в свою сторону так, что он не мог ничего сделать... истошные крики Нереварина оглашали стены и раздражали главу Дома Дагот... наконец, он бросил его на землю и, достав простенький кинжал, со всего маху всадил его в глазницу "героя" и оставил... потом стянул с него эбонитовую перчатку и... увидел его... на сухой серой руке было кольцо Луна-и-Звезда, одеть которое и при этом не погибнуть, мог лишь один данмер, чьё тело лежало перед ним... этот Нереварин был НАСТОЯЩИЙ..."

Я проснулся... холодный пот медленно бежал по моему лицу, шее... открыл глаза... пролежал на гамаке некоторое время, наверное, минут пять-десять... всё это время меня мучила мысль... встать, быстро одеться и выйти на улицу... в конце концов я сделал это, вышел на улицу и... на улице было столько народу, сколько обычно бывает во время религиозного праздника... но было тихо... было очень тихо... были слышны только тихие приглушённые шаги... и тут я, кажется, разглядел... впереди всех шёл очень высокий человек в маске, очень высокий... за ним шли шестеро... их трудно было назвать людьми или мерами... вместо лица у них был странный отросток, похожий на хобот... немного сгорбившись, они несли чёрный гроб, выполненный на западный манер... кажется, я догадывался, КТО находится в нём...

Спасибо за отзыв )
В вашем творении есть очевидные плюсы, и есть то, что нуждается в доработке. Надеюсь, не обижу вас разбором вашего детища?
Простите, выделялось что, кем и куда? )
Так друзья или подчиненные?
А Дагот, похоже, мастер кун-фу ) Почему ногой, почему по голове? Кулаком в нос гораздо эффективнее. Ах да – это же неэффектно!.. Тогда попробуйте взмах ногой в прыжке с разворота, ну или прием "нога, не отбрасывающая тени". Всяко штампа меньше, чем просто пяткой по репе )
Хм... Может, вырвал? Или они у Нереварина оба вставные? ))
Сомнительно. После удара ногой по голове пропущено как минимум одно действие – шаг к Нереварину, чтобы в дальнейшем лишить его глаз. А еще от удара по голове люди обычно падают на землю.

Те моменты, когда процессия темных слуг, с неясной пока целью шествует с черным гробом (кстати, как они его несли – на плечах или за какие боковые ручки эргономичные держались, а может, использовали магию?) по цветущим лугам Аскадианщины и затем вносит его в Вивек – это да... цепляет, впечатывается в память.
Проработайте детали более точно, до безупречности.

Да не за что, обращайтесь, если что


Вообще-то, я на этот самый разбор полётов и рассчитывал .


Эмм... не воспринимайте всё слишком буквально. Вот вы привыкли видеть пепельного вампира и шестью пепельными упырями, несущими эбеновый гробик?

Дом Дагот славится своими товарищескими отнощениями между начальниками и подчинёнными


Ну, вообще-то, Нереварин лежал на земле, когда Урушка врезал ему пяткой по репе, предварительно стащив с него шлем.

Именно вытащил, так как делал он это в меру медленно, дабы усилить мучения Нереварина.


Мне кажется, это не так важно. Но у вас и ещё у кого-нибудь может быть иное мнение на сей счёт.

Ну да, как же... конечно, обязательно!

>> Jaihnahrl:
Вопрос о другом. Сама фраза читается не очень хорошо.
Надо мне на работе директорам привести в пример Дом Дагот ))
Извините, но по тексту это ниоткуда не следует. А непонятностей подобного сорта лучше бы избегать...
Так напишите об этом словами. Читателю будет скучно из строчки в строчку догадываться, что вы имели в виду.
Как раз ОЧЕНЬ важно )

С Безумным Пелагием, любезные ЕСНовцы.

Сегодня, 2-го числа Восхода Солнца, в Тамриэле день повышенной шегоратопризываемости. Не располагая ни алтарем, ни камнем душ (салат да нитки авось и нашлись бы...), предлагаю приобщиться к этому занятию чрез чтение представленной вашему вниманию писанинки. По жанру - рассказ, по направлению - дарк фэнтези, но коль скоро любой фанфик по TES - фэнтези по умолчанию, позволю себе отнести этот к готике. Объем - 27 страниц 12-м кеглем (да, я имею виды на ваш моск).

К Morrowind'у сюжет относится опосредованно: описанные события происходят в Валенвуде, в Сильвенаре, около 3Э 300. Однако, поскольку реалии рассказа более близки к игровым реалиям Morrowind'а, нежели Oblivion'а, размещаю фанфик здесь.

Нельзя не отметить, что без конструктивной критики и ценных советов мутсэры Дагот Льютона представленный публике текст выглядел бы на порядок аляповатей. Благодарю, сэра

Прочитать рассказ можно по данной ссылке.

>> Alvirdimus:
Изысканно до безобразия )
Ох, как бы не разделили вы участь своей героини - настолько тонкая, живая ваша картина.

Впрочем, изобилие непринужденной безжалостности в вашем произведении слегка успокаивает меня на этот счет )

>> alpha:
Я польщен, сударыня )
Позвольте, однако, вас заверить, что отмеченные вами качества текста являются результатом только лишь желания достойно воплотить разработанный сюжет, но никак не душевных терзаний-метаний. Склонен считать, что излишняя эмоциональность автора ведет к тому, что количество затраченных душевных усилий обратно пропорционально способности текста вызвать соответствующий отклик в душе читателя. Пустая растрата ценных душевных сил. В случае прикладывания сил умственных отдача не в пример выше, а трезвый взгляд позволит определить, где и как следует приложить душевные силы с наибольешй выгодой. Как и трезвый взгляд со стороны - очень надеюсь услышать здесь критику.
Все это, впрочем, лишь неказистые мыслишки начинающего писаки, надеюсь, я вас ими не утомил ) Коротко говоря, могу лишь сознаться, что сострадания к героине испытываю не больше, чем мой альтер-эго.

Это я поняла еще по нашему совместному отыгрышу на ЛТ, во время которого по сюжету моя героиня узнала о своем происхождении. И дело даже не в том, что рассказ написан о матери Лайкалассе и ее папочке, сыне Шегората. Воистину, главный герой - чудовище с претензиями Князя Тьмы.

Рассказ взбесил и оставил в растрепанных чувствах. По моей системе ценностей он ужасающе несправедлив.

Впечатлило, ничего не скажешь. Надругательство вышло знатное. О технике судить не могу, мозгов не хватает, потому все исключительно на эмоциях. Тоже себе показатель, верно?

>> Laikalasse:
Я польщен едва ли не еще больше )

>> Alvirdimus:

Не как критик, но как матерый читатель имею, что сказать. Мои слова, разумеется, всего лишь взгляд со стороны, который вы хотели получить.Надеюсь, сия участь меня минует )

Во-первых, само название. Есть фильм "Контракт рисовальщика". Скажите, это, случаем, не намеренная отсылка? А то у меня сразу же возникли не слишком удачные ассоциации (фильм, насколько я помню, среднесортная эротика). По ходу повествования, они, к счастью, полностью развеялись.
Во-вторых, не впечатлило начало рассказа, начинающееся с внутреннего монолога героини. Уже много раз ловлю себя на мысли, что передавать раздумья женщины – неблагодарное занятие, да и лично мне просто неинтересно знать, что у нее в голове – по крайней мере, пока действие еще не началось. Вообще, повествование от лица героини – довольно рискованная штука, сложно передать "нелогичную" многоплановость женского мышления так, чтобы она действительно захватывала.
А в целом, начало мне понравилось больше всего. Очень таки чувственно. Причем до сих пор не могу понять, то ли с вашей стороны это тонкий стеб над женскими романами, то ли естественно создавшаяся атмосфера умелого обольщения. То ли, и то и другое )
Еще немного о недостоинствах и достатках... Ваша изощренность в описаниях обстановки поместья  поначалу восхищает – в духе барокко, если не ошибаюсь? – великолепно, подробно, со всем знанием... Но признаться, обилие пышного реквизита скоро утомляет, а потом и навязает на зубах своей вычурностью. Возможно, субъективно – в силу моей нынешней босмерской реинкарнации.
Описание сна и трепетания крыльев бабочки – изумительно.
И все же не понимаю, зачем в таком случае посвящать персонажу целый рассказ, – только чтобы использовать его как инструмент или материал для построения сюжета, и затем на протяжении десятка страниц препарировать? При этом не любить, не сострадать ему как Творец, как воплощение "родительской" любви созданного вами мира?
Впрочем, вы, вероятно, не имели в виду полное безразличие к героине, хотя и создается впечатление, что все ее порывы для вас в конечном итоге ничтожны.

сообщение

  Впечатлило. Очень впечатлило. Согласна с Laikalasse, рассказ потрясает своей несправедливостью, но, не в обиду автору, ничего другого я, собственно, и не ожидала )))

  Вынуждена согласиться с этим комментарием. Через некоторое время действительно возникает непреодолимое желание читать описания по диагонали. Хотя, возможно, дело не в переборах, а во врождённом недостатке терпения )))

>> alpha:
Отсылка к фильму Гринуэя - на уровне пасхалки, глубокой подоплеки не ищите. Но я бы не назвал его "среднесортной эротикой" - она там есть, но осью сюжета не является. Фильм относят к постмодернизму; к нему же сэре Льютону было угодно отнести мою писанинку - приятная комплиментарность.
Вы совершенно правы насчет скучного вступления - того же впечатления был и я, всякий раз к нему возвращаясь, но поскольку с рациональной т.з. все для меня выглядело достаточно сносно, я поленился улучшать эффектность этого фрагмента. Самый прием с вставками "женского текста" был взят на вооружение ради удобства подачи образа главного героя через впечатление, производимое им на окружающих - в данном случае героиню, которая, как было верно подмечено, является не объектом, а средством, инструментом. Я посчитал, что передавать внутренние ощущения от третьего лица - это как Карузо в исполнении Рабиновича из анекдота. Что же касается подводных камней, кои могут обнаружиться при попытке передачи женского мышления - сознаюсь, я сам не люблю все эти фрагменты, за исключением, пожалуй, последнего. Но я не стал переписывать их на свой лад из опасения наделить женский персонаж мужской психологией. Это было экспериментом - мне очень интересно узнать, сколько правды в моих попытках передачи женского мышления, поэтому комментарии женской части аудитории на эту тему мне весьма ценны.
Описания обстановки считаю довольно бледными, до барочности они, на мой взгляд, никак не дотягивают. Но это лишь деталь, лишь привкус к общей атмосфере - и в этом качестве, хочется думать, они справляются со своей задачей.

>> Ljuton:
Мнение мое обусловленное собственной мало скрываемой мизантропией. Я мало наблюдаю дарований, способных от природы изливать свои чувства на бумагу с таким умением, чтобы исходный текст сохранял и передавал читателю полноту этих чувств, а не одни лишь их графоманистые последствия. Увы, но литераторов в век интернета располодилось столько, что приведенный пример выглядит исключением из правила, которое я озвучил.
Либо я просто сужу по себе... )

сообщение

>> Ljuton:
Сосательный и хватательный рефлексы, говорите... Ну-ну, к чему эта безапелляционность? Трудолюбивый Сальери - не Моцарт. Моцарт, конечно, тоже не гуляка праздный. Есть те, кому от природы дается легче и те, кому - хуже. Не все это осознают, и в результате даже в Мухосраньске десяток моцартов на пару тысяч населения.

Мои собственные опыты пока слишком ничтожны, чтобы о них упоминать. Куда занимательней наблюдать за взрывами в чужих лабораториях )

сообщение

Могу уверить, что вы нигде не слажали, женские персонажи правдоподобны и адекватны. Вот только ваше отношение к ним...  [В который раз убеждаюсь, что люди, способные глубоко, пусть даже интуитивно, понимать противоположный пол, при этом отличаются довольно отстраненным, "экспериментаторским" отношением к нему.]

Поддерживаю мутсэру Льютона в рассуждениях о не-существовании природного умения. А развивает дар одиночество, герметичность.

Что ж, значит, мы разошлись в терминах. Надеюсь, вы мне поведаете при случае, к чему вы относите перечисленные понятия: боюсь, что в этой теме продолжение этой дискуссии будет хоть и познавательным, но все же оффтопом.

-Малая жертва-

Тален проснулся от резкого толчка, словно в одночасье лишился способности дышать. И было отчего – столь необъяснимо жуткие кошмары ему не снились никогда. Он осмотрел пустую казарменную комнату, во мраке которой смог различить любой предмет, не говоря уже о высохшем старике, что сидел возле его кровати. На нем была мантия некогда голубого цвета, но уже порядком поизношенная, да и сам ее хозяин был ей подстать. Очнувшись, старый лекарь вздрогнул, часто заморгал, привыкая к темноте.
– С возвращением, Тален, – морщась в улыбке, проскрипел он. – Еще немного, и мы бы тебя потеряли.
– Что произошло со мной, я ничего не помню? – Тален попытался привстать на локтях, но старый лекарь протянул вперед руку и уложил молодого ординатора обратно.
– Ты, наверное, не помнишь, что не странно, учитывая то, кто напал на тебя, – ерзая на жестком стуле, целитель рылся в своей сумке. – Могу сказать, что Трое хранят тебя, иначе бы твое тело уже  обезглавили, разрубили на куски, а останки сожгли. Поверь, нет ничего более мерзкого, чем такая смерть, именно так и следует поступать с вампиром.
– С вампиром? – Тален не сводил глаз с целителя, который продолжал что-то искать в своей сумке.
Когда, наконец, он закончил, в его руке появилась бутылка из темного стекла. Он повернулся к больному:
– Да-да, мой мальчик, на моих глазах ты чуть было не стал отвратительным кровососом, исчадием этого столпа дома Забот. – Старец резко выдернул пробку и подождал, пока Тален молча не выпьет содержимое склянки до конца. Пустую бутылку он спрятал обратно в сумку и встал, готовый уйти.
– Поправляйся, Тален, – сказал он на прощание. – Орден ждет тебя, ждет твоей помощи. И запомни – нельзя предать клан и жить спокойно.
С этими словами он повернулся и молча вышел из комнаты, в которую никогда не проникал солнечный свет. Повернулся ключ в замочной скважине и Тален остался один, пытаясь вспомнить то, что с ним произошло накануне. Но голова его будто наполнилась жидким эбеном, и он забылся ...
Навес был сделан специально, чтобы спрятать урожай от пепельных осадков. Под брезентом из кожи нетча находилось много заполненных и еще пустующих ящиков. В этом импровизированном амбаре было много мест, где тебя никто не найдет. Именно там, как он считал, брат и мог спрятаться. Медленно, чтобы не вспугнуть его, Тален кошачьим шагом крался по краю амбара, пока не разглядел в темноте узкую спину. Тот его не видел, не ожидая появления с этой стороны. Подобравшись к нему на очень близкое расстояние, он схватил брата за плечи и, что есть силы, зарычал. Брат, на удивление, никак не отреагировал, лишь откинулся назад и завалился на спину. Широко открытые от страха глаза источали кровавые слезы, безобразно перекошенный рот...
Холодный пот прошиб, словно разряд грозы прошелся вдоль тела. Тален привстал и сел на кровати, закрыв лицо руками. На нем красовалась повязка, обернутая вокруг шеи. Кожа под ней ужасно болела, словно под слоями марли находился раскаленный осколок угля. Он ощупал место ранения и попробовал снять бинт. За этим занятием его и застал Мельвур Ринду.
– Не снимай повязку, пока раны не исцелятся, – вместо приветствия приказал он.
Тален остановился - перечить инквизитору, он не смел. А тот взял стоявший у стены колченогий табурет, поставил его перед кроватью Талена и уселся на него, закинув ногу на ногу. 
Он был одет как всегда, при параде. Начищенные до тусклого блеска доспехи, повязка на поясе, даже эбеновая булава, переливающаяся всеми оттенками красного. Вот только шлема не хватало для полной картины завершенности.
– Ты уже в курсе того, что с тобой случилось? – подумав, начал он.
– Мне рассказал лекарь, что меня укусил вампир, но я абсолютно не помню этого. – Тален почесал ноющую шею. – Я хочу сказать, что я должен помнить что произошло, конечно, но это событие словно вырезали у меня из головы.
– Неудивительно. – инквизитор тер подбородок левой рукой,  о чем то усиленно думая. – Это все сказывается лечение, со временем к тебе вернется память и тогда, я надеюсь, ты мне сможешь в подробностях рассказать о событиях той ужасной ночи.
Ринду поднялся, чтобы уйти, но остановился на миг, достал небольшую склянку и поставил ее на комод пред кроватью Талена.
– Перед сном выпей это, милостью Трех оно поможет тебе намного быстрее прийти в себя.
– Сон, я проснулся недавно и даже не знаю который сейчас час.
– Это не важно, чем больше ты спишь, тем быстрее придешь в себя.
– Могу я выйти из казарм?
– Категорически запрещено до полного выздоровления.
Не дожидаясь других вопросов, Мельвур Ринду коротко кивнул и покинул пустую казарму. Дождавшись, когда щелкнет замок, Тален продолжал сидеть на краю своей кровати, затем он прошелся по комнате, убедился, что дверь заперта надежно. Затем он осмотрел комод, но тот на удивление был пуст. Его доспехов и, тем более, оружия не было тоже. Весьма удивленный этим фактом, Тален попытался сосредоточиться и вспомнить то, что случилось с ним. Но в голове гулял ветер, мысли проносились мимо, он не успевал зацепиться за них. Взгляд скользнул по склянке с лекарством. Ординатор невольно вздрогнул. В последнее время он начинал бояться спать. Точнее его пугали те кошмары, что приносил с собой очередной сон. Но если выздоровление скоро, то и они прекратятся. Он взял бутылек, закрыл глаза и выпил безвкусное зелье. Голова мигом отяжелела, он мешком свалился на кровать, склянка упала на пол, разбившись на мелкие осколки...
Он стоял в тени дерева. В темноте ночи тень, отбрасываемая лунами, становилась еще чернее, и поэтому это было самое удачное место для засады. Тален почувствовал опасность немного позже того мига, как вампир кинулся на него, повалив на землю. Он не успел достать булаву, а теперь просто не мог до нее дотянуться. Все, что ему оставалось – сдерживать ослабевающими руками все тяжелеющее тело кровососа, да пытаться не смотреть в эти отвратительные белесые глаза живого покойника. Время таяло, вампир начинал одолевать свою жертву, длинные клыки все ниже опускались к незащищенному горлу. Еще немного, и все закончится. И тогда он закричал...
И вновь он проснулся в ужасе. Часто дыша, чтобы прийти в себя, Тален старался не думать о сне и той мерзкой твари, что чуть не лишила его жизни. Самое удивительное, что лицо монстра кого-то ему напоминало, но кого, он не знал.
Тален осмотрелся. В помещении без окон, тем не менее, было довольно светло. Да настолько, что можно было различить поднос с едой на столе и очередную склянку с лекарством на комоде. Тален поднялся с кровати и сел за стол. Аппетита он совсем не чувствовал, но и не есть тоже не мог. Практически не прожаренное мясо было проглочено в один миг. Не жуя. А вот после первого же глотка воды его вывернуло наизнанку, отчего он выплюнул на пол весь свой обед. Откашливаясь, он добрался до кровати. Шея больше не болела, руки стали холодными, однако его не знобило.
Отчего то стало одиноко и страшно. К нему больше никто не зашел, и после этой склянки вряд ли зайдут. Он усмехнулся, поняв, что лицо монстра из сна очень похоже на лицо Мельвура Ринду. Улыбаясь про себя, Тален выпил лекарство до конца и вновь провалился в темноту...
Звуки. Это первое, что он понял. Они раздавались отовсюду, заполняли его голову, накладывались друг на друга и сливались в один непонятный шум. Глаза застилала непонятная муть. Через мгновение взгляд прояснился, а звуки, хоть и не прекратились, больше не тревожили его. Вскоре Тален уже мог с закрытыми глазами различить то, что творится поблизости. Он оскалился, облизывая кончиком языка два длинных клыка, подошел к двери, толкнул ее. Та легко отворилась. Бесшумной тенью слуга Молаг Бала выскользнул из пустого здания. Его путь лежал на север, на берег озера. К своим...
  Мельвур Ринду стоял на берегу небольшой реки, впадающей в залив Норвейн. В зарослях у самой воды виднелась почерневший от времени вход родовой гробницы Отреласов. Именно в эту дверь некоторое время назад проник Тален, до сегодняшней ночи бывший ординатором. Здесь скрывалось гнездо вампиров, которые своими нападениями терроризировали практически весь юг Аскадианских островов. До этой ночи, только до этой. На восходе лишь горсть пепла останется от этого проклятого места. Инквизитор поднял руку и резко опустил ее. Два десятка ординаторов с оружием наголо молча бросились в бой. Зачинался рассвет.

сбщн

Эмпирическим путем - по ходу, больше пятнадцати цитат низя =)




Да, здесь лучше "прояснился".

Сама идея рассказа рассказа очень интересная И компоновка - от сих до сих, ничего лишнего. Немного практики, и будете творить очень даже здорово)
Но что было в склянке? Если он-таки стал вампиром, - значит, не лекарство... Просто зелье или некий катализатор?

сбщн

>> Mandres:

Очень хорошо.
У меня достаточно непростые отношения с фан-произведениями по Морроувинду. Большинство из них как-то не соотносится в голове с моей провинцией, хотя вроде все.. гм, "ключевые" слова на месте: и "гуар" есть, и "ординатор" на месте, и "Вивек", бог и город, маячит.
А ваш рассказ прямо-таки заставил поверить в свою реальность. До того, что сегодня на парах я строила всякие комбинации, при которых можно было избежать этой страшной малой жертвы. Таких живых ординаторов мне жаль, да.

Всем обитателям Тамриэля - доброго времени суток, и да благославит вас Безумный Бог!

Решился выложить свои первые литературные опыты по Морровинду.

"Был тихий вечер..."

Был тихий вечер. Прохладный ветерок волновал рыхлую поверхность зеленого моря, лежащего передо мной. Темное небо нависало над этим грешным краем, пронзая мое сердце острыми льдинками звезд.
Слева виднелись развалины двемеров. Покосившаяся, уже много столетий грозящаяся упасть светло-коричневая башня гордым богатырем возвышалась над заросшими развалинами древних фортификационных сооружений.
Я осторожно двинулся в ту сторону. Меня всегда привлекали темные и опасные тайны высоких сводов, просторных залов и галерей, ветхой мебели и загадочных механизмов… В этих пустых чертогах чувствовалась какая-то отрешенность, какое-то безумное отчаяние обреченного на вечное скитание народа. Помимо этого, возле руин я ощущал чье-то незримое присутствие. Это было где-то на грани сна и яви, в такие моменты я представлял, будто мир стал маленьким желтым листком, цепляющимся из последних сил за высохшую ветку, а затем уносимым безжалостной бурей далеко, за серые холмы, за туманную гладь морей…
… Она стояла прямо у входа в руины, видимо, уже довольно давно. Высокая, стройная бретонка, закованная в отливающую изумрудом стеклянную броню, она вся излучала особую силу и решительность. Увидев меня, она очаровательно улыбнулась. Странно, она словно ожидала кого-то встретить в этих пустынных краях!
- Добрый вечер, мутсера, - Ее взгляд скользнул по моим имперским доспехам. - Вы в состоянии мне помочь?
- Не уверен, - Мой хриплый голос гулко звучал из-под костяного шлема. – А в чем, собственно, дело? Вас проводить до дома?
Она не уловила иронии.
- Не угадали. Дело в том, что я – рыцарь Имперского Легиона. Меня направили сюда с предельно понятным заданием – уничтожить даэдрота Хлервессуу. Нам стало известно, что он окопался в Нчурдами.
- И что, вам одной доверили это?
- Нет, не только мне… - Она замялась. - У меня был напарник – Кейлис, тоже рыцарь, славный малый, может, чуточку туповат… В общем, он сбежал.
- Дайте угадаю – в первую же ночь он сам вызвался стоять на страже, чем вас удивил, затем слинял с половиной провизии. Вы искали его несколько дней, но не нашли ни единого следа.
Она грустно усмехнулась.
- Да, все так и было. И вот теперь я буду вынуждена вернуться в форт и доложить о провале. Скажите – каким образом вы обо всем узнали?
- У меня хорошо развита интуиция. Не могли бы вы сказать, каков был ваш план действий?
- Видите ли, у нас было несколько планов внутренних переходов, из которых следовало, что к выходу из подземной части руин ведет два параллельных друг другу коридора, около самой двери сливающихся в один. Мы хотели разделиться и…
- А вам не приходило в голову, что помимо даэдрота в руинах за многие века могли завестись и другие твари, например, атронахи или паровые центурионы?
- А вы довольно проницательны для расхитителя гробниц!
Теперь настала моя очередь удивляться.
- С чего… вы взяли?
- На вас надеты тяжелые имперские доспехи, но видно, что по осанке вы – не легионер. Ваши движения в темноте, такие осторожные, упругие, я бы даже сказала, кошачьи… Опять же, вы знаете про центурионов… Ну а кем бы вы могли еще быть?
Я пробормотал себе под нос нечто неразборчивое.
- Что вы сказали? А, вы боитесь, что я вас арестую? Не стоит боятся, ведь если вы мне поможете, я не буду на вас сердится. Наоборот… - В ее голосе прорезались игривые нотки.
Я раздумывал ровно полминуты.
- Что ж, я согласен. Только условимся – вы ищите даэдрота, я вас прикрываю. Идет?
Она наморщила нос.
- Идет! В конце концов, это ведь мое задание… Перед тем, как мы войдем в подземелье, не могу ли я узнать ваше имя?
- Ночной Ворон.
- А меня зовут Эдвинна. Отлично! Вот и познакомились… Прошу! - Она приглашающим жестом указала на руины.
- Только после вас, миледи!…

…Все это мне не нравилось. В первом же зале мы были атакованы парой огненных атронахов, заставивших нас немного побегать. Доспехи Эдвинны вполне защищали от чародейского огня, я же воспользовался заклинанием Щита. В конце концов мы даже неплохо сработались, ибо оба орудовали зачарованными клинками с изяществом танцоров. После того, как атронахи пали, нам пришлось разделиться – я направился к правому тоннелю, Эдвинна двинулась к левому, на ходу подмигивая мне. Я нехотя улыбнулся, с облегчением сознавая, что она не может видеть моего лица. Все еще только начиналось…
…Слабый свет от факела высвечивал покрытые мутными разводами стены, пыльные столы, бездонные колодцы. Бесконечные коридоры казались мне то прямыми, то извилистыми червоточинами, проделанными в гигантском гнилом яблоке каким-то нехилым червяком. И ни души вокруг. Хотя, что это там виднеется вон у той стены?...
…Я познал боль.
Она была то сладостна, как аромат настурций, распускающихся теплым летним днем, то сменялась в тот же миг адом чувств существа, мозг которого сплющили до размеров горошины. Я кричал, я сопротивлялся этому вторжению, этим ордам оглушительно вопящих, омерзительных тварей. Но их было слишком много, и я знал, что долго не продержусь.
Потом боль ушла…
…Очнувшись, я минут десять приходил в себя. Вот оно. Дожили. Казалось бы – вроде уже научился контролировать всевозможные проявления своего необычного организма, и вдруг такой приступ…С каждым мгновением становилось все труднее и труднее сдерживаться, и я знал, что от этого ничего не может помочь, кроме одной вещи…
…Мне показалось, или я действительно слышал чей-то крик?... Эдвинна!
…Она из последних сил звала на помощь, пока я тут валялся, кричала, нет, уже хрипела!... Я чувствовал, что мои легкие вот-вот выпрыгнут из груди. На бешеной, нечеловеческой скорости я несся по оставленным двемерами много лет назад переходам, моля всех богов, если они еще не отвернулись от этого безумнейшего мира, чтобы я не опоздал!
…Но было уже поздно. Она лежала, бессильно протянув вперед руки, на набережной канала, до краев наполненного кипящей лавой. Вместо обеих ног у нее была лишь большая, все увеличивающаяся рана. Кислота продолжала пожирать ее тело. Но она была еще жива! На нетвердых, сведенных остатками приступа ногах я подошел к ней, присел на корточки и положил ее голову себе на руки.
Эдвинна была сильной девушкой. Она теперь не кричала, лишь шипела от нестерпимой боли и даже пыталась что-то сказать. Я наклонил голову пониже, пытаясь разобрать слова.
- Ноги… Ног нет, да?
Я кивнул.
- Ты не выживешь.
Она не заплакала. Она все понимала. Да и сил плакать уже не было.
- Ты не сможешь выжить, - повторил я, - Но ты можешь помочь мне.
Произнеся это, я снял покрытый копотью костяной шлем.
Ее бирюзовые глаза расширились, и в них отражалось мое серое лицо, грязные копны волос, полураскрытый в гримасе рот и уже начинавшие увеличиваться клыки…
…Все остальное я помню как в тумане. Оторвавшись от горла Эдвинны, я встал, ощущая всеми членами прилив сил, и пошел искать даэдрота. На этот раз я не танцевал, не перед кем мне было щеголять заклинаниями. Я просто убил его, не останавливаясь ни на секунду, безжалостно и хладнокровно. Точно так же, как потом выследил и убил Кейлиса, напарника Эдвинны. Я знаю, что у нас, вампиров, нет души. Но часть чего я тогда потерял, выйдя из руин?...
…Был тихий вечер.

добавлено Restil - [mergetime]1213176801[/mergetime]
"Экспа"

Таверну заполнял сизый чад смолистых факелов, развешанных по стенам вперемешку с редкими образцами двемерского оружия. Хозяин заведения, видимо, мнил себя крупнейшим знатоком древностей. Впрочем, все эти железки совершенно не интересовали одну подозрительную группу, сидящую в углу и обсуждающую, несомненно, нечто зловещее. Немногочисленные завсегдатаи, соскучившиеся по вечерней кружке, старались не обращать внимания на странную компанию...

- Повтори-ка еще раз его имечко. – Корран безуспешно пытался выловить муху в стакане флина.
- Вроде «Джарвис», или как-то так… - Луи Кин подался вперед, зыркнул по сторонам крысиными глазками и быстро зашептал. – Вчера остановился в «Семи Коронах», заплатил за неделю вперед. Из номера не выходит, только разок спустился в общий зал и болтал около получаса с каким-то подозрительным типом.
- А я слышал, что его все кличут «Ночным Вороном», будто бы за его увлечение тайными стилями боевых искусств… - протянул Аарнил, на вид еще совсем молодой данмер в легких кожаных доспехах, но на самом деле - уже достаточно опытный убийца и наемник.
- Кто это «все»? – угрюмо вскинулся Корран, напрягая могучие бицепсы.
- Говорят, что он прибыл с Солстхейма, - продолжал Аарнил, не обратив внимания на вспышку коллеги. – Занимается какими-то исследованиями. Чем-то, связанным с историей. Или алхимией…
- Нам-то какое дело, чем там занимается этот нордлинг? – не унимался Коран. - Да пускай хоть подпольный бордель держит и готовит себе на обед жаркое из младенцев. Деньги не пахнут! Прихлопнем его по быстрому, и всего делов-то. И не таких…как это по ученому… «ликвидировали»? И через неделю мы уже в Морнхолде, пьем лучшие вина, а не эту бурду… А какие там девочки!..
Корран вскинул голову и громко заржал. Луи скромно улыбнулся длинной речи орка, и, погрузившись в воспоминания, пожал плечами, соглашаясь со словами Коррана.
- Аарнил прав, – впервые подал голос Харальд, глава шайки. Побывавший во многих переделках седеющий бретон, лицо которого, казалось, было высечено из эбонита, выглядел несколько встревоженным. – На сей раз нам заказали не пойми кого. То ли он профессиональный воин, то ли шибко умный ученый с неизвестным нам магическим потенциалом. Опять-таки эти слухи… - Харальд поморщился. - Лично я во все эти бредни не верю. Рассказы о летающих, неуязвимых обычным оружием воинах, в полнолуние пьющих кровь невинных девиц… Чересчур уж отдает базарной мистикой…
… - И дерьмом гуара. – расхохотался Корран. – Ну, чего тянуть? Сейчас идем или так и будем ждать у моря погоды?
Все выжидающе уставились на Харальда. Тот молчал, задумчиво поглаживая куцую бородку.

...Вот уже битый час Аарнил стоял на отведенном ему месте неподалеку от «Семи Корон» и ждал. Теперь они были в сборе – вернулся из наблюдения сменивший Луи аргонианин Гвеллин. Все было тихо. Джарвис, которого Аарнил про себя звал «Ночным Вороном», еще не появлялся, но внутри у данмера копошился склизкий комок тревоги. Что-то должно было произойти. Причем очень скоро.
Аарнил осознавал, что всю свою жизнь он подчинялся чьей-то воле. С самого детства, проведенного в небольшой деревушке на Горьком берегу, им понукали его родители, били за непослушание братья и сестры, издевались учителя в сельской школе. Поэтому вполне логичным было то, что в канун своего триннадцатилетия он сбежал из дому, прихватив папашин кошель. Но деньгами он так и не успел как следует воспользоваться – его приметил Севел Змеелицый, известнейший криминальный авторитет побережья. У мальчика было прирожденное искусство выпутываться из самых невообразимых передряг, связанных с воровством, мошенничеством и наемными убийствами. Севел частенько поручал ему разрешить «проблемы наличия неугодного человека», с чем Аарнил всегда справлялся, не бесплатно, конечно. Своего первого человека он убил в пятнадцать лет. Это был какой-то никому не известный бродячий торговец, вечно раздражающий Аарнила своими выходками, которые он позволял по отношению к официанткам отеля, в котором Аарнил временно поселился. Именно способ убийства привлек внимание некоторых подпольных боссов Гнисиса. После этого случая Аарнил не оставался без «заказов». Он не помнил лиц своих жертв, и это было страшнее всего.
Что заставило его в конце концов выйти на большую дорогу вместе с шайкой Харальда? Жажда мести? Злоба? Алчность? Неизвестно… Скорее всего, нечто иное. Именно это «иное» и ощущал Аарнил всю свою жизнь, как отзвук чужих мыслей в мозгу, как неуловимую мелодию, разносящуюся в густом воздухе…
Из заветного переулка неслышно выскользнула худощавая тень, завернутая в серый плащ с капюшоном.
«Ночной Ворон» - промелькнула яркая, подобно молнии, мысль в голове Аарнила, руки его инстинктивно потянулись к оружию. Он невольно встретился глазами с Харальдом – его удивила злобная, нетерпеливая ухмылка, на миг скользнувшая по лицу главаря.
«Подождем… что он сделает…» - говорил жесткий взгляд Харальда.
Тень шла в их сторону совершенно спокойно, будто на утренней прогулке по садам Морнхолда, а не ночью по самому опасному из районов Гнисиса. Их пятерка выстроилась во всю ширину улицы Мертвых Масок, перегородив дорогу и отрезав пути отступления через боковые дворы. Фигура в сером остановилась. На мгновение воцарилась тишина, прерванная самим Джарвисом:
- Надо же, до чего причудливо иногда судьба выкидывает свои кости! Не ожидал нынче встретиться со знаменитой бандой Харальда Куцебородого…
Аарнил вздрогнул, чувствуя, что Гвеллин и Луи тоже явно не в своей тарелке – голос говорившего был презрительно холоден, в нем слышалась некая сила, уверенность в собственном превосходстве. Он услышал, как Харальд спокойно ответил:
- Готовься к своему последнему полету, Ночной Ворон!...
- Допрыгалась, птичка!, - вдруг взревел Коран и ринулся вперед, подняв высоко над головой огромную секиру.
Аарнил, оцепенев, смотрел, как Джарвис медленно, мучительно медленно разводит руки, согнув пальцы в необычном жесте. Внезапно изо лба ученого с тошнотворным шипением вытянулась длинная серебристая нить, опутавшая ноги остановившегося в нерешительности Коррана. Затем – резкое движение, шелест магической нити – и орк оказался на земле. Непонятно было, сможет ли он когда-нибудь подняться.
Дальнейшее Аарнил помнил лишь отдельными фрагментами, но с первых же секунд он ясно понял одно – это был не бой. Все что угодно, но только не бой…
…Багровая вспышка выхватила из ночной мглы перекошенное лицо Луи, торопливо шепчущего магические заклинания. Это был последний огненный шар, созданный Луи в своей жизни. В ответ на него Джарвис, укрывшийся магическим щитом, выпустил целую тучу стеклянных осколков, пронзивших тело ученика колдуна…
«В-в-в-а-а-а…», - уши пронзил скрипящий вопль Гвеллина и скрежет по брусчатке когтистых лап. Но холодные брызги стекла сразили и его – аргонианин со стоном обмяк на бегу и рухнул на мостовую…
…Харальд повернул искаженное яростью лицо к застывшему, словно статуя, посреди улицы Ночному Ворону. В руках у того блестел непонятно откуда взявшийся темно-красный клинок из даэдрической стали.
- Давай, старик, умри с достоинством! - раздалось мертвенное шипение.
…На негнущихся ногах Аарнил подобрался к неподвижному телу Коррана. Орк не дышал, из уголка рта стекала тоненькая струйка крови.
Это был конец. Шайка была уничтожена, и только главарь пытался противиться неизбежному. Аарнил еще ни разу не видел подобно. Все его представления о фехтовании были развеяны в пыль. Казалось, будто по темной улице метались фигуры двух огненных демонов, сплетающих клинки в смертельном узоре. Вот одна из них оступилась, издала невнятный возглас и медленно сползла прямо под ноги противника…
- Ты славно сражался, старик, но ты повержен. Ты приготовился к последнему полету? – Джарвис занес меч, чтобы отрубить голову седому ветерану.
- Нет!!! – из горла Аарнил вырывались всхлипывания. – Умри, ! – Он стиснул меч и бросился на врага, весь объятый огнем ненависти. Джарвис, даже не взглянув на него, сделал неуловимое движение. В воздухе прошелестело что-то металлическое, и в плечо Аарнила вонзился зачарованный сюрикен, отбросив его на землю. Боль была адская. Тело начал охватывать холод, проникающий, как казалось Аарнилу, даже в его мысли. Где-то на границе бытия он еще осознавал окружающее, видел, как часть мглы, окутавшей город, движется прямо к нему. Мрак сгущался. Он понял, что Джарвис склонился над ним, и тогда он впервые разглядел его лицо вблизи. У данмера захолонуло сердце. Это было лицо не человека.
- О Вивек… Что… Почему… не ушел… Что тебе нужно?
-…Экспа, - хрипло прокаркал Джарвис, и, отвернувшись от истекающего кровью Аарнила, сгинул в уличных тенях.

добавлено Restil - [mergetime]1213177022[/mergetime]
"Шепот и тени"


- Ты смеешься надо мной!
- Что?!
- Да ты просто издеваешься! Во что ты превратил свою жизнь? Видеть тебя не хочу!
- Дорогая…
Хлопнула дверь. За окном начинался дождь.

…Когда Аарнил очнулся, было еще темно. После ее ухода прошло уже больше двух дней, но Аарнил никак не мог успокоиться. Будто по сердцу полоснули ножом, и в кровоточащую рану щедрой рукой всыпали горсть соли…Никогда еще с ним такого не было. Ни будучи членом Гильдии Бойцов, ни потом, в Легионе, он не ощущал такой несправедливости. «Во что ты превратил свою жизнь?»… Живет он, вроде бы, не хуже любого из фермеров Аскадианских островов, исправно платит налоги, в порочащих властей действиях замечен не был. Что же ей еще нужно? Денег? Пускай тогда найдет себе какого-нибудь сумасшедшего телванийца, у которого подземелья доверху набиты драгоценными камнями. Сам он служит дому Редоран не ради богатства или славы. Он – профессионал, его ценят в довольно влиятельных кругах, и вообще, какого Дагота она вдруг взбеленилась?
Он все пытался убедить себя в том, что ничего их и не связывало, но в глубине души что-то переворачивалось. Не удержал… Не успокоил… Идиот несчастный!...
...Осталась лишь сладкая горечь. Все эти два дня он провел со своими друзьями, которых пригласил первый раз после многих месяцев. Они пили, орали старые боевые песни, засыпали, потом опять пили. Будто бы можно залить сладким ядом едкую горечь утраты…
Аарнил с трудом приподнялся и сел. Дом был пуст, повсюду царил «художественный беспорядок», как сказал бы его друг – известный поэт Нигнарт. Первым его желанием было выйти на крыльцо, подставить лицо молниям и завыть… Страшно, по-звериному… Но он сдержался – это было бессмысленно. Она все равно не вернется. Лучше сесть, заставить себя успокоится, привести мысли в порядок отработанным за годы службы усилием воли. Вот так.
Все приходило в норму. Только день недели упорно не хотел вспоминаться.
Какой же день? Черт…
Аарнила охватило чувство, будто от ответа зависело многое. Очень многое.
- Воскресенье.
Аарнил вздрогнул, тряхнул головой.
- Что?
- Сегодня воскресенье. Еще рано. А завтра…
Он говорит сам с собой. Бред. Голоса… Шепот в голове. И тени по углам комнаты…
Глаза слипались…
«Ну, если еще рано, то можно и поспать. А вот завтра…»
Он спал.

###

«Она кричала, звала. А ты был холоден…»
Он застонал во сне.
«Ты называешь себя профессионалом. Ты, кто всю свою жизнь убивал.»
Он заворочался, скинул одеяло на пол.
«За что ты так любишь оружие? Оно дает тебе силу, не так ли? Силу карать и миловать?»
Лунная дорожка скользила по подушке, освещая его лицо.

###

Начинался понедельник.
В трактире «Клешня Дреуга» было прохладно и пусто. Сидящий в углу рыжий бретон лениво перебирал струны лютни. По пути к стойке Аарнил краем глаза заметил парня, пристроившегося за столиком у стены, рассеянно поглядывающего за окно.
Увидев подошедшего, бармен широко улыбнулся, обнажив прореженный частокол зубов.
- Привет, Арни! Чегой-то ты смурной сегодня… Случилось чего?
- Да так, с Мэриел повздорили… Уехала… Ладно, все нормально. Ты-то как, старый пройдоха?
- Помаленьку, сам видишь… Тебе как обычно?
- Не, давай покрепче.
- «Слезу корпруса»?
- Пойдет.
Бросив на пыльную стойку дрейк, Аарнил направился к столику у окна. Парень скосил на него глаза.
- Уверены, что мне требуется компания?
- Уверен.
Поставив стакан с напитком на стол, Аарнил сел и приветливо улыбнулся. Он только сейчас заметил, как странно был одет его собеседник. Черная роба до пола, на глазах черная же повязка. Но двигался он с уверенностью зрячего. Аарнил отхлебнул «Слезу».
- Штормит сегодня, не заметили?
- Вроде да.
Парень шмыгнул носом и хитро усмехнулся.
- А вы-то сами не из местных?
- Почему вы так решили? – с притворным удивлением воскликнул Аарнил.
- Меня не обманешь! Знаете, где я вас видел?
- Догадываюсь… В Стеклянной Башне?
- Нет, на три лиги к югу.
Аарнил незаметно перевел дух. Эти идиотские пароли становились с каждым разом все более труднозапоминаемыми. Парень же вроде стал чуть приветливей. Он смешно наклонил голову набок, будто прислушиваясь к чему-то.
- Итак, я вас ждал. Думаю, следует перейти прямо к делу?
Аарнил кивнул.
- Хорошо. Объект, вернее, объекты – три жреца-еретика.
- Место?
- Подземелье округа святого Олмса.
- Сроки?
- До вечера завтрашнего дня.
Аррнил удивленно приподнял бровь, но промолчал.
- Оплата обычная.
Аарнил вопросительно посмотрел на собеседника. Тот показал три пальца. Три тысячи дрейков.
- Хорошо. Когда мы свяжемся в следующий раз?
- Вас уведомят. Все зависит от успеха этой операции.
Аарнил еще раз кивнул и встал. Разговор был окончен. Получено новое задание. Жизнь вновь обрела смысл.
Когда Аарнил проходил мимо трактирщика, тот окликнул его.
- Слышь, парень… Раз твоя укатила, может, заглянешь в «Распутную Хаджитку», оттянешься? Как друг советую. На тебе ведь лица нет.
- Не знаю, приятель, – пожал плечами Аарнил. - Посмотрим.
И вышел навстречу шторму.

…Но отправился он не в «Распутную Хаджитку», а нанял лодку, через пару минут доставившую его к Большой Арене. В последнее время его все чаще тянуло сюда, в обитель суровых, как и он, неразговорчивых специалистов. Здесь даже пахло знакомо – пахло потом и дубленой кожей, надеждой и страхом. Да, именно запах страха привлекал его. Страха не за жизнь, а из-за опасения поражения. Как там было у Цурина Арктуса? «Настоящего воина можно убить, но его нельзя заставить признать свою слабость»… На Арене заканчивалась схватка между нордлингом и проворным хаджитом. Все чувствовали – перевес был на стороне рослого норда. Но вдруг… резкий выпад мохнатой лапы… и бой закончен. Аарнил не рукоплескал победителю вместе со всеми. Он внезапно ощутил неодолимое желание оказаться там, внизу, на желтом песке. Опять почувствовать скорость, адреналин… Напряжение мышц перед завершающим ударом…
Это была его работа – тяжелая, неблагодарная и… необходимая.
Это была его жизнь.
Он как на автомате заполнил бланк участника, выбрал оружие – два вакидзаши. Ему было все равно – он мастерски владел практически любым видом оружия, но что-то заставило его выбрать именно это. Великолепное, смертоносное оружие в руках знатока. Он вспомнил, как первый раз взял в руки вакидзаши. Тогда оно показалось Аарнилу таким слабым, хрупким, несерьезным по сравнению с мощной алебардой или палицей… Но потом он увидел его в действии. Увидел раны, которые оно оставляло. И научился уважать это оружие – в конце-концов, оно было очень похоже на него самого… На ум пришли строчки Нигнарта:
«Я словно бандерильи часть, застрявшей в бычьей шее –
Безмолвный и глухой, слепой – но смертоносный…»

Противник был удивительно похож на Аарнила – тоже данмер, может, чуть помоложе, такие же муарово - коричневой расцветки легкие кожаные доспехи, и оружие.
Оружие…
В руках у молодого данмера поблескивали лезвия вакидзаши.
- Эй, парень, как мы вас различать будем? – раздался выкрик с задних рядов.
Аарнил усмехнулся про себя. Он был уверен, что их можно будет различить.
Приветственный поклон. Дань традиции. Пустячок, а приятно – тебя здесь уважают. Они двинулись по кругу, присматриваясь, подстраиваясь к сопернику. Аарнил постепенно входил в особое состояние, его движения приобретали забытую отточенность. Первый удар нанес нанес его соперник – хороший, резкий удар, отбить который не составило труда… Потом все стало просто. Аарнилу даже играть с сопляком не хотелось.

Полуоборот… Вольт… Волнообразный выпад… Финт… Удар!..

«…Оно дает тебе силу, не так ли? Силу карать и миловать?»

Аарнил не слышал возбужденный гул зала, не видел струйку крови, стекающую по кожаным доспехам на грудь сопернику. В мыслях своих он был уже далеко отсюда – там, в темной прохладе языческого святилища, там, где в тени притаился Враг…

…Яркий, обжигающий шар, разбрасывая во все стороны огненные брызги, взорвался перед Аарнилом. В лицо пыхнуло жаром. Он увернулся от стеклянного лезвия клейморы, занесенного над ним охранником святилища, качнулся на полусогнутых ногах и с холодной яростью напал на опешившего мага. Того не спас даже туманный абрис магического щита, который он выставил в последней попытке защититься. Отвернувшись от останков колдуна, Аарнил в который раз парировал страшный удар охранника , затем, сделав резкий выпад другой рукой, вонзил лезвие вакидзаши в узкую прорезь костяного шлема. Только потом остановился, ожидая тишины.
…Тишины не было. Капание воды, треск факелов – на фоне этих и других разнообразных шумов он слышал шепот, становившийся с каждым мгновением все громче.
«…Она кричала, просила, умоляла…»
Он тряхнул головой, пытаясь спастись от наваждения. Побрел вдоль канала, заполненного темной водой, покрытого радужной пленкой. Безучастие. Равнодушие. Ничего другого он не испытывал после убийства жрецов и их охраны.
«Ты – профессионал. Задумывался ли ты когда-нибудь над источником своей силы и уверенности?»
Он завернул за угол и остановился, пораженный увиденным. Перед ним маячил неизвестный источник неземного света, такой яркий, что слепил глаза. Аарнил обернулся – за спиной разверзлась пропасть, безжизненная, манящая…
«Ты понял, что ты сделал?»
«Что я сделал? Я выполнял задание» - беззвучно ответил Аарнил, обращаясь к темному провалу, из которого исходил мертвенный хлад.
«Да, ты выполнял приказ. Неизвестно чей, неизвестно зачем. Как клинок – он тоже не знает, в чье тело ему суждено вонзиться через мгновение…»
«Что тебе нужно?»
«Мне? Развлечение. Что может быть увлекательней зрелища сходящего с ума убийцы?»
Аарнил покачнулся на негнущихся ногах.
«Что?»
«Я повторяю – ты понял, что сделал?»
«Убил жрецов, поклонявшихся темному даэдре.»
«Уверен? Скажи-ка мне – где твоя жена?»
Аарнил застонал от бессилия.
«Она… Она ушла, ведь так?»
«Ты сам знаешь, что это не так. Помнишь закрытую дверь в кладовку? Почему вдруг она оказалась закрыта?»
«Я… Я не помню… Ничего не помню…»
«Ты врешь. Ты ведь все помнишь. Она кричала, умоляла тебя о пощаде. Но ты был холоден. Ты давным-давно отрекся от всего, что тебе было дорого. Осталось лишь сделать последний шаг. Решай сам».
В голове у Аарнила будто взорвался тот самый огненный шар, из-за которого он чуть не погиб. Мысли вначале путались, но неожиданно все стало ясным. Настолько ясным, что Аарнил понял, что случилось с его женой, и где он сейчас находится.
Когда же Аарнил понял, кем же на самом деле был тот агент в черном бесформенном одеянии с повязкой на глазах, то громко расхохотался и уверенно шагнул вперед.
И не осталось ничего.
Лишь шепот и тени.

(Из отчета Третьей оперативной группы города Вивека:
«…по оперативным данным убийцей всех жрецов Имперского святилища в округе святого Олмса является данмер Аарнил Кей, в настоящее время находящийся в розыске. При обыске дома вышеупомянутого Аарнила Кея в кладовке был обнаружен труп женщины, предположительно – жены подозреваемого (отчет о вскрытии – см. лист №34) Мотивы этих убийств пока неясны…)


Май – июнь 2007 года.

Печально просматриваю тему, пустующую еще с июня. Попытаюсь хоть каким-нибудь образом апнуть %)) Вот, нашелся такой рассказик, писанный давно, а нашедшийся только вчера %)

                                                                       Совесть

Дела в лавке Катиуса Флантиуса шли хорошо. Пузатый имперец с ухоженной лысиной и маслянистыми глазками  сновал от одного покупателя к другому.
- Я могу вам чем-нибудь помочь? – лебезил он перед бретонкой с высокомерным лицом.
- Берите синий, он вас молодит, - доверительно шептал он босмеру, внимательно разглядывающему горшки.
- Возьми, не пожалеешь. Только из Валленвуда, - таиственно бросал он данмерке с медными волосами, собранными в высокий хвост, придирчиво выбирающей древки для стрел.
Данмерка хмыкнула и, вытащив из связки пару десятков наиболее ровных и тонких палочек, вопросительно развернулась к лавочнику.
- Тридцать, - просиял Катиус.
- Пятнадцать, - равнодушно поправила эльфийка.
- Двадцать семь
- Восемнадцать.
- Двадцать пять.
- Девятнадцать.
- Ты разоряешь меня.
- Ты обираешь меня.
- Двадцать один и это последнее слово.
- По рукам.
Данмерка ссыпала на прилавок горку септимов.
- Но тут только двадцать! – обиженно захлопал глазами лавочник.
- Мелочи нет, - удрученно цыкнула эльфийка и быстрым шагом вышла из лавки.

***
Това сидела на высоком бордюре в тени раскидистого дерева на Хлаалу Плаза и рассматривала купцов, их жен, наряженых в шелка, щекастых детей и прочий праздный люд, так непредусмотрительно вешавший кошельки на пояс. Рассматривала лениво, как сытая кошка рассматривает воробьев.
- Давно ждешь? – Сандас будто возник из ниоткуда, и тут же нагло расселся рядом с данмеркой, закинув ногу на ногу.
- Ты опоздал, - не глядя на него, бросила эльфийка. – Стража сменилась уже двадцать минут назад.
- Ты говоришь так, будто бы ждала меня на свидание, - улыбнулся Сандас.
- Не говори так, - испуганно обернулась Това. – При одной мысли о том, что у нас могло бы быть свидание  меня бросает в холодный пот.
Сандас совершенно неприлично засмеялся.
Эльфийка достала из колчана стрелу, проверила, крепко ли сидит наконечник:
- Ты что-нибудь достал?
Сандас с опаской покосился на стрелу, и, порывшись в карманах, продемонстрировал данмерке длинный тяжелый ключ с узорной бородкой.
- Молодец, - похвалила его Това. – Хоть какая-то от тебя польза.
Парень присвистнул вслед какой-то пухленькой дамочке. Това несильно шлепнула его по затылку:
- Если тебе обязательно привлекать к себе внимание, сходи воооон к тому ординатору и предложи взятку. Ты станешь знаменитым. Хоть и мучеником, но - знаменитым
Сандас обиженно скривился. Видимо, идея показалась ему не совсем безопасной.
- Когда мы пойдем?
Данмерка, задумавшись, потеребила кончик медного хвоста:
- Ну, во-первых, когда все приличные люди и честные торговцы спят. А во-вторых, когда сон у честных людей и приличных стражников самый крепкий. Под утро.
- Ладно, - согласился Сандас. – Я свободен?
- Ну уж нет, - нехорошо ухмыльнулась Това. – Мне хватило прошлого раза. Походишь со мной.

***
Катиус Флантиус, лавочник среднего достатка, проснулся и с трудом разлепил глаза. В голове все еще шумело, а мысли были вялыми и немногочисленными -  видимо, вечером он все же перебрал. Во рту сушило. Глянув на мерно посапывавшую супругу, Катиус с трудом встал и направился на кухню, нащупывая путь в темноте.
Лавочник глотнул воды, как его внимание привлек легкий шум возле кладовки. Катиус направился прямо туда, не вполне соображая, что так может сделать только человек с мечом и факелом, и то только умеющий ими пользоваться.
- Кто тут? – тихонько спросил он у темноты.
- Я, - нагло ответила темнота.
- Я – это кто? – не унимался лавочник.
Темнота сдавленно хрюкнула и тончайшим голоском пропела:
- Я – твоя совесть.
Това резко прикрыла рот ладонью. Ну надо же было такое ляпнуть!
- Совесть? – переспросил лавочник, вглядываясь в темноту. – А почему ты тогда не нашептываешь мне слова раскаяния на ухо, возле кровати?
- А твоей верной супруге понравилось бы, что тебе что-то нашептывает на ухо молодая девушка, склонившись над ложем? – вошла в роль данмерка.
- Нет, - сокрушенно покачал головой Катиус. – Совсем бы не понравилось. А вот скажи, совесть, из-за какого конкретного проступка ты пришла?
Вот так раз. Това напряженно замолчала. Такого коленца она не ожидала.
- Ээээээ, - протянула она. – Ты сам должен признаться в своих грехах, чтобы я ушла.
Имперец поскреб лысину:
- Вот что, дражайшая совесть, ну-ка, подожди секундочку…
Едва белое пятно пижамы Катиуса перестало маячить на выходе, Това рванулась было вверх, но чертов лавочник явился быстрее, пока данмерка взобралась по лестнице.
- Дорогая моя совесть, - Катиус присел на верхней ступеньке, пристроив рядом загодя припасенный кувшинчик с замечательным лекарством. – Вот что я вспомнил…
Това уронила голову на руки – так глупо попасться…
- Так вот, дорогая совесть. Нет, пожалуй, так - дорогая Совесть, - начал лавочик. – За всю мою жизнь, а прожил я без малого полстолетия, я совершил много отвратительных поступков, запятнавших тебя. По моим подсчетам, если каждый проступок оставляет на тебе точку, сейчас ты должна быть похожа на редгарда, - блеснул остроумием Катиус и сам же виновато засмеялся.
- Хаха, - неуверенно бросила данмерка, усевшись в нишу у стены.
- Если начать с сегодняшнего дня… и до первого года рождения…
- Нет-нет, - испуганно замахала руками Това. – Хватит и этого года. То есть, месяца. Хотя, можно и просто последнюю неделю. За остальными я приду попозже.
- Ну ладно, - несколько разочарованно протянул Катиус. Отхлебнув из кувшинчика, он начал вещать полным раскаянием голосом:
- Дорогая совесть, сегодня у меня была ужасная, постыдная мысль задушить мою супругу. Я понимаю, что замужество – это святой долг каждого, и семья – главная наша ценность, но зачастую я размышляю о смертоубийстве, - голос лавочника задрожал. – Но мне очень стыдно.
- Прощаю, - великодушно бросила Това.
Имперец, кажется, приободрился:
- А еще этим вечером я предавался греху пьянства. И греху злословия.
- Прощаю, - сонно прервала его данмерка.
- Сегодня в лавке я продал треснутый горшок…
- Прощаю.
- И всучил какой-то данмерке местные древки, выдав их за валленвудские.
Темнота досадливо крякнула и глухо выругалась.
- Прощаю, - уже как-то зло ответила Това.
- А еще…
- Прощаю.

***
Това уже около двух часов пыталась не заснуть и не забыть пробурчать «Прощаю» в выжидательную паузу между живоописаниями лавочника.
- Все, все прощаю.
- Правда, все? – обрадовался Катиус, уже снова изрядно опьяневший от регулярных прикладываний к кувшинчику с лекарством.
- Все-все.
Лавочник поднялся на ноги, покачиваясь, неловко поклонился, едва не загремев вниз по лестнице:
- С-спасибо, госпожа Совесть. Ведь живешь так, живешь – а не с кем поделится самым сокровенным, вас облегчить. Заходите почаще!
- Всенепременно, - мрачно буркнула Това.

***
Катиус Флантиус на ощупь пробрался к кровати, хотя рассвет уже несмело пробивался сквозь легкие занавески на окнах.
- Где-ты-шлялся-скотина, - привычно, сквозь сон, не размыкая век промычала его супруга.
- Разговаривал с совестью, - гордо подбоченился лавочник.
- Ты старый плешивый гуар и торгаш, у тебя быть не может совести, - все так же привычно добавила жена. – Иди и проверь серебряные ложки.
- Это совесть, понимаешь ты, глупая баба?! – рассердился лавочик. – Это существо аб-стракт-но-е, - довольный, что без запинки выговорил такое мудреное слово, Катиус чуть порозовел. – Совести чужды мирские желания.
- А ты все равно проверь, - святая супруга шумно почесала бок и натянула сползшее одеяло.
Катиус постоял, подумав, а потом все же направился к буфету, отчасти из-за торгашеской подозрительной натуры, отчасти – из-за желания доказать жене ее неправоту.
Шлепки босых ног скоро затихли, сменившись звоном посуды.
Через минуту раздался горестный вопль.
Совесть действительно было нечиста.

начитавшись Бормора...

=====
    - Нет, я так больше не могу! НЕ МО-ГУ!!..
    - Ну, что на этот раз? - устало вопросил Вивзбун.
    - Они же все сильнее меня! Понимаешь, все!.. Кого ни возьми... Приходят и - что бы я ни делал - всё равно, обязательно побеждают! Это... это... это несправедливо и нечестно, вот!
    - Тю, - удивился Вивзбун, - это же просто игра, хорошая игра. Она и должна быть сложной - а ты как думал? Повышай левел, учись боевому мастерству, читай секреты прохождения...
    - А потом! - заплаканным голосом пожаловался Баурхар. - Что они делают потом!!.. У Оробора вырезали сердце - таким, если помнишь, огромным тесаком. У Аннекры соскоблили с суставов все соляные отложения! Бедняжка до сих пор икает, отойти не может... С Т'Сака буквальным образом спустили шкуру - спасибо еще, что не с живого... Как это называется, я тебя спрашиваю? Как?!
    Вивзбун пожал огромными плечами.
    - Ну, на то они и монстры. Им положено...
    - Но это же форменное издевательство и садизм! Как эту игру пропустили власти? А всяческие комитеты по контролю нравственности? Куда они смотрели?!
    - Туда, куда и все, - строчкой из известного стишка ответил брат. - Слушай, ты же сам знаешь: самые бешеные продажи именно у таких - где упор делается на графику и бытовой реализм. Пуританские игры просто не покупают.
    Баурхар беззвучно зашевелил губами, скривился в нецензурной гримасе и со всей силы пнул исписанную даэдрическими рунами каменную глыбу:
    - НЕ ПОЙ-ДУ!!
    Каменнотелый титан сочувственно оглядел непутевого братца:
    - Эх ты, а еще огрим... Ну, если совсем хана, поставь сложность на -100.

----------

несерьезно

==============

Наверное, пройдут годы, прежде чем я забуду этот крик. Или годы и годы. И хотя жизнь мою не назовешь бедной впечатлениями, до сих пор темными беспокойными ночами я просыпаюсь порой от звенящего в ушах крика: "Меня! Меня подождите!". Но попробую рассказать по порядку.

Эта история началась... Пожалуй, да. Слишком обыкновенно.
- Она богата, - сказал мой приятель, опрокинув стаканчик. - Ты только посмотри на эти одежды.
О да, одежды. Я бы предпочел, чтобы она была в доспехах. Может, не так элегантно, но куда более практично.
- Она красива, - сказал мой приятель и подмигнул.
Я пожал плечами. Пепельные пустоши - не место для игр. Не знаю, почему я не возразил. Возможно, повлиял вес кошелька, лежащего на столе. Мой собственный кошелек исхудал, как кочевник после тяжкой болезни, и ему срочно требовались солидные вливания. А может, сам Шегорат подсказал мне решение. Как бы то ни было, я согласился.
- Я чудовищно тороплюсь, - заявила она. У нее был низкий голос с вибрирующими капризными нотками. Я решил, что мне это нравится.
Так началась эта история.

- Вы когда-нибудь бывали в пепельных пустошах? - спросил я у нее.
Шел первый день нашего путешествия. Погода была на удивление ясной, как будто сами боги благоволили нам. Истерзанная, выжженая земля открылась во всем своем суровом великолепии, и я наслаждался этим редким зрелищем. Но в какой-то миг понял, что не слышу шагов своей спутницы. Она словно растворилась в прозрачном воздухе, без звука, без следа. Я почти запаниковал. Что за темное волшебство?! Сжавшись и повернувшись, я нащупывал рукоять меча. А потом первый раз услышал ЭТО.
- Меня! Меня подождите! - ее голос был просто пропитан ужасом. Не размышляя, я бросился за зов.
- Вы чудовищно невнимательны, - капризно сказала она. - Я отошла всего на минуту.
Я начал подозревать, что ввязался не в ту историю.

- Мутсера, - не знаю, сколько раз за последние дни я это повторял, - мутсера, здесь не особняк вашего батюшки. Здесь дикая местность. Прошу вас, ради вашей же безопасности, предупреждайте, если собираетесь отойти. Зовите меня сразу, если что-то не так. Не молчите, прошу вас. Если вы слишком отстанете, я могу не успеть помочь вам.
- Вы чудовищно невежливы, - капризно говорила она, поджимая губки. Я чувствовал, что теряю терпение, но дело есть дело.

Путешествие продолжалось. Я понял, почему ей так сложно было найти проводника. Дама обладала редкостным талантом исчезать, не пользуясь никакой магией. Она проваливалась в мелкие расселины и застревала между камней, уходила на боковые тропы и убегала в обратную сторону... в любую сторону, кроме нужной. Она пропускала мимо ушей все, что я ей говорил и во всем поступала по своему. И все это она делала МОЛЧА. По крайней мере, до тех пор, пока окончательно не теряла меня из виду. Я старался не спускать с нее глаз, но приходилось следить еще и за окружающей обстановкой, так что неизбежно наступал момент, когда ее не оказывалось рядом. Я не мог угадать, когда это произойдет. А потом меня настигал ее вопль, неотвратимый, как божья кара.
Конечно, никто из местных не согласился ее вести. Только идиот-чужеземец мог взяться за такое дело.

- Меня! Меня подождите!
Я вздрогнул и упустил момент. Кагути, ошалевший от ран, немедленно воспользовался этим и вцепился мне в руку. Свободной рукой я попытался добить его.
- Меня! Меня подождите!
Приступ злости придал мне сил для решающего удара. Я разжал челюсти мертвого зверя и выдернул руку. На нее страшно было смотреть, но у меня были нужные зелья, и я решил, что с места не сдвинусь, пока не приведу себя в порядок. Может, она охрипнет.
- Вы чудовищно медлительны, - сообщила она, когда я до нее добрался. Почему я не задушил ее прямо там? Не знаю, но я сумел сдержаться. Она ничего не заметила. Она видела только себя.

Мы шли, и шли, и шли. Дама отставала, пропадала и терялась. Я искал и находил. Никогда не думал, что путь может быть так долог. Может быть, я привыкну? Какой у нее мерзкий голос. А ведь сначала он показался мне мелодичным. Какой же я дурак. В приступе отчаяния я предложил ей обвязаться веревкой, дабы не потерять друг друга в каменном хаосе.
- Вы непристойны, - ответствовала она.
- Чудовищно? - подсказал я.
Она подумала.
- Да. Чудовищно.

- Я сделаю это быстрее!
Это еще что?! Мне нельзя было отвлекаться от драки, и я надеялся, что у дамы хватит ума не лезть в бой. Выпутавшись из кожистых крыльев поверженного скального наездника, я, как обычно, не обнаружил ее рядом. Но кажется, она неподалеку... судя по звукам, за той скалой... ну почему бы ей не убежать подальше... совсем далеко?
- Так хорошо, или нет?
Надо же. Таких интонаций я у нее раньше не слыхал. Неужели она нашла себе... собеседника? Здесь, в глуши?! Меня посетила безумная надежда - может, удастся ее кому-нибудь спихнуть? Неожиданно в ее голосе прорезались мурлыкающие нотки:
- Твой опыт тебя подво-о-одит...
Я совсем ошалел. Даже не знаю, что ожидал увидеть за скалой, но все оказалось до безобразия просто... всего лишь трое пепельных монстров. Дама забралась на самую верхушку огромного валуна и откидывала их пинками. Невольно я почувствовал уважение. А ей долго удалось продержаться! Вероятно, ее боевые кличи смутили дух противников.
Гаркнув, я выскочил из-за камня, надеясь отвлечь внимание на себя. Монстры обернулись. Мутсера тоже.
- Вы!.. чудовищ... чудовищно... ВЫ!!!
Она издала неподдающийся классификации вопль, спрыгнула с валуна и с ошеломляющей скоростью устремилась в туманную даль. Визг повис в воздухе и тянулся за ней путеводной нитью. Монстры остолбенело уставились на меня, помаргивая бессмысленными глазами. Я вздохнул и принялся за дело.
Когда я нашел ее, она, потеряв путь, с целеустремленной одержимостью ломилась в каменную стену. Мои жалкие попытки вернуть ее из царства Шегората не увенчались даже видимостью успеха. В конце концов я скрутил ее и остаток дня тащил на себе.

- Меня, меня подождите!
Шел пятый день нашего путешествия. Я жалел, что я не хаджит. У всех хаджитов есть лунный сахар, это общеизвестно. Всего пара щепоток - и любое бремя покажется недостойным внимания. Ну почему боги не наделили ее приятным голосом? А может быть, я уже хаджит? Но у меня нет сахара... значит, я не хаджит...

Над головой парили скальные наездники. Со скал на нас прыгали звери, обезумевшие от мора. Пепельные тучи вздымались и кружились над землей, превращая день в сумерки. Моя мутсера не пропустила ни одной трещины, ни одного камня, о который можно было споткнуться. Она находила озерца лавы там, где я, со всем своим опытом, даже не мог подозревать их существования. Ее талант беззвучно исчезать в никуда развивался и креп с каждым часом. Я же, в свою очередь, научился угадывать крик до его зарождения. О, это неподвластное разуму ощущение... вначале удручающая пустота, незаполненность воздуха рядом с тобой... внутренности сжимаются в комок... миг... и вот он рождается, могучий и всеобъемлющий символ непреодоленной стихии:
- Меня, меня подождите!

Не помню, был день или ночь, когда мы подошли наконец ко Вратам. Пепельная буря поглотила остатки неба, а чувство времени я почти утратил. Ветер свистел и завывал так, что я едва мог расслышать вопли мутсеры, и чуть не потерял ее в маленькой расщелине почти у самых Врат. Поистине, это было бы удручающим завершением нашего скорбного путешествия. Но я проявил редкостное проворство, и успел подставить свой клинок под шею пепельного вампира прежде, чем он добрался до ее гладких щечек. О, скольких сил мне стоило удержать клинок в правильном направлении!
- Вы чудовищно невнимательны, - заявила она, отряхивая юбку. - Мне чудовищно не везет с проводниками.
Я сочувственно покивал. Близость цели сделала меня снисходительным.

Во Вратах я пробыл недолго - там решительно не на что тратить заработанные деньги. Выспавшись как следует, я засобирался обратно. Случайные паломники сбивались в кучки и искали себе проводников. Я отверг все предложения, какими бы выгодными они ни казались.

Ах, каким же ясным было утро, когда я отправился в обратный путь! Ничто не омрачало синего неба; ничто не омрачало мою душу. Шагая по серым камням, я упивался свежестью мира и легкостью бытия, и темные предчувствия не касались меня - до тех пор, пока сзади не послышалось:
- Меня, меня подождите!
Еще не вполне веря своим ушам, я обернулся. Почему мои боги так злы?! Дама догоняла меня с завидной резвостью.
- Эти паломники совершенно чудовищны. Предпочитаю путешествовать в одиночестве. Ступайте вперед, я прямо за вами.

Я не убил ее, о нет. Она сама потерялась в пепельных клубах очередной бури, когда неистовый ветер заглушал крики. Я бестолку потратил два дня, пытаясь найти хотя бы тело, но она сгинула бесследно в нагромождении камня и пепла. Пустыня поглотила ее.
С тех пор прошло немало времени, и немало всего случилось со мной и в мире. Но до сих пор, темными беззвездными ночами, когда за окном завывает ветер, я просыпаюсь порой от звенящего в ушах крика:
- Меня, меня подождите!
Наверное, это навсегда.

(Реальный сюжетный момент, переделанный под игровую повесть)
Отрывок из истории инквизитора…
13, Месяц Огня
29 день со дня моего прибытия в Морроувинд. Я узнал, что листовки распространяет некто Галуро Белан, торговка в районе Телванни. Ауран Фрернис поблагодарила меня за помощь и дала 100 золотых. Уже повернувшись, я хотел покинуть ее аптеку, но она окликнула меня и сказала, что у нее есть еще одно небольшое задание. Ей необходима разновидность цветка золотой канет – Слеза Роланда. Она попросила принести 5 таких цветков и обещала наградить «чем-то особенным». «Кажется, ничего сложного», - подумал я. И согласился. Но каково было удивление, когда до моих ушей долетели слова Ауран о местонахождении этого цветка – даэдрические руины Альд Сота, известные своей мрачностью и коварностью населяющих ее существ. Надо добавить, что это было 13 число, месяца Огня, и было уже за полночь.  «Ну ладно, пообещал, так пообещал, – подумал я про себя и понадеялся на свои заклинания и свитки».
          На небе светит луна, осыпанная множеством звезд. Неприятный для глаз темно-красный цвет руин и даэдрические руны на стенах напоминают о зле, когда-то населяющем это место. Без раздумий надев свое зачарованное кольцо, позволяющее частично маскироваться с окружающими меня предметами, я двинулся навстречу опасности. Аптекарша сказала, что цветы растут в восточной части руин. Я начал двигаться вдоль одной из стен рядом с водой. В таком настороженном положении позади осталось около 30 ярдов.
          Дав передышку ногам и сердцу, стучащему с необыкновенной быстротой, я не прошел и десяти футов, как заметил среди камней то, что искал – Слеза Роланда! Больше 5 цветков. Ну что ж, осталось сделать последний рывок. Я огляделся по сторонам. Где-то вдалеке слышен крик Скального Наездника. Но вот из-за стены клубами начал исходить какой-то белый дым, больше похожий на пар. Ужас сковал меня по рукам и ногам, когда я подумал о том существе, что прячется за углом. Опомнившись, через несколько секунд я скрылся из виду и вскоре увидел доказательство своим догадкам. Это был Инеевый Атронах, величественно-спокойной походкой шагавший к тому месту, где недавно стоял я. Холодный пар исходил от него. Я прижался к стене и стал обдумывать ситуацию. Первое: надо добыть цветы. Можно понадеяться на случай и подождать, когда тот уйдет. Однако, второе: нужно сделать это так, чтобы… не лишиться жизни. Но мою голову пронзила молниеносная мысль, когда я вдруг вспомнил, кто я! Инквизитор – моя должность! Убийство вампиров, некромантов и всяческих злобных существ – мое ремесло! Да, существо должно сгинуть. Но не просто сгинуть! Какова будет стоимость камня душ вместе с душой Инеевого Атронаха, можно только мечтать… Его дух будет заключен в Обычном Камне Душ, и я начал действовать. Чтобы обезопасить себя, была выпита пара бутыльков, повышающих живучесть и улучшающие подвижность (если вдруг придется столкнуться с ним в ближнем бою, чего не миновать). Из мантии вынут электрический молот – сильное двуручное оружие, которое выковал мне один кузнец за небольшую работенку. Свиток заключения души был наготове. Я медленно вышел из-за стены.
          Мне повезло – Атронах стоял спиной. Первый ход за мной – сероватый шар летит по направлению к врагу. Свиток Заключения души подействовал. Долго ждать не пришлось - вот уже видно неподвижное лицо врага, изображающее готовность убить смертоносным холодом жертву. Атронах начал действовать. Через 3 секунды из его ледяных ладоней вырвались струи холода, преобразовавшиеся в летящий шар. Везение или ловкость спасли меня, но мне удалось отпрыгнуть и спрятаться за большим камнем, у которого росли Слезы Роланда. «Ну же, сосредоточься, сосредоточься, где его уязвимое место?..» Ну конечно! Огонь! Огонь может растопить лед! На этот случай у меня было необычное заклинание. Я специализировался на вызове существ, и не забыл заглянуть в одно место к своей знакомой, которая обучила меня ему.… Несколько секунд, и в десяти футах уже стоял Огненный Атронах – порождение моих способностей. Я вызвал его. Было забавно наблюдать за этим сражением из-за моего «спасительного камня». После истощения магических способностей враги схватились в рукопашной, и победа была за моим слугой. Последний удар –  и тело Инеевого Атронаха с грохотом упало на землю, подняв в воздух клубы ледяного пара. Душа Инеевого Атронаха перешла в мой камень. Огненный же Атронах пошатнулся и вскоре оказался таким же неподвижным телом, лежащим рядом со своим поверженным врагом. Все на этом закончилось.
          Моя добыча составила целых 6 цветков Слезы Роланда. Как раз 1 для меня. Был 1 час после полуночи. Назад возвратился без сюрпризов, живым и невредимым. Стук в дверь аптеки, и вот я на пороге. Ауран Фрернис оглядела меня с ног до головы. Полы мантии в земле, лицо запотевшее, дыхание учащенное. Ничего не говоря, я протянул ей 5 обещанных цветков. Улыбка осенила ее лицо. «Отлично, инквизитор, ты справился! Надеюсь, что не доставила тебе неприятностей своей просьбой. Хорошо, что еще есть люди, готовые поставить помощь товарищу выше своих дел. Вот, пока ты бродил. Я сделала это зелье для тебя, - она протянула мне коричневый бутылек привлекательной наружности, - это Эксклюзивное Зелье Повышения Удачи, надеюсь, тебе пригодится». «Это точно»,  - подумал я про себя. Поблагодарив аптекаршу и попрощавшись, я покинул помещение и отправился спать.

-ДВЕРЬ-

–Чем могу быть полезен?
Вопрос прозвучал, едва дверь за орком захлопнулась, а ставни встали в свое прежнее место в дверном косяке. Зеленый гигант замер, разглядывая приветствовавшего его. Тот стоял перед небольшой, но широкой лестницей, зеленая мантия скрывала его гладкое гибкое тело. В желтых глаза читалась редкая для ящеров дружелюбность. Либо это было из-за винных паров, заменявших в таверне воздух, или же этот аргонианин был одним из тех немногих, кто не вонзит тебе зубы в шею, едва ты отвернешься от него. Таких, впрочем, можно было сосчитать по пальцам, причиной тому была крайне короткая продолжительность жизни подобных индивидов. Орк не любил ящеров в принципе.  
–Вы зашли выпить стаканчик суджаамы? – аргонианин был настроен крайне дружески, несмотря на ступор, в котором пребывал новый посетитель. – Здесь самое милое и спокойное место во всем городе. Вы не находите?
–Я, эээ... – начал было орк.
–На вашем месте я бы незамедлительно отправился к стойке, сэра Стойн сегодня в прекрасном настроении, – ящер почесал себя по шее. – Ужасный климат, такой сухой, что только шейн спасает.
Орк озадаченно глянул на его шею, кивнул головой и посмотрел за спину ящера.
–Я здесь по делу, – в подробности вдаваться он не хотел, начинать разговор с кем бы то ни было в таверне, тоже.
–А, вы ищите Аэнгота, – аргониан понимающе склонил голову вбок, отчего орка немного передернуло, но он вовремя взял себя в руки и коротко кивнул.
–К нему сегодня что-то часто приходят гости, – довольно прошелестела рептилия. – С чего бы это? Но это не мое дело, полагаю, вы знаете, где его найти?
–Знаю, конечно, – орк мотнул массивной головой в сторону главной залы.
–А я думал вы впервые здесь и мне придется вас лично познакомить со столь замечательной персоной.
–Я найду дорогу сам, мне не нужен проводник, – слова давались молодому варвару тяжело, одного вздоха казалось мало даже для небольшого ответа.
–Очень жаль. – Расстроенный собеседник повернулся, и, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, стал подниматься по лестнице.
Орк стоял некоторое время и переводил дух. Он привык держать ситуацию под своим контролем, сейчас же он оказался в крайне затруднительном положении, словно Малаух отвернул глаза свои от него.
Превозмогая себя, он медленно, шаг за шагом преодолел все девять ступеней. Лестница закончилась, и он оказался в главной зале. Аргонианина нигде не было видно. Оно и к лучшему, орк почти успокоился и новый разговор с этим земноводным закончился бы пролитой кровью. Холодной кровью.
Орк медленно направился к скрытой лестнице сбоку залы, заставляя себя не смотреть по сторонам. Однако все вокруг сделалось до того медленным и тягучим, а в висках застучала пара мотков, что собранность орка разбилась на крохотные осколки стекла, рука сама собой взметнулась вверх и с силой опустилась на столешницу, разломив ее пополам.
Вздрогнув всем телом, орк обернулся и успел разглядеть практически всех посетителей в мельчайших деталях.
Вот Лириэль Стойн, что все время стояла за стойкой, подняла правую руку, поприветствовав его, словно ничего не произошло. При этом она улыбалась, так же, как улыбался единственный посетитель таверны, разбуженный громкий ударом.
На ватных ногах орк попятился к лестнице, стараясь больше не смотреть по сторонам. Из нижней комнаты, слабо освещенной факелами, веяло каким-то непонятным холодом. И было темно, но цель от этого не менялась, он просто должен был спуститься, хотя подобная затея и пугала его.
Вдруг появилось чувство, что он идет грабить безымянную гробницу, что у него получалось неплохо, вот только одно обстоятельство тревожило – он никогда не грабил одно и тоже место дважды. Никогда. Поэтому он шел по лестнице вниз, не зная, что его ждет.
Внизу находились несколько персон. Аэнгот Ювелир всегда исподлобья рассматривал новые лица, он не доверял никому. На нем красовалась новехонькая кираса, начищенная до блеска. Эльф уловил взгляд орка, перехватил его и пристально посмотрел в глаза.
–Нравится твоя броня, – пробубнил орк. – Крепкая наверно и легкая?
–Ты прямо читаешь мои мысли. – Босмер ухмыльнулся. – Даже твоя секира не пробьет ее.
Орк поймал себя на мысли, что он, вероятно, сошел с ума. Эльф, глава отделения Гильдии воров, казалось, издевался над ним. Так же, как и этот Жабий язык, который давно пора бы и укоротить.
Заслышав знакомый шелест, орк оглянулся на лестницу. Аргонианин стоял у ее подножья. Он продолжал моргать своими маленькими желтыми глазками и шипеть, периодически высовывая свой язык. Голова же бережно покоилась в обеих руках ящера. Из шеи все еще бил вверх небольшой фонтанчик крови, заливая мантию и сочась на пол.
Орк отшатнулся от него, спиной упершись во что-то твердое. Ему хватило сил, чтобы обернуться. Он знал, что увидит, но никак не мог заставить поверить себя в действительность происходящего.
Он ошарашено разглядывал низкого босмера, из груди которого торчала рукоять его огромной секиры. Доспех от удара раскололся пополам и теперь висел только на плечах эльфа. Они оба смотрели на нее – орк с ужасом, босмер с разочарованием.
–Торговец, кажется, мне солгал на счет крепости этой скорлупы, – эльф, казалось, был этим очень обеспокоен. – Мне кажется, это ваша секира.
Орк взялся за липкую рукоять, потянул на себя. Широкое лезвие с хлюпаньем вышло наружу и тут же глухо стукнуло о пол. Сил не было поднять ее над головой и положить на плечо. И все же, глупо было оставлять ценное оружие на месте преступления, поэтому он и вернулся за ней, вошел в дверь, которую не нужно было открывать вновь.
Дойдя до лестницы, он сбил с ног ящера, голова которого покатилась по залитому кровью полу и остановилась у неподвижных охранников Ювелира, которые в ту же секунду развалились на части. Орк уже не видел этого, карабкаясь по крутым ступенькам узкой лестницы наверх.
Когда злосчастные ступеньки закончились, и он снова оказался в главной зале, Лириэль Стойн все еще стояла и махала ему рукой, не переставая улыбаться. Мгновение, и рука вместе с плечом съехала вниз и упала на стойку, задев при этом  бутылку, полную флина. Бутылка, качнувшись, упала на пол, разбившись на осколки и расплескав содержимое. Трактирщица озадаченно смотрела на бутылку, переводя взгляд на отрубленную руку.
За столиком, что был ближе всех к укромной лестнице, сидел, облокотившись на руки, одинокий постоялец. Орк прошел мимо него  постоялец, коротко вздрогнув, сложился пополам вместе со столом и повалился на пол.
Орк этого уже не видел, пытаясь кое-как спуститься по лестнице на негнущихся ногах. Наконец, ему это удалось, он стоял перед дверью.
–Уже уходите? – голова в руках аргонианина смотрела на перепуганного до смерти орка. – Очень жаль, заходите к нам еще!
Секира чуть было не выпала из рук орка, который массой своего огромного тела бросился на дверь. Та с треском раскрылась, петли чудом выдержали чудовищный удар. Орк, не удержав равновесия, с шумом свалился на холодный пол. Дверь захлопнулась за его спиной, засов встал на свое место в дверном косяке.
Потирая ушибленное при падении плечо, орк встал и оглянулся.
Картина, представшая его взгляду, могла вывернуть наизнанку желудок любому. Но орк лишь оскалил свои желтые клыки.
Да, они все были здесь. Ящер лежал у двери с перерубленной головой – он наказал его при попытке к бегству. Слишком уж шустрой оказалась рептилия. Трактирщица лежала под стойкой, с ее лица так и не сошла та гримаса отвращения, которая так не понравилась ему с самого начала. Единственный постоялец перемешался с разрубленными досками и кровью. Он то ни в чем не был виноват, но всю накопившуюся злость разъяренный орк обрушил на него. Вниз спускаться не было смысла, он и так знал, что он единственный, кто был здесь живым и потому мог торжествовать над поверженными врагами. Они лежали в лужах крови и собственных внутренностей, а не стояли со смертельными ранами и не шутили над создавшимся положением. Морок рассеялся, он вышел победителем.
Вскинув привычным движением секиру и уложив ее на плечо, орк открыл дверь и вышел в прохладные сумерки вечера.

Планировалось писаться, как сказка, но так как поучительного тона у меня не наблюдается (для этого же хоть малейший опт надобится )) и ничего банальнее жестокой красавицы не придумывалось, было покромсано на куски и перемешано с полуготовым рассказом. Читать охлажденным
//по природной кривизне рук оформить эпиграф не получается. считайте им фразу с копирайтом//
                                                                                                                                                                                                                                                                                    Сказка – ложь, узнайте правду!
                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                (с)

- Добрые граждане славного грибного града Садрит Мора! – тонким мальчишеским голосом орал худой подросток в цветастом костюме. – Извольте поглядети на представление славной труппы мэтра Пустозвоньо!
Бродячий театр как раз устанавливал на площади сцену и кулисы. Наиболее сноровистые зрители подыскивали скамейки. Вокруг сцены уже начала собираться приличная толпа. Даже старая Фара вышла из своего трактира, присела на высоких ступеньках. Остановилась пара магов, непременно на приличном отдалении от сцены чтобы ни в коем случае не быть заподозренными в проявлении интереса к развлечениям черни.
Кажется, все было готово. Из-за кулис вышел молодой долговязый парень в разноцветных штанах и шляпе с потрепанным пером скального наездника, поклонился толпе. Толпа радостно захлопала.
- Сегодня, - голос у парня был приятный, хоть немного хриплый. – Наш театр покажет пьесу по известной сказке «Королева Зимы». Прекрасны и великолепны снежные берега далекого Солстхейма, укутанного белыми мехами снегов, искрящихся миллионами бриллиантов, закованного в хрустальные льды! Но еще прекраснее женщины Солстхейма – будто высеченные из белого мрамора статуи – столь же великолепны, но столь же холодны! Но настоящая любовь, всепоглощающим жаром способна растопить даже льды, сковывающие сердце самой Королевы Зимы!
Толпа восхищенно ахнула, некоторые женщины принялись вытирать платочками глаза.
- Невероятно пошло и  безвкусно, - скривив губы, тихонько шепнул один из магиков. – Особенно про сердце, скованное льдом. Но… нам стоит присмотреть за порядком здесь, верно, коллега?
Коллега сдержанно кивнул, так же не желая признаваться в желании посмотреть.
Занавеси, сопровождаемые треньканьем лютни, скрипя, разъехались, явив зрителям заснеженные пустоши Солстхейма – вернее, сугробы из прикрытых простынями кадок и облезлое чучело медведя. Среди сугробов стояла пара – он, щуплый данмер в нарисованных на рубашке пластинах доспеха, на одном колене перед ней – миловидной белокурой девушкой с небрежно намалеванной синей краской татуировкой в пол лица. Герой по непонятным соображения сжимал в одной руке невероятных размеров картонный меч, обильно вымазанный красной краской.
- О, великолепная Сигрдрифа, свет души моей! – вскричал славный герой. – О, прекраснейшая из ныне живущих! О, Звезда Севера! Я выполнил твое желание – ужасный упырь Удурфрукт теперь мертв, в доказательство я принес его мерзостную конечность!
Парень действительно достал из кармана сухую когтистую лапу непонятного происхождения и сунул прямо в лицо своей даме сердца.
Толпа испуганно охнула, кто-то упал в обморок.
- Вот поганцы, - усмехнулся один из магиков. – Пугают народ высушенной гуарьей лапой.
Его коллега обличительно хмыкнул.
- О, Сигрдрифа, ты сказала, что отдашь мне свою руку и сердце!
- Убери от меня эту мерзость! – поднесла руку ко лбу девушка. – Ты хочешь, чтобы я отдала свою прекрасную руку за эту гадкую лапу? Ну уж нет, о, славный воин!
Воин, сраженный таким коварством, схватился за сердце.
-С правой стороны, - ехидно откомментировал один из магов.
- Вот гадина! – крикнул мужской голос из толпы.
Гадкая дама продолжала тиранить рыцаря:
- О, славный данмерский воин, если ты хочешь получить меня в жены, принеси мне голову свирепого оборотня, что бродит по округе и пожирает людей!
- О, Сигрдрифа! Это верная смерть!
Девушка, не обращая внимания на стенания, развернулась и скрылась за занавесями.
- О, что же делать мне! – возопил рыцарь, поворачиваясь к зрителям. – Кровожадный оборотень порвет меня на куски! Но ради ее любви, - данмер неопределенно повел в воздухе до сих пор зажатой в кулаке гуарьей лапой, - Я готов на все!
- Дурак, - в один голос откомментировали оба магика, сложив руки на груди.
* * *
- Сигрдрифа, - данмер, подумав, опять придвинулся чуть поближе к девушке, увлеченно точащей меч.
- Что? – устало отозвалась она.
- Глаза твои, - со страстным придыханием начал парень. – Словно прибрежные омуты озера Амайя – глубокие, завораживающие своей синевой.
- Их три, - равнодушно поправила северянка.
- Что?
- Три. Омута в озере Амайя. А глаз у меня чуть меньше.
- Черт, - юноша задумался, перебирая черные волосы и беззвучно шевеля губами. – О! Придумал!
Сигрдрифа возвела очи к небу, глубоко вздохнула.
- Шея твоя, - взмахнул рукой данмер. – Словно Башня Белого Золота. Столь же…
- В Башне Белого Золота около тысяча футов, - прервала его девушка. – К тому же она в тысячу раз грязнее. Не думаю, чтобы ее когда-нибудь мыли.
Юноша надулся и сложил руки на груди.
- Слушай, - северянка отложила меч и впилась глазами в молодого данмера. – А тебе никогда не приходило в голову… ммм… попросить? Может, я бы и забыла, что ты весишь раза в три меньше, чем нормальный кавалер-берсерк, что у тебя нет бороды лопатой, и от тебя не разит медом за десять шагов?
Парень опять задумался. Встрепенувшись, он пригладил руками вихры, отломал от наплечника сосульку и брякнул:
- Выходи за меня замуж! По-жа-луйс-та!
- Дурак, - вздохнула Сигрдрифа и снова принялась за меч. – Лучше б спросил, может мне что нужно.
- А тебе нужно? – с надеждой спросил данмер.
- Сразу бы так, - повеселела девушка. – Надо мне мелочь. Пара волчьих клыков на сережки – скоро гулянья, а мне нечего одеть к ожерелью из медвежьих когтей.
- И все? – недоверчиво переспросил юноша. – Только пару клыков?
- Только пару клыков, - глаза Сигрдрифы были как прибрежная вода – даже при должной сноровке никому не удалось бы прочесть в них и тени намека.  – Тебе это задание кажется слишком трудным?
- Нет, - подозрительно буркнул данмер. – Тебе ничего больше не надо, точно?
- Нет, - голос девушки точно скрывал какую-нибудь каверзу. – Пока нет.
Данмер вздохнул, поднялся с каменных приступок форта и без особого воодушевления глянул на темную гребенку леса на севере, откуда временами слышался тоскливый вой.
«И к тому же неумелый», - машинально отметил парень, смахивая иней с припорошенных снегом волос.
* * *
Представление на площади Садрит Моры было в разгаре. Тощий воин уже успел отважно зарубить ужасного оборотня, представляющего собой симбиоз облезлого ковра и худенького актера на четвереньках, и теперь не менее мужественно отделял голову от тела. Дама сердца стояла за кулисами и, скучая, грызла коржик.
Наконец, рыцарь справился со своей неприятной обязанностью и поднял над сценой неплохо выделанную волчью голову. Эффект немного портил круглый кусок дерева, к которому она была прибита. Девушка плавным шагом вышла из-за кулис.
- О, Сигрдрифа! – снова надрывно закричал актер, падая на колено и пошатываясь. – Вот она, голова гнусного оборотня, который наводил ужас на округу! Я убил его!
- О, славный воин! – девушка поднесла белую руку ко лбу и покачнулась. – Эта голова отвратительна! Убери ее отсюда поскорее!
- Мне б такого рыцаря, - недовольно бросил в пустоту один из магов. – Давно уже ищу дурня, который мне забесплатно принесет хотя бы парочку оборотничьих клыков.
- Хорошо для ядов, - машинально добавил его коллега.
* * *
- Принес? – Сигрдрифа с хрустом потянулась, сведя вместе лопатки.
Юноша громко сглотнул, глядя на натянувшуюся ткань рубашки.
- Принес.
Данмер достал из сумки два белых клыка, еще покрытых темной корочкой запекшейся крови, протянул их девушке.
Та благосклонно приняла подношение, с видом профессионала покрутила клыки в пальцах:
- Самец. Трехгодка, скорее всего.
- Да, - подтвердил парень, сосредоточенно рассматривая свои руки.
- Почему  у тебя обломанные хвоинки под ногтями? – как бы между делом спросила Сигрдрифа, но ее глаза оставались серьезными.
- Боролись, - живо оправдался данмер.
- А почему рубашка на хребте порванная?
- Цапнул, зверюга.
- Крови нет.
- Заклинание, - парень начинал волноваться. – Сигрдрифа, ты обещала…
- Что? – поддельно удивилась северянка.
- Можно я пойду с тобой на гулянья? – просительно поднял брови юноша.
- Ну, - девушка сделала вид, будто ей стыдно. – Понимаешь, я обещала Агаронду…
Данмер присел рядом с Сигрдрифой, задумался. Вспомнив наконец этого Агаронда, мысленно застонал: нордлинг был его выше по меньшей мере на две головы, ломал хребты медведям голыми руками, более похожими на весла драккаров, а грудь его напоминала доску для разделки мяса. И носила на себе столько же полосок шрамов.
- Он даже принес мне медвежье сердце, - мечтательно возвела очи к потолку.
- Я тоже могу принести, - упавшим голосом пообещал юноша.
* * *
- Как ты смеешь мечтать о моей руке?! – взвизгнула актриса, негодующе хмурясь. – Всего-то прикончил какой-то десяток чудищ!
- Но что мне делать?! – возопил рыцарь. – Любовный жар снедает меня изнутри и, вырвись он наружу, он растопил бы даже вечные льды!
- Вот и докажи мне это! – девушка состроила хитрую мину, что при размалеванной физиономии дало почти юмористический эффект. – Достань свое сердце из груди  и подари мне его!
Славный рыцарь повернулся к зрителям лицом, раскинул руки:
- О, что ты делаешь со мной, прекрасная Сигрдрифа! Слова твои как сотни шалков – жалят и кусают, разъедают мое сердце ядом! пусть оно вечно будет принадлежать тебе!
После этих слов парень полез себе под рубаху, состроил рожу, видимо, иллюстрирующую его невероятные страдания, и вытащил оттуда огромное картонной сердце, густо и аляповато раскрашенное алой и бордовой красками. Снизу на сердце отчетливо виднелся полукруглый венчик отпечатков чьих-то зубов – видимо, рыцарю уже приходилось страдать от неразделенной любви. Парень протянул свое пламенное сердце девушке, трагически возвестив:
- О, прекраснейшая из прекраснейших! Возьми мое сердце, ты его единственная хозяйка!
Рыцарь патетически всплеснул руками и упал под ноги своей бессердечной возлюбленной.
Толпа негодующе завопила, закричала, зарыдала, непроизвольно ухватилась за свои сердца.
- Глупость, - опять поморщился один из магиков. – Без наркоза выдрать сердце у живого человека, да чтоб он потом еще и речи произносил – нонсенс.
- Да, помню наш практикум, - кивнул второй.
А бессердечная Сигрдрифа, кажется, прозрела:
- О, нет! – закричала она, вцепляясь в светлые косы. – Как я могла быть столь жесткосердной! Как я могла не увидеть истинной любви! Зачем мне жить после этого?
Девушка упала на колени рядом с трупом бывшего рыцаря.
- Черт, соступи с руки, - сдавленно шепнул труп.
Сигрдрифа, не отнимая ладоней от лица, аккуратно сместилась с ладони возлюбленного.
Занавес, тихо шурша, задвинулся.
Толпа взорвалась аплодисментами, восторженными криками, на сцену полетели монеты. Мальчонка, объявлявший о представлении, шустро подбирал знаки внимания от потрясенных зрителей.
Актеры вышли на сцену, поклонились, взявшись за руки. Град септимов усилился. Жесткосердная Сигрдрифа сдавленно выругалась, получив тяжелой монетой прямо в высокий лоб.
- Спасибо, спасибо, славные мутсэры! – заливисто вещал один актер. – Приходите и завтра сюда же, смотреть другой спектакль!
- Хмм… - протянул один из магиков.
- Думаю, нам стоит завтра понаблюдать за этим сборищем, - согласился его коллега.
* * *
- Что, - как-то бесцветно повторил юноша, глядя сквозь Сигрдрифу.
- Я же сказал, - обеспокоилась такой переменой девушка. – Пойду с  тобой, а про Агаронда забуду. Если принесешь мне сердце оборотня. Того, которого недавно видели возле форта. Здоровый зверь. Со шрамом на морде.
Данмер опять машинально потянулся пальцами к застарелому шраму, некрасиво пересекавшему щеку от челюсти до скулы. Но на полпути остановил руку, сжал пальцы так, что побелели костяшки.
- Ну? – в глазах цвета воды у берега не было даже намека на смущение.
- Знаешь что, о, прекрасная Сигрдрифа? – зло спросил юноша, поднимаясь и глядя прямо в ее вызывающие глаза.
- Что? – нахально поинтересовалась девушка, очевидно, опять ожидая неумелых комплиментов.
Данмер глубоко вдохнул, неприятно оскалился и высказал все, что он думает о вздорных девицах, мурыжащих всех вокруг, а также об обстоятельствах ее рождения , по очереди оженив ее родителей с целой кучей весьма неприятных существ.
- Это все, что ты хотел мне сказать? – глупо спросила Сигрдрифа. На ее лице было такое безбрежное изумление и разочарование, что юноше стало немного не по себе.
- Нет, - честно ответил он.
И, подумав, добавил целую кучу нелицеприятных эпитетов, от которых покраснел бы даже старый пьяница-легионер. А пьяные легионеры, тем более старые, были несравненными охальниками.
- Теперь все, - выдохнул, наконец, юноша, круто развернулся на пятках и зашагал прочь из форта. Снег похрустывал под его сапогами.
* * *
- Понимаешь, - месяц спустя, жаловался напрочь упитый молодой данмер со шрамом через щеку попеременно то кувшину с медом, то знакомому барду, сидевшему напротив. – Все для нее делал. Как дурак, всю задницу отморозил, сидя с ней на крыльце этого проклятого форта, чтоб ему провалиться. Красил оленю рога золотистой краской и все кругом метил, чтоб волки не смели подобраться к нему – потому что ей, видите ли, захотелось поглядеть на чудо. Примерз к этому проклятому льду на озере, когда ловил ее кольцо, которое она туда упустила. Сверзился с сосны, когда полез ей доставать «макушку елочки».
- А тут, - парень с силой хлопнул жбаном о стол. –Сердце ей вынь да положь. Сумасбродная баба.
- А что, - потренькал на струнах лютни бард. – Из этой истории получилась бы неплохая баллада.
- Брось, - отмахнулся юноша. – Кому интересно слушать о женщине с завышенными амбициями и влюбленном в нее дураке?
- О, поверь мне, - усмехнулся музыкант. – Такие истории любят больше всего. Немного художественного вымысла и замалчивание некоторых фраз – и когда-нибудь эту пьесу будут ставить на сценах.
- Держи карман шире, - фыркнул данмер.
- Вот увидишь, - шельмовски улыбнулся бард. – Именно так рождаются легенды.
Юноша поглядел в окно, на растущий серп луны.
Ему было совершенно все равно.

Да, слишком большая разность потенциалов между бодрым началом и депрессивным финалом. Но в целом мне понравилось, весьма )

Решила я тоже выложить свой рассказ, который вроде как сочинялся на конкурс, но, что называется, "рылом не вышел", да и к сроку не додумался. Забавно некоторое сходство деталей в наших произведениях: видимо, общее информационное поле повлияло )


*****

- Пожалуйста, опишите еще раз преступника.
Этого Тедрин уже не мог выдержать.
- Б-а-а-б-а-а! – провыл он сквозь прижатые к лицу ладони. – Р-ы-ы-ж-а-я-я!
Отвечать на этот вопрос ему приходилось раз в девятый: каждому стражнику и легионерскому чину потребно было получить от него описание.
- Женщина? – В недоумении переспросил очередной чемпион форта и переглянулся с легионером, задававшим вопрос. – А... какой расы?
- Не эльфийка, - негромко пояснил легионер для старшего по званию.
- Какой расы? – повторил тот, наклоняясь к данмеру. – Зверорасы? Или эльфийской? Людской?
- А-а-а-а... – в смертной тоске простонал Тедрин, и, отодвинув ладони от опухших глаз, уставился на вопрошавшего. – Рыжая баба, не наша, не звериная. Ваша.
- Бретонка? Имперка? – произнесла эта консервная банка с надменной весомостью, как будто шел разговор, чьи женщины красивее. – Леди-нордлинг? Леди-редгард?
- Не разбираюсь в их породах, - сквозь зубы процедил Тедрин и утер лицо тыльной стороной ладони. – Сколько можно спрашивать об одном и том же?! Говорю: она поднялась сюда, полезла с вопросами... что новенького в городе, сплетни ее интересовали, подробности всякие, услуги кто какие предоставляет... Ну ей, понятное дело, объяснили куда идти со своими вопросами.
- Как она выглядела?
Данмер на секунду стиснул зубы и прикрыл глаза, потом снова открыл и спокойно, размеренно произнес:
- Здоровенная. Рыжая. В кольчужном доспехе. Шлем, секира... даэдрическая секира, да.
- Какие-то особые приметы?
- Да никаких... хотя... – данмер на несколько мгновений задумался, потом вздохнул. – Ну-у... такая она... с... – он покрутил руками у себя возле груди и бедер, а потом изобразил что-то возле лица. – Очень даже... такая.
- Что произошло потом, когда она спустилась в Клуб?
Тедрин снова помрачнел.
- Ну? – поторопил его легионер. – Расскажите еще раз о том, о чем мы уже беседовали.
Тедрин всхлипнул.
- Ну-ну, - сказал легионер.
- Не могу я повторять это раз за разом... – проревел Тедрин басом. – Там же наши ребята были!
- Ну-ну, - холодно повторил этот даэдротов легионер.
- Ушла она когда... – подавляя рыдания, сбивчиво проговорил Тедрин. – Мы потом услышали внизу какую-то возню. Ну, мало ли... мы так подумали... бывает... сама ж полезла. А потом... – он снова всхлипнул. – Потом... потом долго было тихо, мы уж и позабыли думать. И тут она вдруг выходит, а за плечами целый тюк разного добра, одежда, оружие там... ну мы пока соображали, к ней рванули хлаальские стражники, а она – взлетела. И полетела в сторону фояды. Так ее стражники и не догнали...
- А потом... – подстегнул его воин. – Расскажите о том, что было, когда вы спустились.
- Мы спустились... – данмер, сидящий на парапете крыши Клуба Совета, ссутулился, сжался на фоне огромного синеющего неба. – А там они все шестеро... все до единого лежат... уб... уб-битые! И всюду – кро-о-овь!!! – данмер громко и безутешно разрыдался.
Легионеры фыркнули и переглянулись.
- Одна женщина зарезала шестерых матерых тонговцев? Они там не перепили мацта, часом?
Легионер-Победитель едва удержался, чтобы не хрюкнуть. Тедрин, который не мог не расслышать этих слов, поднял голову и с ненавистью уставился на имперцев.
- Это все? – произнес он, подрагивая от гнева.
- Пока все, - заверил его легионер. – Если понадобится уточнить какие-то детали или подробности, мы пришлем за вами.
Когда они развернулись, чтобы уйти, данмер послал им вслед весьма неприличный экспрессивный жест.

- Вы славно потрудились, моя милая, - рокотал Ларриус Варро, похлопывая Дживу по спине. – Славно, славно! И у меня есть для вас обещанный подарок императора. Вот только... где ж он у меня... куда ж я его засунул...
Он дурашливо захлопал себя по бокам и груди, несколько раз хлопнул Дживе по плечам и животу, кося на нее масляно блестящими глазками. Она стояла перед ним, высокая – выше его, шире в плечах, огненная – и улыбалась. Варро зашел сбоку и хлопнул ее по заду.
- Может быть, я тут забыл? – спросил он.
- Батька, давай сюда этот подарок, у меня душа горит идти надо во мне будто солнце взошло нигде не остановиться покою нет как в огне на месте не стоится весь форт положу если не отдашь батька отдавай подарок и я пойду.
Варро замер, ошарашенный, не уразумевая. Ему показалось, что в подземелье только что отзвучала музыка: таков был быстрый, громкий, певучий, низкий голос у Дживы.
Она, видя его непонимание, улыбнулась шире, добродушно и с неожиданно насмешливыми нотками в голосе заговорила, нет, пожалуй, зазвучала:
- Я кто была? Говорят, что одиннадцать лет мне было, а я ничего не помню. Девка с носом курносым, робкая, тихая. Откуда, зачем, как в этой земле очутилась – не знаю, словно дьявол мою память выпил. Эшлендеры нашли меня на берегу у Альд Редайнии и продали Уршилаку. Ашхан взял к себе наложницей, и я родила ему дочь, которую нарекли Пикстар. После того два раза по одиннадцать раз наступал в землях пепла сезон засухи, и вот однажды утром я проснулась и почуяла в себе силу. Да такую, что вскочила со шкур и давай орать и кататься по земле, потому что мочи терпеть не было. Как будто кто тыщу человек в одну мою шкуру натолкал, и тесно им там – а не вырваться однако ж. С тех пор, поверишь ли, батька, я есть не могу, разве что травинку какую пожую, а так – не могу, не хочу. И все вокруг знаю наперед, как будто кто мне уже рассказал обо всем. И как будто кто меня ведет, но куда – не знамо. Сон позабыла! Три месяца уже не сплю, только два раза было, когда подрали меня особо сильно. Первый раз кагути. Он же один человека разрывает надвое как пить дать, а мне трое встретились. И только дубина хитиновая в руках. Ох, подрали же меня звери, мясо лоскутами висело. Легла я рядом с ними, когда они уж хрипеть перестали, - у самой сил нет шагу дальше ступить. Лежу, глаза затянуло красной пеленой, и себе думаю: «Вот и тебе время помирать пришло, прощай, красавица». А потом вдруг очнулась, смотрю: то же место, те же кагути рядом, только уже смердят, день парит, а на мне – ни шрама, ни царапины! И ни есть не хочу, ни пить не хочу, и снова во мне тыща человек под шкурой ворочается да мается. А шла я по дороге – куда, зачем шла, не помню, но пришла к кривому святилищу, где все недобро и кровью пахнет, и зашла внутрь, и подбежал ко мне один с палашом, а я ударила по лезвию – и меч согнулся, как тростинка! – Джива звонко рассмеялась. – А за ним поспешил второй, с двуручником, я его поймала меж ладоней – и вот смех-то! – он разломился надвое. Что ж такое! Испугались тогда, сбежали те слуги. А я подошла к истукану и взяла драгоценности с алтаря. Вдруг появился морок забвенный, бросился на меня и сильно поранил, но все ж я одолела и взяла его секиру. Вот она.
Она показала Ларриусу даэдрическую секиру и снова убрала оружие в самодельный кожаный креп за спиной. Внезапно, прежде чем Варро успел воспрепятствовать, Джива непринужденным движением выхватила меч из его ножен, мгновение – и лезвие, душераздирающе заскрипев, согнулось пополам.
- У тебя тоже дурной меч, - сочувственно сказала Джива, возвращая легионеру сложенный вдвое клинок. – Поищи себе такой же, как у меня, не пожалеешь.
Варро молча полез в карман, вытащил оттуда кольцо и протянул его Дживе. Она взяла его в большую мягкую ладонь и спрятала в пояс.
- Дедушка Кай сказал, чтобы я хорошенько отдохнула, а потом у него ко мне дело будет. Так что пойду отдыхать дальше. Колечко я ему отдам, пусть продаст – он болеет, ему лечиться нужно. А я пойду, пора. Ну будь здоров, батька, - произнесла Джива и, развернувшись, стремительным шагом ушла.

- Дарова-дарова, - Гавин пожал руку Ариниту. – Как сам?
- Да ниче так...
- Че слышно?
- Да вроде все тихо, никто не дергается пока.
- Значит, пока не ждать.
- Да... да... – задумчиво протянул Аринит. – Говорят, это баба.
- Да ладно!
- Говорят, - пожал плечами Аринит. – Нордлингша, вроде бы. Носит кольчугу, хауберк. И еще даэдрическое оружие у нее. Вроде как двура.
- За всеми, кто с даэдриком, значит, приглядывать теперь...
- Да... да... А твои как? Как семья?
- Да тоже, ниче так... все путем.
- Ну и хорошо. Ладно, пойду к себе.
- Ну давай. Пойдешь курить – позови.
- Лады, - откликнулся Аринит, и, перейдя шаткий полусгнивший мостик, направился к свернувшейся прямо на камнях Рабинне.
Подойдя, он что есть силы дернул рабыню за хвост, прикрывающий зябко поджатые лапы. Хаджитка взвилась под потолок.
- Рабинна очень извиняется... – залепетала она, падая перед Аринитом на колени. – Пожалуйста, пожалуйста, пусть Рабинна не будет наказана... Рабинна задремала всего на минуточку...
Аринит вытащил из-за пазухи объемистый сверток, внутри которого лежало множество крохотных мешочков.
- Заткнись и съешь вот это, - приказал он. Убедившись, что рабыня, давясь и задыхаясь, исправно глотает мешочки с лунным сахаром, он отошел к Тюнелу, инструктору по строевой подготовке, который по договору с Камонной тренировал ее бойцов. С Тюнелом всегда интересно было перетереть о том о сем...

- Что за убожество! – прошипела Ллемиса, когда нордлингша проходила мимо нее.
- Что ты сказала? – благодушно поинтересовалась Джива, возвращаясь.
Ллемиса Марис молчала, с безразличным видом глядя в пространство. Уголки ее губ были надменно приподняты.
- Что ты сказала? – так же благодушно повторила Джива, давая Ллемисе подзатыльник.
Ллемиса качнулась, но продолжала молчать. Ее взгляд стал более сфокусированным. Джива обняла ее рукой за шею и удушающее крепко притиснула к себе.
- А ну-ка повтори, - ласково попросила она данмерку.
Та, не выдержав, вырвала из-за пояса кинжал... и он тут же улетел, зазвенел вниз по камням, выбитый щелчком пальцев Дживы.
- Так как ты меня назвала? – вновь поинтересовалась Джива.
Данмерка упорно сопела, не размыкая губ, продолжая с ненавистью пялиться в пространство далеко впереди себя.
- Томный народец, - пробормотала Джива, спускаясь вниз по хлипким скрипучим ступенькам. – По-простому, по душам с ними никак не поговоришь.
Ллемиса стояла наверху, держась обеими руками за живот в районе солнечного сплетения, и что-то едва слышно сипела вслед Дживе. Однако спускаться за кинжалом вниз и преследовать обидчицу она почему-то не спешила.

Аринит и Фальвис беседовали о пользе применения настоек на шкуре нетча для увеличения выносливости на тренировках, когда чьи-то шаги застучали по мостику.
- Эй, красивый, может, прогуляемся вечером по бережку? – игриво предложила Джива, возникая из-за плеча Тюнела. – Поглядим на нетчей, у них сейчас гон...
Фальвис вздрогнул и быстро отошел от нее на край площадки. Он демонстративно повернулся к ней спиной, но затем медленно повернул голову и сделал отчаянные глаза Ариниту. Но тот, как назло, не смотрел на него.
- Томный народец... – озадаченно проговорила Джива.
Она повела взглядом по сторонам и заметила скорчившуюся в уголке Рабинну, которая прижимала лапу ко рту, сдерживая рвоту. Вид у нее был преунылый, шерсть на мордочке намокла от слез.
Аринит перехватил ее взгляд и недобро сощурился на Рабинну.
- Эй, дядька! – громко окликнула Джива. – Почто девчонка у тебя такая худая и зареванная? Ведь плохой из тебя хозяин.
Аринит собрался было грубо ответить, но тут Тюнел сдавленно просипел:
- П-с-с-с! Это она!
- Моя вещь, - процедил сквозь зубы Аринит после секундного замешательства. – Что хочу, то и делаю. Захочу – брюхо распорю и кишки на канделябр намотаю. И всяк же сует свой нос, куда не следует, никсовы потроха! – продолжал шипеть он, стоя к Дживе вполоборота и потихоньку вытягивая меч из-за ножен. – Чужестранцы достали!

- Ничтожество, - прошипела Ллемиса, когда Джива проходила мимо нее обратно к люку.
Вздохнув, Джива велела Рабинне подниматься наверх, и с улыбкой обернулась к данмерке. В чем-то ей даже симпатизировало упорство этой расы.
Спустя несколько минут, она поднялась наверх с карманами, оттопыривающимися от щупов и отмычек, и перекинутыми через плечо поношенными юбкой и кофтой. В руке она держала пыльные штиблеты. Доспехи и прочую утварь, доставшуюся от прочих тонговцев, она уже обменяла бретону-ростовщику. Вернее, тот не возражал, чтобы она взяла все, что ей понравится из его сундуков и бочек, в обмен на то, чтобы не выходить к ней из озера.
- Хозяин, купи.
Джива бросила одежду и туфли на ящик перед чернокожим торговцем. Если он слышал шум внизу, то мог и заартачиться. Трастив придирчиво осмотрел добро.
- Три монеты за все, – сказал он. Похоже, доносить на Дживу он не собирался.
- Три так три, - легко согласилась она. – Мне много и не надо: гостинцы все равно некому везти – доченька моя год как сгинула. Растерзали ее пепельные гули.
Трастив с сочувствующим безразличием покивал и отдал ей тусклые монеты.

- Как-то ночью я очнулась и словно все еще во сне вижу: кто-то стоит возле входа в шатер. Видим, но бестелесный. Смотрит на меня, а у самого глаз нет. А я и отогнать не могу, и проснуться нет мочи. Потом чую: склонился надо мной и смотрит прямо сюда, - Джива указала пальцем себе на лоб, чуть выше переносицы. – Долго, долго смотрит... а мне отчего-то совсем не страшно, не боюсь я его... Потому что нет во мне зла ему, ни разу душа моя зла никому не пожелала... После того ушел он, а я все не могла забыть. И звала его каждую ночь, потому что, не пойму как такое возможно, только полюбила я его – мертвеца. И как-то он снова пришел, и снова я была будто в полусне: он, умерший, склонился ко мне – и словно повис надо мной, лицом к лицу, как я стою пред тобой сейчас. И опустился на меня, вошел в меня: как вода в гуарий след льется – пролился сквозь мое тело и скопился на дне спины. Только когда мой живот миновал, вышла у него заминка: имела я ежемесячное очищение, и оттого особо отличен он был в своей природе от меня. Я не отвергла его, лишь попросила быть с моим естеством осторожнее – и он словно того ждал, чтобы в нежности соединиться со мной окончательно. Никогда ничего прекраснее этого единения я не знала. Поутру я встала – и чую тепло во всей спине от затылка до пяток, а еще – будто кто из моих глаз на этот мир вместе со мной смотрит. А спустя естественное время, я почувствовала в себе тяжесть, и стало ясно, что я понесла. Ашхан очень обрадовался, ибо не было у него сыновей, и он все ждал, что кто-то из наложниц принесет ему, и стал заботиться обо мне куда лучше, чем прежде. Спустя естественное время я родила ребенка, девочку, данмерской стати, и он, хоть и огорчился, но признал ее своим отпрыском, не зная, что не был ей отцом.
Меж тем, всегда я отличалась дерзким нравом и была непокорной рабыней. Оттого однажды сильно осердившись, ашхан продал меня телваннийским контрабандистам, а от тех, через год моих мытарств, выкупил богатый имперец и увез с собою в Киродиил. Мой господин не был дурным человеком, но его дружки вели темные дела и, как-то не поделив золото, зарезали хозяина в его же доме. Хотели порешить и меня, да только я сумела отбиться и погубила одного, остальные удрали. Сбежалась стража и повела меня в имперскую тюрьму. Обвинили меня в убийстве двоих: и того мерзавца, и моего господина, свидетелей опровергнуть эту ложь не нашлось. Одиннадцать лет я пробыла в казематах, но как-то ночью, ничего не объясняя, посадили меня на корабль, и снова я очутилась в землях пепла. Повелели мне найти в Балморе старичка одного, да только у меня душа не могла успокоиться – пошла я сначала к Уршилаку. Ашхан, прежний мой хозяин, к тому времени умер, а дочка уже выросла и ушла из племени, веря, что сможет пройти испытания великого духа. Одна только мудрая женщина племени признала меня и позволила переночевать. В ту ночь она рассказала мне множество странных историй о погибшем доме и проснувшемся шармате, о неоплаканном племени. Слова эти отозвались во мне чудно, и наконец я ощутила в себе силу Воплощения. С тех пор она ведет меня.
- Зачем мне все это знать? Уходи, - презрительно хмыкнув, Орвас Дрен отвернулся. И вдруг жалобно застонал, увидев, как из его живота показалось обагренное кровью лезвие. Обернув побелевшее лицо в Дживе, которая держала меч и насаженного на него лидера Каммоны Тонг, он хрипло выдохнул:
- За что?!
- Ты порочен, - с милосердной улыбкой ответила Джива. – Я только что рассказала самое заповедное и бесстыдное о себе, которое ни одному из мужчин еще не доводилось слышать, но твои глаза не зажглись при этом. В доме твоем нет ни одной женщины, зато ходят красивые полуголые юноши. Твоя организация – банда жестоких, подлых головорезов, тем более она не может творить благие дела, имея такого главу. Конец вам.

>> Кинарет:
  Жизненно
Отличный рассказ! 

>> alpha:
Первый на моей памяти Нереварин с более-менее четкой мотивацией и вполне себе подходящей под сюжет биографией. :3
Мы в восхищении. Жаль, что не закончили к конкурсу, намного прибавило бы интереса (:

>> Кинарет:
Спасибо вам на добром слове.

Конкурс вообще оказался не такой уж бесполезной и опасной для здоровья затеей, как констатировали наши критики и те, кто в нем не участвовал. Те, кто действительно хотел - принял участие в первой номинации, и надо заметить, никто из этих авторов не жаловался на то, что мероприятие изнасиловало им моск.
Вот, в частности, какой бы еще стимул заставил меня написать целых четыре рассказа (по два на каждую номинацию) и еще несколько внеконкурсно? Да, своевременно закончен был только один из них: было сложно заинтересовать себя выбранными темами - на мой взгляд тухлыми донельзя, кстати, выморозило то, что те, кто их пробивал, сами досрочно сошли с дистанции, но факт остается фактом: не было конкурса - был бы вообще ноль. А так в творческих разделах вновь ненадолго затеплилась жизнь.