2 место ( Mertisadon - рассказ )

Я пишу эти строки с горечью в сердце, зная, что паду в глазах моих же братьев и сестер по оружию и предам былые идеалы. Знайте же – я, как и прежде защищаю людские души и несу огонь веры в темные места. Отличие лишь в том, что на этот раз помехой в моём деле стало моё же собственное тело. Я не так молод, как когда-то и моё место сможет занять более достойный кандидат. Мне хочется верить, что вы не будете считать мой поступок как очерняющий наш Орден, ибо я добровольно выбираю свой путь. Душа моя никогда не познает спокойствия и умиротворения Этериуса, но такова цена.

Меня зовут Аркус Марций и я уроженец Сиродиила, коренной имперец. Родился я на одной из ферм рядом с городом Королл. По стечению обстоятельств, время моего рождения пришлось на 16-ое число месяца Восхода. По всему Тамриэлю праздновали День крепкой любви и моя мать посчитала, что это знак от самих Богов. Как будто этого мало, шел первый год Четвертой эры, принёсшей с собой много боли и страданий после Кризиса Обливиона. Забегая вперед, скажу, что ни день моего рождения, ни то, что в Королле находится часовня Стендарра, не принесли в мою жизнь ни одной лишней капли любви и милосердия. Я написал про свою мать, но ничего не сообщил об отце. Он, как и многие мужчины того времени, примкнул к городской страже, найдя в себе силы бороться с даэдра, которые подступали к стенам города. Смерть настигла его близь Брумы, когда объединенные силы графств, противостояли осаде этого города. Он пал сражаясь рядом с Мартином Септимом и Защитником Сиродиила. Я не могу представить более достойной смерти для простого фермера. Мать же осталась одна. Какое-то время она жила в съёмной комнате, в трактире «Дуб и патерица», так как за городскими стенами было очень опасно. Сначала пришло известие о смерти её мужа, в скором времени закончились деньги, а когда Арриана Валгой, в то время графиня Королла, объявила, что выходить за городские стены более не опасно, мать вернулась на ферму, лишь для того, чтобы обнаружить, что она сожжена дотла. Таким образом, моя семья влилась в огромный поток столь же бедных людей, у которых война отобрала всё. Добрые вести о последней битве в Имперском Городе и последующей победе, блекли по сравнению со всем этим. Тех грошей, что ей выплатили за героическую смерть мужа, едва бы хватило на пару месяцев жизни в новых обстоятельствах, а до родов оставалось всего полтора месяца. Не найдя другого выхода она отправилась в Приорат Вейнон, который до сих пор не оправился, после нападения сектантов Мифического Рассвета. Новый приор, сменивший убитого сектантами Мабореля, после не долгих уговоров согласился приютить женщину, даже не смотря на то, что в Приорате находились одни лишь мужчины. Мою мать обязали заниматься местным огородом, а в помощники выделили данмера Эронора, единственного, кто пережил атаку сектантов. Конечно, к своим обязанностям она приступила бы только после родов. Не смотря на то, что приор не потребовал от неё ни септима, она всё равно пожертвовала все монеты до единой.

Вот так был вымощен первый камень той дороги, по которой мне было суждено пойти. Прошли те полтора месяца и звучный плачь, возвестил о появлении в Нирне ещё одного ребёнка. Я рос спокойным и молчаливым мальчиком, не доставляя ни кому лишних проблем. Помогал матери и монахам, если этого просили, а иногда умудрялся подговорить Эронора поиграть со мной. Мы выбирали себе роли, брали в руки палки и начинали сражаться, представляя себя какими-то героями. Чаще всего я был одним из Клинков, а вот Эронору пришлось примерить на себя огромное количество личин. Мой героический образ тоже был не случаен. Один из пожилых монахов бывало, рассказывал мне разные истории из своего прошлого и упоминал Орден Клинков. Меня всегда расстраивало то, что начало заката этого Ордена выпало на время моего детства. В процессе одного из таких «сражений» с Эронором нас увидел приор. Мне показалось, что сейчас он отругает обоих, но старик лишь загадочно улыбнулся и пошёл по своим делам.

Спустя годы, когда мой интерес к Клинкам возрос в разы и уже не являлся простой детской мечтой, я понял тот взгляд и улыбку приора. К сожалению, моё вступление в этот Орден так и осталось мечтой. После смерти последнего драконорождённого императора и прихода к власти Титуса Мида, всё сильно изменилось. Подробности не столь важны, да они и не требуются. Скажу лишь, дорогой читатель, что теперь я ни чуть не жалею о произошедшем. Среди пожарищ и пепелищ смог возродиться Орден Рыцарей Девяти. Более того к его возрождению приложил руку сам Защитник Сиродиила. Петля замкнулась, как мне тогда подумалось и моё становление оруженосцем одного из рыцарей, стало лишь вопросом времени. Уже тогда мне казалось, что я почти стал героем, чьи подвиги будут отмечены в летописях, а барды будут слагать обо мне баллады. Через какое-то время я вернулся в реальность и понял, что полы аббатства сами себя не отмоют, а лошадиный навоз тоже должен кто-то убирать. Слава Девяти я был не единственным оруженосцем в Ордене и тяготы новой жизни мы переносили вместе. Что уж там, мы даже почти не завидовали тем, кто был удостоен чести присоединиться к рыцарям или хотя бы старались не сильно показывать эту зависть. Я все ещё был ребёнком, и мне было невдомёк, что те подвиги, которых я так ожидал, обернутся самыми обычными сражениями с кровью, потом и болью, а события от которых будет лихорадить большую часть Тамриэля затмят собой те скромные дела, что совершит Орден во благо спокойствия обывателей.

Вкратце стоит отметить, что спустя десять лет службы оруженосцем меня произвели в рыцари. Я получил всё, о чём так мечтал. Доспехи, оружие, коня и свою порцию откровений об этом мире. В рыцарском кругу мне открылось то, чего не знают простые оруженосцы. Наш Святой Крестоносец был не так уж и свят. К примеру, он дважды проходил путь паломника, чтобы иметь возможность вновь одеть на себя священные доспехи. Некоторые даже сравнивали его с самим Пелиналом Вайтстрейком, так уж был крут его нрав. Его кредо – напор во всем, напор до последнего. В какой-то мере это кредо распространялось и на весь Орден. Ходили слухи, что некоторые приказы он получал напрямую от императора и даже ездил в столицу для личной встречи. Ни в коей мере я не желаю очернить память этого рыцаря, но моё представление об этом человеке резко контрастировало с тем, что я видел собственными глазами. Теперь же пора перейти к тому из-за чего мне пришлось написать эти строки.

Шёл 8-ой день месяца Заката, 27-го года Четвертой эры. Я расследовал случай с исчезновением людей из Брумы. Городская стража не нашла ни одной зацепки. В соседних графствах пропавшие так же не появлялись и только после того как исчез второй человек, графиня решила обратиться в Гильдию Бойцов, но и они не смогли ничего сделать без какой-либо конкретной информации. Когда исчезла дочь одного из преуспевающих торговцев, поднялась настоящая шумиха. Слухи поползли со скоростью потока горной реки. Люди сразу вспомнили, что в конце прошлой эры в Бруме промышлял вампир, кто-то обвинял беженцев-данмеров, так как некоторые из них занялись грабежами и убийствами с момента исхода из Морровинда. К сожалению, а возможно и счастью, никто не догадался проверить пещеру «Эхо» на западе от Брумы. Хотя Гильдия Магов больше не существовала в своём прежнем виде, некроманты не спешили покидать убежища и вступать в Коллегию Шепчущих или Синод. Не взирая на отмену запрета по изучению некромантии, вряд ли кто-то сильно обрадовался бы тем экспериментам, до которых порой доходило дело у поклонников темного искусства. Весьма символично, что, по некоторым сведениям, в этой пещере был убит сам Маннимарко. С одной стороны некроманты весьма рисковали, обустроившись здесь, а с другой, где же ещё, как не в последнем пристанище сильнейшего из них?

Он был один. Один некромант и около дюжины скелетов с двумя зомби. Нежить охраняла проходы и проблем с ней у меня не возникло. В очертаниях лиц зомби, я узнал тех несчастных, которых похитили из города, но среди них не было девушки и лишь это успокаивало мою душу. Я углубился в пещеру и через несколько минут добрался до некроманта. Эффект неожиданности не сработал. Бряцанье моих доспехов выдало меня, а маг быстро понял, что происходит. Завязался бой. Длился он от силы минуту. Не удивляйтесь. Только в балладах герои сражаются с монстрами целый день, а в жизни всё более прозаично. Я спрятался за скальным образованием, в которое тут же ударилось заклинание, обдавшее меня потоком жара. Спустя несколько секунд у меня появился единственно верная идея. Наверное, маг сильно удивился, ведь ему казалось, что он загнал меня в угол. Я выскочил из-за сталагмита и прикрываясь зачарованным щитом, побежал прямо на него, на сколько мне позволяла моя броня. Я почувствовал, как задрожал щит в моей руке. Сверкнула яркая вспышка молнии, отскочив в сторону. Альтмер всё ещё держал одну руку вытянутой вперед. Мой меч отсёк её одним махом. Кровь брызнула прямо мне на грудь. По пещере разнёсся не человеческий крик боли, отразившись многократным эхом, а через секунду голова некроманта покатилась по земле. Признаюсь, я был рад тому, что этому типу пришлось страдать перед смертью, пускай всего лишь и одну секунду. Девушка была здесь же. Лежала на каком-то подобии алтаря. Она была абсолютно голой, но выглядела живой, просто была без сознания. Видимых ран не наблюдалось. Я стыдливо отвел взгляд. Пришлось снять с трупа мага то, что осталось от его мантии и укрыть дочь торговца. С учетом времени года этого было не достаточно. Я снял с себя меховой плащ, закутав в него девушку. Она так и не приходила в сознание. Выбора не было и я нёс её на руках до самого выхода из пещеры. Уже наступили сумерки. Поднялся ветер и мне казалось, что вот-вот начнётся вьюга. Нужно было спешить. Усадить девушку в седло перед собой, оказалось не так-то легко, а я уже достаточно вымотался. Во время пути она лишь однажды приоткрыла глаза, успела взглянуть на меня затуманенным взором, но её веки тут же опустились. Увидеть моего лица она не смогла из-за шлема, но вот мне с лихвой хватило этого взгляда.

На следующий день, в глазах всех окружающих, я был настоящим героем. Помыслить ещё о чем-то мне даже не приходило в голову, если бы спустя месяц Итэла не приехала прямо в аббатство, чтобы повидаться с тем, кто её спас. А ещё через месяц в Бруму приехал уже я. Так и зародилась наша любовь. Весьма поэтично, как мне кажется. Жаль хорошего окончания этой истории не предвиделось и не предвидится. Счастье длилось почти год, пока Итэла вновь не пропала. Её отец получил записку, в которой говорилось, что её спаситель должен вернуться туда, где всё началось. Условия были жесткими. При обнаружении стражи или наёмников девушку бы убили. О выкупе не было ни слова. Все прекрасно понимали, что это ловушка. Так или иначе, к пещере я отправился не один, а в сопровождении ещё двух моих братьев, но вошел в неё первым. Остальные рыцари выждали какое-то время и последовали за мной. Дальнейшее описать слишком тяжело. Была резня. Меня ранили, а Эрик и вовсе сгорел прямо в своих доспехах. Самым страшным было то, что некроманты сделали с Итэлой, прямо у нас на глазах, до того как всё началось. Её душу заключили в кристалл. Вот только таких кристаллов мне видеть не приходилось. Он был черным, как сама ночь. Все говорили, что так или иначе мы победили, но я не чувствовал этого триумфа, как пожалуй и моя мать в своё время.

Весь следующий месяц я провел в постели. Я даже не стремился встать на ноги. Не сказать, что я полностью потерял смысл жизни, но мой душевный стержень словно покрылся трещинами и ржавчиной, как покрывались ржавчиной мои доспехи. Много позже я обращался в Коллегию Шепчущих с вопросами об этом кристалле, но мне мало чем помогли. Знание того, что в него можно было заключать души лишь разумных рас, мало мне помогло. Словно издёвка прозвучали слова сожаления, о том, что Эзмаар Сул, специалист по кристаллам душ, мог бы помочь в этом деле. Всё бы ничего, если бы он не погиб в тот день, когда Баар Дау упала на Вивек. Это был тупик. Ещё какое-то время я пытался найти хоть кого-нибудь, кто смог бы мне помочь. Ах, если бы я сам осознавал, что в итоге мне хочется узнать. До какой правды я хочу докопаться. Шли годы и я почти смирился. Мир не рухнул и все продолжали жить своими жизнями. Я думаю, всё так бы и закончилось, если бы однажды мне не пришло письмо из Коллегии о том, что в Королле объявился какой-то данмер, остановившийся в новом трактире «Тощий парень». Этот данмер привлек к себе внимание, так как постоянно кричал по ночам из своей комнаты. Кто-то признал в нём того самого Сула. Разговорить его оказалось делом не простым. Спустя пятнадцать лет после смерти моей любимой я узнал, что её душа никогда не обретет покоя. Тогда же я понял, почему Эзмаар не хотел рассказывать мне подробностей. Судя по его взгляду, тема разговора тоже была для него неприятна и доставляла боль. В тот вечер я покинул Королл и пообещал Сулу никогда более его не беспокоить.

Вот и всё, дорогой читатель. Мой рассказ подходит к концу. Я не претендую на какие-либо откровения, лишь надеюсь, что когда-нибудь это прочитает человек, который сможет меня понять. У меня были годы, чтобы подумать над всем этим и найти единственный ответ на мучавший меня вопрос. Мне остается пожелать удачи тому, кто придет мне на смену. Удачи и благословления Девяти. Я сделал своё дело в этой жизни. Темнеет. День близится к вечеру, а мои глаза уже не те, что прежде. Прощайте, братья и сестры.

Пожилой мужчина закончил писать, отложил перо в сторону и закрыл чернильницу. Тусклый, предзакатный свет освещал маленькую комнату, в которой он находился. Аркус присыпал последнюю страницу книги мелким песком, чтобы чернила быстрее высохли и потянулся к другой книге, лежавшей на столе. На переплете красовалось название «Легенда о Плаче Влюбленных». Внутри оказался вложен черный кристалл душ. Мужчина поднялся из-за стола, пару минут постоял у окна, наблюдая за закатом, а после открыл в столе полку, достав оттуда стальной кинжал. Рядом с кинжалом лежала записка: «Заказ на имя Аркуса Марция выполнен. Оружие зачаровано на захват душ. Плата в пятьсот септимов поступила в Коллегию. Благодарим вас. Обращайтесь ещё.» Дыхание имперца участилось, брови сошлись у переносицы, добавив на лицо ещё больше морщин. Взгляд серых глаз замер на кинжале в руке. Дальнейшее произошло очень быстро. Аркус приставил кинжал к сердцу, сжав кристалл в другой руке и с силой вонзил лезвие в грудную клетку. Он не сомневался ни секунды. Его бездыханное тело с кинжалом в груди тут же рухнуло на пол, а кристалл, так и оставшийся в сжатой ладони, едва заметно вспыхнул и тут же погас. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, погрузив комнату, а с ней и тело Святого Крестоносца во мрак ночи. Часть его души была уже далеко от этого места, как и от Нирна в целом.

В 4E 173, когда армия Доминиона Альдмери с успехом продвигалась по Сиродиилу, аббатство Девяти подверглось разграблению и оригинал текста был утерян. О его существовании знали лишь рыцари. Иных копий в Тамриэле не существовало.