МОЯ "ОНА"
       Она, как авторитетно утверждают мои родители и начальники, родилась раньше меня. Правы они или нет, но я знаю только, что я не помню ни одного дня в моей жизни, когда бы я не принадлежал ей и не чувствовал над собой ее власти. Она не покидает меня день и ночь; я тоже не выказываю поползновения удрать от нее, – связь, стало быть, крепкая, прочная... Но не завидуйте, юная читательница!.. Эта трогательная связь не приносит мне ничего, кроме несчастий. Во-первых, моя "она", не отступая от меня день и ночь, не дает мне заниматься делом. Она мешает мне читать, писать, гулять, наслаждаться природой... Я пишу эти строки, а она толкает меня под локоть и ежесекундно, как древняя Клеопатра не менее древнего Антония, манит меня к ложу. Во-вторых, она разоряет меня, как французская кокотка. За ее привязанность я пожертвовал ей всем: карьерой, славой, комфортом... По ее милости я хожу раздет, живу в дешевом номере, питаюсь ерундой, пишу бледными чернилами. Всё, всё пожирает она, ненасытная! Я ненавижу ее, презираю... Давно бы пора развестись с ней, но не развелся я до сих пор не потому, что московские адвокаты берут за развод четыре тысячи... Детей у нас пока нет... Хотите знать ее имя? Извольте... Оно поэтично и напоминает Лилю, Лелю, Нелли...
       Ее зовут – Лень.

- А Звездная Пристань? Ты не думал поехать туда?
- Ба! На остров чародеев? Какое там веселье?
- Может быть, просто им нужен человек, который научил бы их веселиться?
- Может, и так, но, я думаю, этот человек   кто нибудь другой, а не Накор Синий Наездник.
- Почему бы тебе не поехать с нами до Звездной Пристани, пожить там немного, а потом и решить?
- Можно и так. Только, думаю я, мне там не понравится.
Джеймс немного помолчал.
- Ты знаешь чародея Пага?
- Пага все знают. Он очень могущественный волшебник. Никто после Макроса Черного не может с ним сравниться. Я -  плохой заклинатель и знаю только несколько простых фокусов. Поэтому мне там не понравится.
Джеймс улыбнулся:
- Он кое что мне сказал. Он сказал, что если мне когда нибудь придется говорить от его имени, то я должен сказать вот что...
- Что то, от чего я захочу поехать в Звездную Пристань? -  с ухмылкой спросил маленький человечек. -  Должно быть, это что то удивительное.
- Я уверен, он знал, что я встречу тебя или кого нибудь, на тебя похожего, кто привнесет в искусство волшебства в Звездной Пристани нечто новое, и знал, что это очень важно. Думаю, поэтому он и просил меня запомнить вот какие слова: там нет никакой магии.
Накор искренне рассмеялся.
- Он очень остроумный человек, особенно для чародея.
- Ты поедешь в Звездную Пристань?
  Да,  - кивнул Накор. -  Думаю, ты прав. Паг хотел, чтобы я туда поехал, и знал, что тебе придется сказать мне именно это, чтобы заманить меня.
- Отец о многом знал раньше других, -  сказала Гамина, которая все это время молча ехала рядом с мужем.  - Думаю, он знал, что Академия чародеев, предоставленная сама себе, отгородится от всего мира и займется внутренними проблемами.
- Чародеи любят сидеть по пещерам, -  согласился с ней Накор.
- Тогда сделай мне одолжение, -  сказал Джеймс.
- Какое?
- Объясни, что значат эти слова о том, что там нет никакой магии.
Накор задумчиво прищурился.
- Остановитесь,  - сказал он. Джеймс, Гамина и Накор свернули на обочину, чтобы пропустить тех, кто ехал за ними. Накор вытащил из своего мешка три апельсина и спросил Джеймса: 
- Ты умеешь жонглировать?
- Немного,  - ответил Джеймс.
- На, попробуй, -  Накор бросил ему апельсины.
Джеймс, ловкость которого казалась сверхъестественной, поймал фрукты, подбросил их в воздух и начал быстро жонглировать ими, удерживая одновременно лошадь на месте.
- А с закрытыми глазами можешь? -  спросил Накор.
Джеймс вошел в ритм и зажмурил глаза; он изо всех сил старался не открывать их, хотя ему все время казалось, что апельсин уже пролетел мимо ладони.
- А теперь попробуй одной рукой.
Джеймс уронил апельсины и открыл глаза.
-Что?
- Я просил тебя жонглировать одной рукой.
- Зачем?
- Это просто трюк, понимаешь?
- Не совсем,  - ответил Джеймс.
-  Жонглирование  - трюк. Это не волшебство. Но, если ты не знаешь, как его делать, оно кажется волшебством. Вот почему люди бросают жонглерам монетки на ярмарках. Чтобы уметь жонглировать одной рукой, надо кое чему научиться. А когда ты научишься делать это без участия рук, то поймешь, о чем говорил Паг, -  сказал исалани, погоняя лошадь.

– … Насекомые, - продолжал цветок, не обращая внимания на её вопрос, - думают, что счастье там, где красота. Но они ошибаются… Ох, как они ошибаются! Видишь ли, это ужасная ошибка. То, что цветок красивый, ещё ничего не значит…
И лютик засмеялся странным смехом, вероятно, чтобы показать абсурдность этого убеждения. Помолчав минуту, он продолжал:
- Все цветы с виду красивы, но не все они красивы на самом деле… Вот о чём забывают насекомые…

- … Выглядеть красивым и быть красивым – вовсе не одно и то же. Нет, вовсе не одно и то же. Это совсем разные вещи. Ты можешь выглядеть красиво и быть безобразным. Но ты можешь выглядеть безобразно – и быть красивым. Быть красивым… это зависит от того, как ты смотришь на остальных. Выглядеть красиво… Ну, это просто счастливый случай. Нужно найти красоту внутри себя, и, как только найдёшь, помоги это сделать другим. Вот это и называется быть красивым. У многих цветов внешняя красота далеко не всегда соответствует внутренней.
- Подумать только – как это сложно!
- Всё дело в том, что они-то как раз и не думают, вот в чём проблема, - прервал её лютик. – И многие цветы печальны, одиноки и бывают лишь немного счастливы, когда их хвалят, а есть просто жалкие и злые. Они злые, потому что знают: их красота не продлится долго. Они знают, что их лепестки опадут; эти цветы не могут улыбаться, потому что мысль и будущем без красоты переполняет их. Эта мысль отравляет им жизнь и лишает радости. Она заставляет их делать самые нелепые вещи, чтобы удержать красоту, и, что самое смешное, цветы уродуют себя, пытаясь остаться красивыми. Больные пытаются выглядеть здоровыми.
Они используют свою красоту не для того, чтобы помочь кому-то, а для разрушения. Они заставляют других забыть обо всём на свете при виде их красоты. Видишь ли, если бы я был венериной мухоловкой – а я рад, что это не так…
- Венерина мухоловка?
- Это самое красивое растение, которое, я надеюсь, ты никогда не увидишь.
- Но почему?
- Будь осторожна! – вскричал лютик. – Будь осторожна, если когда-нибудь увидишь венерину мухоловку! Беги прочь – так быстро, как только сможешь, даже если она будет лгать и говорить, что она роза – мухоловки часто так поступают. Венерина мухоловка – лгунья, и слава у неё дурная. Не поддавайся ей, не позволяй себя одурачить. Мухоловкам надо, чтобы ты смотрела на них и попала под их гипнотическое влияние.
- Неужели…
- Не делай этого! Не смотри на неё ни в коем случае! Потому что если ты на неё посмотришь, то попадёшь под обаяние её манящего запаха и ярких красок. Её листья способны внушать восторг – они гипнотизируют и завораживают всех и каждого. Насекомые ищут там счастья, но его нет. А есть только беда.
Храбрая крошка-гусеница слушала речь лютика с благоговением. И он продолжал:
- Цветок? Сомневаюсь, что её можно назвать цветком, скорее, это соблазнительный сорняк! Коварный зелёный сорняк, быстро ослабляющий твою волю своими мягкими, нежными словами, которые обволакивают, гипнотизируют и сбивают с толку… А когда ты уже не способен рационально мыслить, она заставляет тебя таять, поглощает и превращает в уродство, которое ты приняла за красоту… Все думают, что там, где красота, - большое счастье, но это всегда ошибка.

"Удивительно, с таким счастьем - и на свободе"

Викинг вернул клинок в ножны и неохотно протянул его хозяину.  Не то чтобы
ярл не доверял пришельцу или усомнился в выводах,  сделанных Тором. Просто руки
Торкланда соскучились по  оружию и  он  был  готов на  все,  лишь  бы  рубануть
кого-нибудь по шее добрым мечом.
     - Успокоились,  теперь слушайте.- Голос Локи прервал размышления викинга.-
Только на случай непрошеных гостей я приму вид альва. Зачем, сейчас расскажу. А
вы  хоть бы  для приличия закинули руки за спину,  будто бы они связаны.  Зайди
сюда сейчас враги,  они ни за что не поверят, что два пленных аса со свободными
руками  не  пытаются переломить шею  своему  тюремщику,  а  вместо этого  мирно
выслушивают его наставления.
     Товарищи нехотя заложили руки  за  спину и  уселись на  стоящую неподалеку
скамью. Они развалились, словно праздные гости, а не связанные невольники. Олаф
скучающе зевнул и приготовился слушать наставления неожиданного спасителя.
     Локи же  первым делом попытался вернуть себе образ альва.  Он провел рукой
по лицу и повернулся к товарищам.
     - Ну как, получилось? - спросил он.
     Тор едва не свалился с лавки,  залившись раскатистым хохотом. Вместо юного
женственного лица  альва  на  товарищей глядела  морда,  отдаленно напоминающая
свиное  рыло  с  небольшой примесью чего-то  от  пещерных йотунов.  Вдобавок из
подбородка пучками торчали волоски рыжей бороды.
     - Вот теперь я точно вижу,  что ты не один из них,-  сквозь смех выговорил
Тор.
     - Ужасно неудобно принимать образ без  зеркала,-  смущенно ответил Локи  и
проделал вторую попытку.
     На  этот  раз  получилось  несколько  лучше.   Возникший  образ  отдаленно
напоминал лицо  альва,  правда  скрещенного с  каменным троллем  и  пожеванного
челюстью Йормунганда.

Воины вошли в помещение и,  взяв за руки и за ноги
распластавшихся на лавке пленников, вынесли их на улицу. Раскачав одного, потом
второго, они, словно трупы, швырнули их в повозку.
     Острый камешек,  покоившийся на  дне кузовка,  попал Торкланду под голову.
Викинг  хотел  было  закусить от  боли  губу,  но  вовремя вспомнил,  что  Локи
строго-настрого запретил шевелить даже бровью.  И  сдержался,  при  этом грязно
выругавшись исключительно в уме.
     Один из альвов вскочил в повозку, еще десяток выстроились вокруг двуколки.
     - Да  я  бы  и  сам  доставил их  повелителю,-  по-дружески подмигнул Локи
начальнику стражи.
     - Вот  это  уж  точно  не  положено,-  возразил альв,-  пусть владыка меня
наказывает, если я не прав, но этот пункт инструкции я не нарушу.
     Локи тяжело вздохнул, но, видя, что тут спорить бесполезно, зашагал следом
за возком, сопровождаемым вооруженными альвами.
     Тележка миновала еще одни ворота,  ведущие из крепости, находящейся внутри
города и защищающей вход в рудники,  а заодно и служащей казармой для гарнизона
города.  Процессия свернула на главную улицу и  направилась к  заднему подъезду
замка повелителя альвов.
     Когда  тележка подошла к  подъезду,  спящих  пленников небрежно стащили на
землю и так же грубо поволокли вверх по ступенькам. Локи шел позади стражников.
Следом  за  ними  он  проследовал в  мрачное  помещение  без  окон,  завешенное
гобеленами синего  цвета.  Стражники затащили узников и  бросили их  посередине
комнаты.
     Занавеска в  дальнем конце  помещения отдернулась,  и  на  пороге появился
пожилой  альв,  одетый  в  скромную .одежду  темно-фиолетового цвета.  Это  был
правитель города.  Присутствующие склонили головы в изящном поклоне.  Правитель
сделал легкий знак рукой, и стража удалилась.
     - Дорогой мой  Альвар,-  обратился владыка к  Локи,-  я  благодарю тебя за
услугу. Скажи, этих варваров трудно было утихомирить?
     - О  да,  мой повелитель,  мне пришлось прибегнуть к хитрости и спустить в
шахту  несколько  бочек  эля,  чтобы  дикари  увлеклись  пьянством и  дали  мне
возможность сотворить заклинание.
     - Да,  мой верный слуга,  ты прав,  эти асы забывают про все,  когда перед
глазами появляется добрый эль,- усмехнулся владыка.
     - Это истинная правда, Величайший,- молвил Локи с поклоном.
     По задуманному плану, как только удалится стража, Олаф с Тором должны были
вскочить на ноги и скрутить повелителя альвов.
     У  Локи  уже  болел язык  заговаривать зубы  владыке.  Альв  был  искусным
колдуном,  и обман мог в любой миг открыться. Благо, Локи был первым среди асов
по части болтовни.  Он умело вел беседу,  едва заметно передвигаясь по комнате.
Наконец ас  оказался рядом со своими друзьями.  Его всерьез волновала проблема,
не переломали ли альвы хребет своим пленникам, когда швыряли их в кузов тележки
или волокли по лестнице.
     Улучив момент, когда правитель отвернулся, пряча усмешку, вызванную шуткой
своего  подданного,   Локи  сильно  пнул  носком  сапога  Тора  под  ребра.  Ас
зашевелился.
     Локи понял все:  эти  два  увальня чересчур вошли в  роль и  теперь просто
спали, не обращая внимания на неудобства, причиняемые им со всех сторон.
     - А  ты сегодня блещешь остроумием,  раньше я  за тобой этого не замечал,-
проговорил повелитель, поворачиваясь к своему подданному.
     "Если бы  ты  знал,  дорогой мой Величайший,  на  какой помойке лежит тело
твоего Альвара",- подумал про себя Локи.
     Болезненный пинок заставил Тора начать пробуждаться. Он зашевелил губами и
заморгал, нестойкое колдовство стало рассеиваться. Изящным движением Локи встал
между ним и альвом, закрыв лицо аса от глаз владыки.
     Хорошо еще,  что повелитель альвов до  сих пор не  попросил его удалиться.
Локи от души благодарил Создателя, что их план пока не провалился.
     Тем  временем Тор  открыл один  глаз и,  вспомнив недавние события,  сразу
понял,  где  находится.  Он  едва заметно повернул кисть руки и  больно ущипнул
Олафа, лежащего с ним бок о бок.
     Но  викинг не  проснулся,  потревоженный во  сне,  он широко разинул рот и
огласил комнату богатырским храпом.
     "Это конец!" - мелькнула у Локи мысль.
     В  отчаянной попытке исправить положение ас раскрыл рот и громко захрюкал,
пытаясь  подражать храпу  Торкланда,  и  решительно шагнул  в  сторону  владыки
альвов.
     Повелитель остолбенел,  не  ожидая  от  своего  приближенного столь  явных
проявлений идиотизма.  Ошарашенный,  он не сразу понял,  что происходит,  когда
один из узников вскочил с  пола и направился в его сторону.  Правитель пришел в
себя, когда пленный был уже в нескольких шагах.
     - Альвар,   сзади!   -  закричал  он  своему  слуге.  Но  Альвар,  похоже,
действительно  помешался.   Вместо  того  чтобы  броситься  на   помощь  своему
господину,  он сам , вцепился в шею повелителя. Владыка захрипел, но недаром он
был  наимогущественнейшим из  альвов.  Его  собственные силы  были  многократно
умножены заклинаниями.  Владыка без труда сбросил с себя сумасшедшего Альвара и
поднял  было  руки  для  начертания  в  воздухе  магических,  символов,  однако
поднявшийся пленник был уже рядом.
     Схватив противника за  руки,  Тор рывком вывернул их  за  спину и,  бросив
владыку  на  пол,  уперся  ему  коленом в  позвоночник.  Поверженный неприятель
застонал.

"Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и чёрств. Когда дерево растёт, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жёстко, оно умирает. Черствость и сила - спутники смерти. Гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому что отвердело, то не победит."

“В то время, когда я еще не был женат, часто ездил за город, к ней. Ее дом - маленькая избушка, стоял в саду. Маленький такой сад... Ужасно неухоженный и заросший. Никто им не занимался долгие годы. И мне кажется, туда долгое время никто и не заглядывал. Мама уже сильно болела, она уже почти не выходила из дома. Тем не менее, во всем этом запустении, было нечто по-своему красивое. Да, теперь я знаю, что это было.
Когда была хорошая погода она часто сидела у окна и смотрела в сад, у нее там даже специальное кресло стояло... Однажды я решил привести все в порядок, я имею в виду - в саду. Подстричь газоны, сжечь траву, подрезать деревья... В общем, создать что-то по своему вкусу, своими руками... И все для того, чтобы порадовать мать. Две недели подряд я ходил по саду с ножницами, с косой: копал, резал, пилил, чистил, в буквальном смысле уткнулся носом в землю. Я работал изо всех сил, чтобы сделать все как можно быстрее. Маме становилось все хуже - она уже не вставала с постели, но мне хотелось, чтобы она успела посидеть в своем кресле и увидеть... Да, увидеть свой новый сад. Короче говоря, когда все было сделано, я помылся, надел чистое белье, новый пиджак, даже галстук... Я сел в ее кресло, чтобы посмотреть на все ее глазами... Да, я приготовился к удовольствию, я... Я бросил взгляд в окно и увидел..... Что я увидел... Куда исчезло все, что было прекрасно - все естественное? Это было так отвратительно - все эти следы насилия... Я помню, когда моя сестра была еще маленькая, она пошла в парикмахерскую и остригла волосы... Ну, потому что такая мода была... Понимаете... У нее были безумно красивые волосы... Золотые, золотые - как у леди Годивы... Домой она пришла ужасно довольная - и вот ее увидел отец... Он заплакал. Я думаю, что с садом было то же самое...”

“Писатель: Дорогая моя! Мир непроходимо скучен, и поэтому ни телепатии, ни привидений, ни летающих тарелок… ничего этого быть не может. Мир управляется чугунными законами, и это невыносимо скучно. И законы эти — увы! — не нарушаются. Они не умеют нарушаться. И не надейтесь на летающие тарелки. Это было бы слишком интересно.
Дама: А как же Бермудский треугольник? Вы же не станете спорить, что…
Писатель: Стану. Спорить. Нет никакого Бермудского треугольника. Есть треугольник а бэ цэ, который равен треугольнику а-прим бэ-прим цэ-прим. Вы чувствуете, какая унылая скука заключена в этом утверждении? Вот в средние века было интересно. В каждом доме жил домовой, в каждой церкви — Бог… Люди были молоды! А теперь каждый четвёртый — старик. Скучно, мой ангел, ой как скучно.
Дама: Но вы же сами говорили, что Зона — порождение сверхцивилизации, которая…
Писатель: Тоже, наверное, скука. Тоже какие-нибудь законы, треугольники, и никаких тебе домовых, и уж, конечно, никакого Бога. Потому что если Бог — это тот самый треугольник… хм, то и уж просто и не знаю…”

Сталкер: Пусть исполнится то, что задумано. Пусть они поверят. И пусть посмеются над своими страстями; ведь то, что они называют страстью, на самом деле не душевная энергия, а лишь трение между душой и внешним миром. А главное, пусть поверят в себя и станут беспомощными, как дети, потому что слабость велика, а сила ничтожна…”

– Ба! – воскликнул Воланд, с насмешкой глядя на вошедшего, – менее всего можно было ожидать тебя здесь! Ты с чем пожаловал, незваный, но предвиденный гость?
– Я к тебе, дух зла и повелитель теней, – ответил вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда.
– Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? – заговорил Воланд сурово.
– Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, – ответил дерзко вошедший.
– Но тебе придется примириться с этим, – возразил Воланд, и усмешка искривила его рот, – не успел ты появиться на крыше, как уже сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, – в твоих интонациях. Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп.
– Я не буду с тобой спорить, старый софист, – ответил Левий Матвей.
– Ты и не можешь со мной спорить, по той причине, о которой я уже упомянул, – ты глуп, – ответил Воланд и спросил: – Ну, говори кратко, не утомляя меня, зачем появился?
– Он прислал меня.
– Что же он велел передать тебе, раб?
– Я не раб, – все более озлобляясь, ответил Левий Матвей, – я его ученик.
– Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, – отозвался Воланд, – но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак…

  - Уеду сразу после торжества, - повторила  Цири.  -  Хочу  снова  увидеть
звезды над трактом, хочу насвистывать среди ночи баллады Лютика. И хочу боя,
танца с мечом, хочу риска, наслаждения, которое дает победа. И  одиночества.
Понимаешь меня?

Как только благоразумие  говорит:  "Не  делай  этого,  этобудет дурно истолковано", я всегда поступаю вопреки ему.

Мораль -- это важничанье человека перед природой.

Вовсе не легко отыскать книгу, которая научила  нас  столь же многому, как книга, написанная нами самими.

Гюго. Собор Парижской Богоматери.

1) ...- Жеан, вы катитесь по наклонной плоскости. Знаете ли вы, куда идёте?
- В кабак, - ответил Жеан.
- Кабак ведёт к позорному столбу.
- Это такой же фонарный столб, как и всякий другой. (...)
- Позорный столб приводит к виселице.
- Виселица - коромысло весов, к одному концу которого подвешен человек, к другому - вселенная! Даже лестно быть таким человеком.
- Виселица ведёт в ад.
- Это всего-навсего жаркий огонь.
- Жеан, Жеан, вас ждёт печальный конец.
- Зато начало было хорошее!...
2) - Замолчи, мэтр Андри, - не унимался Жеан, всё ещё продолжавший цепляться за свою капитель, - а то я свалюсь тебе на голову!
Мэтр Андри посмотрел вверх, как бы определяя взглядом высоту столба и вес плута, помножил в уме этот вес на квадрат скорости и умолк.