Аноним

Часть 1

Пятьсот лет назад в Морнхолде, городе драгоценностей, жила слепая вдова со своим единственным сыном, работающим не покладая рук молодым человеком. Как и его отец до него, он был шахтером, обычный рабочий в королевских шахтах, потому как его способности к магии были мизерными. Работа это честная, но платили за нее мало. Чтобы хоть как-то увеличить их скудный заработок, вдова пекла и продавала на рынке пироги с начинкой из лесных ягод. Они живут достаточно хорошо, говорила она. У них есть, чем наполнить свои животы, и никто не может носить за раз больше одного платья, и крыша протекает, только когда идет дождь. Симмах же хотел большего. Он мечтал о счастливом ударе кирки, который принес бы ему большую добычу. В свободные часы он с удовольствием поднимал стакан эля в таверне в компании своих друзей и играл с ними в карты, и на него бросала взгляды и вздыхала не одна хорошенькая эльфийская девчонка, хотя никто из них не заинтересовал его надолго. Короче, Симмах был обычным темноэльфийским юношей, примечательным только своим ростом. Поговаривали, что в нем течет капелька крови северян.

В год, когда Симмаху исполнилось тридцать лет, весь Морнхолд радовался рождению девочки в семье их господина. Королева, говорили люди, у нас родилась королева! Среди населения Морнхолда рождение наследницы считалось верным признаком наступления мира и процветания.

Когда для королевского дитя пришло время пройти обряд получения имени, шахты закрыли, и Симмах поспешил домой, чтобы искупаться и надеть свою самую лучшую одежду.

- Я сразу же вернусь домой и расскажу тебе обо всем, - пообещал он своей матери, которая не могла присутствовать на церемонии. Она болела, да к тому же там будет толпа народу, так как весь Морнхолд будет там, и, будучи слепой, она бы в любом случае не смогла ничего увидеть.

- Сынок, - сказал она, - сходи за священником или целителем, иначе я могу покинуть мир смертных к твоему возвращению.

Симмах кинулся к ее постели и с тревогой отметил, как горяч у нее лоб и как поверхностно дыхание. Он поднял незакрепленную половицу, под которой хранился весь их небольшой запас денег. И все же этих сбережений не хватало, чтобы заплатить священнику за исцеление. Ему придется отдать все, что у них есть, и пообещать оплатить остаток. Симмах схватил плащ и бросился наружу. Улицы были полны народа, спешащего в священную рощу, а храмы и гильдия магов были заперты и пусты. Вывеска гласила: "Закрыто в связи с церемонией". Симмах локтями проложил себе дорогу в толпе и ухитрился догнать монаха в коричневой рясе.

- После церемонии, брат, - ответил монах, - если у тебя есть золото, я буду рад посетить твою мать. Мой лорд запретил всем священникам навещать пациентов, и я не буду его раздражать.

- Моя мать очень серьезно больна, - умолял Симмах. - Конечно же, мой лорд не заметит отсутствия одного скромного монаха.

"Отец настоятель заметит", - нервно сказал монах, выдирая край своей рясы из судорожно вцепившихся в нее пальцев Симмаха и исчезая в толпе.

Симмах пробовал обратиться к другим монахам и магам, но с тем же результатом. Облаченные в броню стражники прошли по улице и копьями оттеснили его в сторону, и Симмах осознал, что приближается королевская процессия. Когда королевский экипаж приблизился, Симмах рванулся из толпы и закричал:

-Мой господин, моя мать умирает...

-Я запрещаю ей умирать в такую великолепную ночь! - выкрикнул лорд, смеясь и бросая в толпу монеты. Симмах стоял достаточно близко, чтобы почувствовать в дыхании короля запах вина. С другой стороны экипажа благородная леди прижимала к груди ребенка и пристально смотрела широко раскрытыми глазами на Симмаха, ее ноздри презрительно шевельнулись.

- Стража! - закричала она. - Уберите этого болвана.

Грубые руки схватили Симмаха. Его избили и в полубессознательном состоянии бросили на обочине дороги.

Симмах, с раскалывающейся от боли головой, последовал за толпой и наблюдал обряд получения имени с вершины холма. Он мог видеть далеко внизу коричневые рясы священников и голубые рясы магов, собравшихся вокруг королевской семьи.

Барензия. Это имя эхом отозвалось в ушах Симмаха, когда первосвященник поднял голенького ребенка и показал ее лунам-близнецам, сияющим на той стороне горизонта: восходящему Йоуну, заходящему Йоуду. -Узри леди Барензию, рожденную, чтобы править Морнхолдом! Даруй ей навеки твое благословение и совет, чтобы правила она на благо Морнхолда".

-Благослови, благослови... - шептал вместе со своими лордом и леди весь народ, воздев к небу руки. Только Симмах стоял в молчании, склонив голову, зная в глубине души, что его дорогая матушка умерла. И в этой тишине он поклялся страшной клятвой, что станет погибелью для своего лорда, и в отмщение за бессмысленную смерть своей матери, маленькая Барензия станет его невестой, и внуки его матушки будут править Морнхолдом.

После церемонии он безучастно наблюдал, как королевская процессия возвратилась во дворец. Он заметил того самого монаха, которого первым просил о помощи. Теперь он довольно-таки охотно пошел с ним в обмен на золото Симмаха и обещание позже дать еще.

Как и боялся Симмах, его мать была уже мертва. Монах вздохнул и убрал сумку.

-Я сожалею, брат. Ну, можешь не отдавать остальное золото, так как здесь я ничем не могу помочь. "Похоже..." - Верни мое золото! - прорычал Симмах. - Ты ничего не сделал, чтобы заработать его!

Он угрожающе поднял правую руку. Священник попятился, начав читать заклинание проклятия, но Симмах ударил его до того, как едва ли пара-тройка слов успела слететь с его губ. Монах тяжело упал, сильно ударившись головой об один из камней, которыми было обложено углубление для очага. Умер он мгновенно.

Симмах забрал свое золото и бежал из города, шепча про себя: "Барензия".

***

Маленькая Барензия стояла на верхнем балконе дворца, глядя вниз, во внутренний двор замка, где толпились солдаты, просто великолепные в своих доспехах. Вскоре они выстроились стройными шеренгами и приветствовали ее родителей, лорда и леди, вышедших из дворца, одетых с ног до головы в эбонитовые доспехи и длинные развевающиеся за спиной плащи, отороченные окрашенным в фиолетовый цвет мехом. Им подвели богато украшенных черных лошадей, они сели на них и поскакали к воротам внутреннего двора, затем обернулись, чтобы отдать ей честь.

- Барензия! - крикнули они.- Барензия, прощай!

Маленькая девочка сдержала слезы и храбро помахала рукой, прижимая к груди вместе с другими игрушками своего любимого набивного серого волчонка, которого она звала Вуффен. Она прежде никогда не расставалась с родителями, и понятия не имела, что это означало, кроме того, что на западе была война, и у всех с губ не сходят имена Тайбера Септима и Симмаха, повторяемые с ненавистью и страхом.

- Барензия! - кричали солдаты, салютуя ей копьями, мечами и луками. Затем ее дорогие родители отвернулись и поскакали прочь, за ними потянулись солдаты, и так до тех пор, пока дворец почти совсем не опустел.

Некоторое время спустя настал день, когда Барензия проснулась от того, что няня трясла ее за плечо, ее поспешно одели и вынесли из дворца. Всем, что она запомнила из той ужасной ночи, был вид огромной тени с горящими глазами, которая заполнила небо.

Ее передавали из рук в руки. Появились иностранные солдаты. Ее няня исчезла, и ее заменили незнакомцы, все более и более чужие. Шли дни (а может, недели?) переездов. Однажды утром она проснулась и вышла из кареты в некое холодное место с огромным серым каменным домом, стоящим среди бесконечного пустого пространства серо-зеленых холмов, местами покрытых грязно-белым снегом. Она обеими руками прижала к груди Вуффена и стояла, щурясь и дрожа под серым рассветом, чувствуя себя во всем этом бесконечном серо-белом пространстве очень маленькой и очень черной.

Огромная серо-белая женщина разглядывала ее, и в ее ярко-голубых глазах светился страх.

-Она же очень... черная, не так ли? - заметила женщина, обращаясь к спутнице Барензии, смуглой черноволосой женщине по имени Хана, которая вот уже несколько дней путешествовала вместе с Барензией. - Я никогда раньше не видела черных эльфов.

- Я сама не много о них знаю, - ответила Хана. - Вот у этой огненные волосы и характер им под стать, доложу я вам. Будьте осторожны. Она кусается. И даже хуже.

- Я скоро отучу ее от этого, - хмыкнула другая женщина. - И что это за мерзость она держит в руках? Фу!

Женщина выхватила Вуффена и швырнула его в ярко пылавший в камине огонь. Барензия с криком ринулась было в огонь за ним, но ее силой удержали, несмотря на попытки укусить и поцарапать своих мучителей, а от бедного Вуффена осталась лишь кучка черной золы.

***

Барензия росла, как сорняк, пересаженный в скайримский сад, находясь под опекой графа Свена и его жены леди Инги. Внешне все у нее было благополучно, но в душе ее были холод и пустота.

- Я воспитывала ее, как собственную дочь, - вздыхала по обыкновению леди Инга, сидя с пришедшими навестить ее и обсудить последние сплетни леди из соседних поместий.- Но она же темная эльфийка. Чего же вы хотите?

Барензия не намеревалась подслушивать эти слова. По крайней мере, она так думала. Ее слух был намного острее, чем слух ее хозяев-северян. Прочие, менее приятные темноэльфийские черты составляли воровство, ложь и немного магии, небольшие заклинания огня и левитации. И, когда она повзрослела, жгучий интерес к мальчикам и мужчинам, которые могли бы дать ей очень приятные ощущения и, к ее изумлению, также и подарки. Инга эту деятельность по непонятным для Барензии причинам не одобряла, поэтому Барензия старалась хранить ее по возможности в тайне.

- Она прекрасно обращается с детьми, - добавила Инга, имея в виду своих пятерых сыновей, все они были младше Барензии.- Она никогда бы не допустила, чтобы они пострадали.

Когда Джонни было шесть, а Барензии - восемь, наняли учителя; и она вместе с ним изучала теоретические предметы. Ей хотелось научиться обращаться с оружием, но даже сама мысль о девушке, обучающейся обращению с оружием, возмутила Ингу и Свена. Барензии дали лук и позволили вместе с мальчиками поупражняться в стрельбе по мишени. Она наблюдала за ними во время тренировок по фехтованию, и когда поблизости не было никого из взрослых, сама тренировалась с ними, и знала, что владеет оружием так же хорошо, как и они, если не лучше.

- Она очень горда, не правда ли? - бывало шептались соседские леди, а Барензия, притворявшаяся, что не слышит, кивнула бы головой, соглашаясь.

Она не могла не чувствовать свое превосходство над графом и графиней. Было в них что-то, что поддерживало в ней это презрение.

Постепенно она узнала, что Свен и Инга были дальними родственниками последнего правителя Даркмура, и тогда она стала понимать. Они были лицедеями, самозванцами, а вовсе не правителями. По крайней мере, их не учили править. Странным образом эта мысль вызвала в ней злость на них, сильная и чистая ненависть, порожденная негодованием. Барензия смотрела на них, как на отвратительных и порочных насекомых, которых можно презирать, но не бояться.

Раз в месяц прибывал курьер от императора, приносивший маленькую сумочку золота для Инги и Свена, и большую сумку сушеных грибов из Морровинда для Барензии. Ей всегда старались придать приличный вид, настолько, насколько по мнению Инги может прилично выглядеть тощая темноэльфийская девушка, и приглашали для краткой беседы в присутствии курьера. Редко когда один и тот же курьер приезжал дважды, но все осматривали ее, пожалуй, как фермер разглядывает свинью, которую он готовит для рынка. На ее шестнадцатую весну курьер посмотрел на нее так, как будто она наконец была готова для рынка.

Поразмышляв, Барензия решила, что она не желает попасть на рынок. Помощник конюха, Соломик, крупный светловолосый парень, неуклюжий, добрый, впечатлительный и довольно простоватый, в течение нескольких недель уговаривал ее сбежать вместе с ним. Барензия украла сумку с золотом, которую оставил курьер, взяла из клети грибы, переоделась мальчиком, натянув кое-что из случайно подвернувшейся под руку одежды двенадцатилетнего Тимми, и одной прекрасной весенней ночью они взяли двух лучших лошадей и галопом понеслись сквозь ночь в направлении Вайтрана, ближайшего города, в который хотел попасть Соломик.

Но Морровинд также лежал на востоке, и он притягивал Барензию, как магнит притягивает железо. В то утро они по настоянию Барензии бросили лошадей. Она понимала, что их хватятся и начнут преследовать, и надеялась сбить погоню со следа. До полудня они шли пешком, держась боковых дорог, затем несколько часов проспали в заброшенной хижине. Они продолжили путь в сумерках, и подошли к воротам Вайтрана как раз перед рассветом.

Барензия приготовила пропуск для Соломика, в котором утверждалось, что у него в городской храм поручение от лорда из местной деревни. Сама же она с помощью заклинания левитации тайком перелезла через стену. У нее были основания считать, что к настоящему времени все охраняющие ворота стражники имеют приказ искать молодую темную эльфийку и парня северянина, путешествующих вместе, но сельских парней, вроде Соломика, здесь бывает достаточно много. Один и с бумагами он бы не привлек их внимание.

Ее незамысловатый план прошел без сучка, без задоринки. В храме, стоящем неподалеку от ворот, она встретилась с Соломиком. Ей несколько раз случалось раньше бывать в Вайтране. Соломик же никогда не отходил от поместья Свена, где он родился, дальше, чем на несколько миль. Вместе они проследовали к захудалому трактиру в бедной части Вайтрана. Под перчатками, плащом и шляпой, спасающих от холода этого утра, ее темной кожи и красных глаз не было видно, и никто не обратил на них никакого внимания. В трактир они вошли по отдельности. Соломик заплатил хозяину за отдельную комнату, обильнуюеду и кувшин эля, а Барензия проскользнула в трактир несколькими минутами позже. Они вместе весело попировали, празднуя удачный побег, энергично занялись любовью на узкой кровати, а затем, обессиленные, провалились в сон.

В Вайтране они провели неделю. Соломик зарабатывал немного денег, бегая по поручениям, а Барензия ограбила ночью несколько домов. Барензия продолжала ходить в мужской одежде. Она для дальнейшей маскировки подрезала волосы и перекрасила свои огненно-рыжие локоны в блестящий черный цвет и старалась не показываться никому на глаза, так как в Вайтране темные эльфы были редкостью. Затем Соломик раздобыл для них место охранников в шедшем на восток купеческом караване. Сержант оглядел ее с сомнением.

- Хе, - хмыкнул он, - темный эльф, а? Пустить козла в огород, вот что это. И все же, мне нужны люди, и мы не подойдем достаточно близко к Морровинду, чтобы ты смог продать нас твоим братьям. Наши же доморощенные бандиты так же охотно перережут глотку тебе, как и мне.

Сержант бросил на Соломика оценивающий взгляд, затем внезапно, выхватив свой короткий меч, развернулся обратно к Барензии. Но она обнажила нож и встала в защитную стойку. Соломик вытащил свой собственный нож и стал заходить сержанту в тыл. Сержант опустил клинок и снова хмыкнул:

- Неплохо, ребятки, неплохо. А что у тебя с луком, темный эльф?

Барензия продемонстрировала свое мастерство.

- Ага, неплохо, совсем неплохо. И ты будешь хорошо видеть в темноте, и у тебя острый слух. Темный эльф, которому можно доверять, оказывается таким хорошим бойцом, какого любой мог бы пожелать. Я знаю. Я служил под началом самого Симмаха до того, как потерял руку и был списан из имперской армии по инвалидности.

- Мы могли бы предать его. Я знаю людей, которые бы хорошо заплатили, - сказал позднее Соломик, когда они лежали в постели той их последней ночью в старом трактире.- Или ограбить их самим. Они очень богаты, эти купцы, Берри.

Барензия хмыкнула:

- И что бы мы делали с такой уймой денег? И нам нужна их защита на время путешествия не меньше, чем им нужна наша.

- Мы могли бы купить маленькую ферму и поселиться там.

Крестьянин, с презрением подумала Барензия. Соломик был крестьянином, и мечты его были крестьянскими мечтами. Но она сказала только:

- Не здесь, Соломик, мы все еще слишком близко от Даркмура. Далеко на востоке у нас будет больше шансов.

Караван же шел только до Сангарда. Тайбер Септим много сделал для строительства относительно безопасных, патрулируемых трактов, но взимаемые им пошлины были непомерно высоки, и чтобы избежать их, этот конкретный караван, насколько то было возможно, придерживался боковых дорог. Это подвергало его риску быть ограбленным баронами-разбойниками, как человеческими, так и орочьими, и бродячими бандами, состоящими из разбойников разных рас, но таковы были опасности торговли и извлечения прибыли.

До прибытия в Сангард у них было два таких столкновения: засада, которую чуткие уши Барензии услышали задолго до того, как они приблизились к месту засады, что дало им достаточно времени окружить спрятавшихся в засаде и устроить им сюрприз; и ночное нападение смешанной банды каджитов, людей и лесных эльфов. Последние были умелой шайкой, и даже Барензия не услышала, как они подкрались, и не смогла загодя предупредить своих.

Драка была жестокой. Нападавших отогнали, но двое из охранников каравана были убиты, а Соломик, прежде чем они с Барензией убили его каджитского противника, получил отвратительную рану в бедро.

Барензии вполне нравилась такая жизнь. Словоохотливый сержант симпатизировал ей, и она проводила большую часть вечеров, сидя у бивачного костра и слушая его истории о морровиндской кампании Тайбера Септима и Симмаха. Симмах стал генералом после падения Морнхолда, сказал сержант.

- Он прекрасный солдат, Симмах-то, но в Морровинде было замешано нечто большее, чем просто солдаты, если вы понимаете, к чему я клоню. Ну, вы знаете об этом, я думаю.

- Я не помню, - сказала Барензия.- Я большую часть жизни прожил в Скайриме. Моя мать вышла замуж за скайримца. Впрочем, они оба умерли. Что случилось с королем и королевой Морнхолда?

Сержант пожал плечами.

- Никогда не слышал. Умерли, я думаю. Теперь весь Морровинд находится под управлением военных. Там довольно-таки тихо. Может быть, даже слишком тихо. Как затишье перед бурей. Собираешься вернуться туда?

- Может быть, - ответила Барензия. Истина заключалась в том, что ее тянуло в Морровинд, как магнитом. Соломик чувствовал это, и страдал от этого. Впрочем, он все равно страдал, потому что они не могли теперь спать вместе, так как считалось, что она - парень. Барензия тоже скучала по их постельным развлечениям, но, по-видимому, не так, как Соломик. Сержант хотел, чтобы они пошли с ним и в обратный путь, но когда они все же ушли, дал им премию и рекомендательное письмо.

Соломик хотел навсегда поселиться рядом с Сангардом, но Барензия настояла на продолжении путешествия на восток.

- Я королева Морнхолда по праву, - сказала она, неуверенная, истина это или же сказка, выдуманная ею в детстве. - Я хочу попасть домой. Мне необходимо вернуться домой.

Это, по крайней мере, было правдой. У нее закончились грибы, и из-за этого она была очень голодна. Она нашла немного грибов на сангардском рынке, но они не были такими же замечательными или удовлетворительными, как те, которые привозил курьер. Через несколько недель они ухитрились получить места в караване, идущем на восток.

В начале зимы они были в Рифтоне, рядом с границей Морровинда, но погода становилась все более суровой, и им сказали, что ни один купеческий караван до середины весны не выйдет.

Барензия стояла на вершине городской стены и вглядывалась в глубокое ущелье, которое отделяло Рифтон от одевшейся в снег горной стены, за которой лежал Морровинд.

- Берри,- мягко сказал Соломик, - до Морнхолда лежит долгий путь, почти столько же, сколько мы уже прошли, и все эти земли - дикие, полные волков, бандитов, орков и созданий еще похуже. Мы должны дождаться весны.

- Там башня Силгрода, - сказала Берри, имея в виду темноэльфийский городок, который возник вокруг древней башни, охранявшей границу между Скайримом и Морровиндом.

- Стража на мосту не позволит мне перейти через него, Берри. Там первоклассные имперские войска. Их нельзя подкупить. Если ты пойдешь, ты пойдешь одна. Я не стану останавливать тебя. Только что ты будешь делать? Башня Силгрода забита имперскими войсками. Ты станешь их прачкой? Будешь идти за лагерем?

-Нет, - задумчиво сказала Барензия. На самом деле, мысль не была лишена здравого смысла. Она была уверенна, что она могла бы заработать на вполне приличную жизнь, если бы спала с солдатами за деньги. У нее было несколько приключений такого рода, когда они пересекали Скайрим, и она одевала женское платье и ускользала от Соломика. Она всего лишь искала немного разнообразия. Соломик - милый, но тупой. Она была сильно удивлена, но, тем не менее, довольна, когда мужчины, которых она подцепила, после этого предложили ей деньги.

Впрочем, Соломика это делало несчастным, и он, если заставал ее за этим, сначала орал, потом несколько последующих дней дулся. Он был очень ревнив. Он даже угрожал бросить ее.

Но Имперская гвардия, по общему мнению, была крутой и жестокой компанией, и Барензия во время своего путешествия слышала кое-какие совершенно мерзкие истории. Самые безобразные истории исходили из уст бывших ветеранов, когда они сидели вокруг костра, и рассказывались они с гордостью. Бывшие солдаты пытались поразить ее и Соломика, она это осознавала, но также она осознавала и то, что в этих диких историях была и частица правды. Соломик ненавидел истории такого рода и ненавидел то, что она их слушала, но какая-то часть его восхищалась услышанным.

Барензия предлагала Соломику найти себе другую женщину, но он сказал, что не хочет никого, кроме нее. На это она ответила, что не чувствует к нему того же самого, но он ей нравится больше, чем кто-либо еще.

- Зачем же ты тогда спишь с другими мужчинами?

- Не знаю, дорогой.

Соломик вздохнул.

- Говорят, все темные эльфийки такие.

Барензия улыбнулась и пожала плечами.

- Я знаю. Я думаю, это единственное существующее объяснение.

Часть 2

а зиму они устроились в Рифтоне, сняв дешевую комнатенку в трущобах. Барензия вступила в Гильдию воров, понимая, что если она будет поймана на свободном промысле, будут большие проблемы. Однажды в зале таверны она поймала взгляд знаменитого члена гильдии, храброго молодого каджита по имени Феррис. Она предложила ему спать с ней, если он устроит ей членство в гильдии. Он осмотрел ее, ухмыльнулся и согласился, но сказал, что сначала она должна пройти испытание.

- Что за испытание?

-А, - сказал Феррис, - оплата вперед, милашка.

Одной рукой он обнял ее, склонился над ней и поцеловал, засунув ей язык глубоко в рот, а другую засунул ей под рубашку.

- Чудесно, - сказал он чуть погодя, убрав язык, но не руку. Другой рукой он скользнул под пояс ее юбки и нежно погладил ей ягодицы.

- Давай поднимемся наверх. Мы можем воспользоваться моей комнатой, - Барензия была одновременно и смущена и возбуждена его дерзостью.

Феррис надменно усмехнулся.

- Чего ради беспокоиться? Ты хочешь меня, так? Держу пари, ты бы и заплатила мне, так?

-Нет, - сказала Барензия. Она действительно хотела его, но не настолько.

- Нет? Ну, сделка есть сделка, и Феррис держит свое слово. Здесь. И теперь.

Он задрал ей юбку и потянул ее к себе на колени, так что она уселась на него верхом, оказавшись с ним лицом к лицу. Он расстегнул ей рубашку и стащил ее с плеч Барензии, обнажив грудь.

- Чудесная парочка, крошка.

Она сидела лицом к стене, но могла чувствовать на себе взгляды прочих завсегдатаев таверны. В комнате наступило молчание. Затих даже бард. Она чувствовала одновременно отвращение и жгучее желание. Ее руки вытащили его набухший пенис, а затем он проник внутрь ее, и она закричала от боли и от восторга. Затем все померкло.

Когда она снова пришла в себя, она сидела рядом с Феррисом, который застегивал ей рубашку.

- Это больно! - с негодованием сказала она.

- Всегда так, крошка. Неужели никто тебе не рассказывал о каджитских мужчинах? Хотя это приятная боль, не так, хочешь сказать?

Барензия посмотрела на него злыми глазами. Ей все еще было очень больно. На его пенисе были малюсенькие шипы.

- Ну, сделка расторгнута, если ты так хочешь, - пожал он плечами.

- Нет, я этого не говорила. Только я предпочитаю уединение, и я хочу получить перерыв, где-то день и около того, перед следующим разом.

Феррис засмеялся

- Ты замечательна, крошка.

Соломик ее убьет, и возможно, Ферриса тоже. Какого же ее дернуло сделать это? Она бросила тревожный взгляд вокруг, но прочие завсегдатаи потеряли к ней интерес и вернулись к своим собственным делам. Она не узнала никого из них; она жила не в этой таверне. Если повезет, то прежде чем Соломик это обнаружит, пройдет какой-то срок, или он никогда не узнает. Но Феррис был определенно самым возбуждающим и привлекательным мужчиной, которого она когда-либо встречала.

Он не только рассказал ей об умениях, необходимых члену Гильдии воров, но и сам обучил ее им и познакомил с людьми, которые могли бы ее обучить. Среди них была одна северянка, которая немного знала магию. Катиша была полной и степенной женщиной. Она была замужем за кузнецом, имела двоих детей-подростков и была совершенно обыкновенной и респектабельной, за исключением того, что обожала кошек, имела дар к определенным видам магии и заводила более чем странных друзей.

Она научила Барензию заклинанию невидимости и обучила ее другим способам красться и маскироваться. Катиша непринужденно смешивала магические и немагические таланты, используя одни для повышения других. Она не была членом Гильдии воров, но испытывала к Феррису материнскую привязанность.

Барензия почувствовала к ней симпатию, чего она никогда не ощущала ни к одной женщине, и за несколько следующих недель она рассказала Катише все о себе. Она также привела туда Соломика. Соломик одобрил Катишу, но не Ферриса. Феррис же нашел Соломика забавным и предложил Барензии устроить то, что он назвал "тройкой".

- Конечно же, нет, - сказала Барензия, радуясь, что Феррис начал обсуждение этой темы с глазу на глаз. - Ему бы это не понравилось. Мне это не понравилось бы!

Феррис улыбнулся своей очаровательной треугольной кошачьей улыбкой, и лениво развалился на стуле, свернув хвост калачиком.

- Вы оба можете быть удивлены. Пары - это так скучно. Ну, если ты не возражаешь, я приведу друга.

- Возражаю. Если тебе со мной скучно, ты и твой друг можете искать себе кого-нибудь еще.

Она теперь была членом Гильдии воров. Она считала Ферриса полезным, но не необходимым. Может быть, ей тоже было немного скучно с ним.

Она поделилась с Катишей своими проблемами с мужчинами. Катиша покачала головой и сказала, что ей нужно искать любви, а не секса, и что она сразу же поймет, что это тот самый мужчина, как только встретит его, и что ни Соломик, ни Феррис ей не подходят.

Барензия насмешливо склонила голову к плечу.

- Говорят, что женщины народа темных эльфов - п.. про.. что-то там. Проститутки?

Ты имеешь в виду помешанные на сексе, хотя некоторые становятся и проститутками, я полагаю. Эльфийские женщины в молодости неразборчивы в сексуальных связях. Ты перерастешь это. Возможно, что уже начала, - с надеждой сказала Катиша.- Тебе следует встречаться со славными эльфийскими парнями, знаешь ли. Если ты будешь продолжать водить компанию с каджитами и людьми, ты скоро обнаружишь, что беременна.

Барензия невольно улыбнулась этой мысли.

- Хотелось бы мне. Но это было бы несколько неудобно, так ведь? Дети - это всегда куча проблем, а у меня даже дома нет еще.

- Сколько тебе лет? Семнадцать? Ну, у тебя есть еще годик-два до достижения детородного возроста, если только удача от тебя не отвернется. Эльфы не заводят детей быстро с другими эльфами даже после этого, поэтому с тобой все будет в порядке, если ты будешь их придерживаться.

- Соломик хочет купить ферму и жениться на мне.

- Хочешь ли ты того же? - Нет. Пока нет. Может быть, как-нибудь потом, если я не смогу стать королевой.

- Я думаю, Соломик станет глубоким стариком, прежде чем наступит это "потом", Берри. Эльфы живут очень долго.

На краткий миг лицо Катиши приобрело мечтательное выражение, которое бывает у людей, раздумывающих о тысячелетиях жизни, которыми наделила эльфов природа. Правда, немногие на самом деле жили так долго, так как болезни и насилие собирали свой урожай, но такая возможность у них была.

- Мне нравятся и старые мужчины тоже, - сказала Барензия.

***

Барензия в нетерпении металась по комнате, в то время как Феррис сортировал лежавшие в письменном столе бумаги. Он был систематичным и педантичным, и внимательно следил за тем, чтобы положить все так, как оно раньше лежало. Они забрались в дом знатного человека, оставив Соломика сторожить снаружи. Феррис сказал, что это простая работа, но требующая соблюдения тайны. Он даже не захотел взять с собой каких-нибудь других членов Гильдии. Он сказал, что знает, что может доверять Берри и Соломику.

- Скажи мне, что ты ищешь, и я найду это, - прошептала Берри. Ночное зрение Ферриса было не таким хорошим, как ее, а свет зажигать он не желал. Берри никогда раньше не бывала в таком роскошном месте. Она с удивлением глазела по сторонам, пока они пробирались по огромным, полным гулкого эха комнатам с лестницами, но Ферриса, казалось, ничто не интересовало, кроме письменного стола в маленьком заставленном рядами книг кабинете на верхнем этаже.

- Тссс, - сердито зашипел он.

- Кто-то идет, - сказала Берри за мгновение до того, как распахнулась дверь, и в проеме возникли две темные фигуры. Феррис с силой толкнул Барензию им навстречу и прыгнул в сторону окна. Мышцы Барензии одеревенели; она не могла пошевелиться, даже слова сказать не могла. Она беспомощно наблюдала, как темная фигура прыгнула за Феррисом. Две мгновенных вспышки голубого света, и Феррис свалился тихой грудой. Дом за дверьми кабинета ожил и наполнился шагами, окриками и клацаньем доспехов.

Большой мужчина, темный эльф, приподняв, потащил Ферриса к двери и сунул его в подставленные руки. Резкий кивок темного эльфа послал за ним его одетого в рясу товарища. Темный эльф повернулся и стал пристально изучать Барензию, которая снова смогла двигаться, хотя, когда она это делала, ее голова начинала пульсировать.

- Расстегни рубашку, Барензия, - сказал эльф.

Барензия в изумлении уставилась на него и теснее ее запахнула.

- Ты же девушка, верно, Барензия? - сказал он мягко. - Тебе следовало прекратить одеваться, как мальчишка, еще несколько месяцев назад, знаешь ли. Ты только привлекала к себе внимание. И звать себя Берри! Или твой друг Соломик слишком глуп, чтобы запомнить какое-нибудь другое имя?

- Это обычное эльфийское имя, - начала защищаться Барензия.

Темный эльф печально покачал головой.

- Только не среди темных эльфов, моя дорогая, но ты ведь на самом-то деле не так уж и много знаешь о темных эльфах, не правда ли? Я сожалею об этом, но этому нельзя было помочь. Не важно. Я исправлю это.

- Кто вы? - спросила Барензия.

- И это называется славой, - пожал плечами мужчина, криво улыбнувшись.- Я - Симмах, госпожа, и это веселая охота, в которой ты шла впереди меня, хотя я догадывался, что ты направлялась в Морровинд. Тебе повезло. В Вайтране нашли тело, которое приняли за тело Соломика, и поэтому мы прекратили искать двоих беглецов. Легкомысленно с моей стороны, хотя я не думал, что вы останетесь вместе так долго.

- Где он? С ним все хорошо?

- О, теперь с ним все прекрасно. Под арестом, конечно же. Ты... беспокоишься о нем, да? - он посмотрел на нее, и любопытство появилось в его красных глазах, которые казались ей такими непривычными, потому что она видела подобное только в собственном, редко рассматриваемом отражении.

- Он мой друг, - ответила Барензия. Тон, которым эти слова были сказаны, звучал тускло и безнадежно даже для ее собственного слуха. Симмах! Генерал Имперской армии, поговаривают, друг Тайбера Септима, пользующийся его благосклонным вниманием.

- Угу. У тебя, кажется, есть несколько, если ты простишь мне такое выражение, моя госпожа, неподходящих друзей.

Пока они разговаривали, суета и суматоха в доме улеглись, хотя она и могла слышать людей, предположительно, живущих в доме, которые шептались неподалеку. Высокий эльф присел на угол письменного стола. Он казался явно не таким суровым и, похоже, был готов сидеть здесь какое-то время.

- Несколько? Ч-то с ними будет? И со мной?

- А. Как ты знаешь, этот дом принадлежит командующему имперскими войсками этого региона.

Это новость изумила Барензию, и Симмах бросил на нее проницательный взгляд. - Ты не знала? Ты неосмотрительна, даже для семнадцатилетней девчонки. Ты всегда должна знать, что именно ты делаешь.

- Н-но Г-гильдия н-не стала бы..- начала Барензия дрожащим голосом. Гильдия воров никогда не взялась бы за дело, в которое вовлечена имперская политика. Никто не смел противиться Тайберу Септиму, по крайней мере, из тех, кого она знала.

- Осмелюсь сказать. Непохоже, чтобы у Ферриса было одобрение Гильдии на эту работу. Интересно... - Симмах внимательно осмотрел стол, выдвигая его ящички. Он выбрал один, вывалил его содержимое на столешницу и вытащил фальшивое дно. Внутри лежал сложенный листок бумаги. Кажется, это было что-то типа карты. Барензия пододвинулась ближе, чтобы увидеть ее. Симмах, смеясь, отвел лист в сторону.

- Достаточно неосторожно!

Он бросил на него быстрый взгляд, затем сложил и спрятал его.

- Ты посоветовал мне стремиться к знаниям.

- Именно, именно. - Неожиданно он, казалось, пришел в хорошее расположение духа. - Мы должны идти, моя дорогая леди.

Он провел ее к двери, вниз по лестнице и наружу, в свежесть ночи. Вокруг не было ни души. Взгляд Барензии метнулся к тени. Она прикинула, сможет ли убежать или как-то еще избавиться от него.

- Ты же не думаешь о попытке сбежать, верно? Не хочешь сперва послушать о моих замыслах относительно тебя?- Его голос звучал немного обиженно.

- Да.

- Возможно, сначала ты бы охотнее услышала о своих друзьях.

- Нет.

Он выглядел довольным. Это был именно тот ответ, который он хотел услышать, но это было также и правдой. Хотя Барензия беспокоилась о своих друзьях, особенно о Соломике, но о себе она беспокоилась намного больше.

- Ты займешь свое законное место королевы Морнхолда.

Ее сердце подпрыгнуло. Значит это и в самом деле правда!

Симмах объяснил, что таковы был с самого начала его и Тайбера Септима намерения относительно нее. Так как Морнхолд, который в течении 12 лет, с тех пор, как она его покинула, находился под управлением оккупационных властей, должен был постепенно быть возвращен гражданскому правительству, управляющему им, конечно, под руководством империи как частью имперской провинции Морровинд.

- И поэтому меня послали в Даркмур.

- Ради твоей безопасности. Почему ты сбежала?

Барензия пожала плечами.

- Я не видела причин оставаться. Следовало бы сказать мне о ваших планах.

- К этому дню сказали бы. Я, фактически, послал за тобой, чтобы отвезти в Имперский Город, где бы ты провела некоторое время в качестве одного из членов императорского семейства. Что же касается твоей судьбы, тебе это должно было быть очевидно. Тайбер Септим не держит тех, которые ему бесполезны, а чем еще ты могла бы быть ему полезна?

- Я ничего не знаю о нем или о тебе.

- Тогда знай вот что: Тайбер Септим вознаграждает друзей и врагов согласно их заслугам.

Барензия несколько минут обдумывала это.

- Соломик имеет передо мной большие заслуги и никогда не причинял никому никакого вреда. Он не является членом Гильдии воров. Он пошел со мной, чтобы защищать меня. Он зарабатывал нам на пропитание, бегая по поручениям и ...

Симмах знаком заставил ее замолчать.

- Я все знаю о Соломике, - сказал он, - и о Феррисе. Итак? Что ты хочешь?

- Соломик хотел маленькую ферму. Если бы я была богата, ну, я бы дала ему ферму.

- Очень хорошо. Он ее получит. А Феррис?

- Он предал меня, - еле слышно ответила Барензия. Феррису следовало сказать ей, насколько рискованна эта работа. И более того, он толкнул ее в руки врагов, чтобы спастись самому.

- Да. И?

- Ну, его следует заставить ответить за это, так ведь?

- Звучит разумно. Какого рода наказание?

Барензия сжала кулаки. Она бы хотела сама избить и исцарапать каджита, но это будет как-то не слишком по-королевски.

- Порка. Не будет ли двадцать ударов чересчур много, как ты думаешь? Я не хочу изувечить его.

- Я устрою это.

Барензия провела в апартаментах Симмаха два дня, во время которых она была очень занята. Там была темноэльфийская женщина по имени Дреллиане, которая заботилась об удовлетворении ее нужд, хотя она уж точно не была служанкой, так как она ела вместе с ними. И женой Симмаха она не была. Казалось, Дреллиане забавляло, когда Барензия спрашивала ее об этом. Она просто говорила, что находится у Симмаха на службе и делает то, о чем он просит.

С помощью Дреллиане для нее заказали несколько отличных платьев и пар туфель, плюс одежда для верховой езды и сапоги, вместе с другими маленькими предметами первой необходимости. Барензии выделили собственную комнату. Симмах почти не бывал дома. Она видела его главным образом во время трапез, но он мало говорил о себе или о том, чем занимался, хотя был сердечен и вежлив, охотно обсуждал большинство тем и, казалось, интересовался всем, что она могла сказать. Дреллиане вела себя почти так же. Барензия они показались достаточно милыми, но трудными для понимания, как могла бы сказать Катиша. Барензия чувствовала странное разочарование. Это были первые темные эльфы, с которыми она близко общалась. Она надеялась почувствовать, что ей с ними будет спокойно, почувствовать, по крайней мере, ощущение сродства с ними. Вместо этого она обнаружила, что тоскует по своим друзьям-северянам, Катише и Соломику. Когда Симмах сказал ей, что поутру они должны отправиться в Имперский Город, она спросила, может ли попрощаться со своими друзьями.

- Катиша? - спросил он. - Отлично. Я полагаю, я ей кое-что должен. Именно она привела меня к тебе, рассказав про одинокую темноэльфийскую девушку по имени Берри, которой нужны эльфийские друзья - иногда одевающуюся в мужское платье. Она не связана с Гильдией воров. И никто, связанный с Гильдией воров, кроме Ферриса, похоже, не знает, кто ты такая на самом деле. Это хорошо. Я предпочитаю, чтобы твое бывшее членство в Гильдии не стало достоянием гласности. Ты ни с кем не будешь говорить об этом. Это не приличествует имперской королеве.

- Кроме Ферриса и Соломика, не знает никто. Они никому не скажут.

- Да, не скажут.

Он не знал, что Катиша знала об этом!

Соломик пришел в ее апартаменты в утро отъезда, и их оставили в гостиной одних, хотя Барензия и знала, что другие эльфы находились в пределах слышимости. Соломик выглядел жалким и бледным. Они молча несколько минут простояли, обнявшись. Плечи Соломика тряслись, и по его щекам катились слезы, но он не сказал ни слова.

Барензия попыталась улыбнуться.

- Итак, мы оба получили, что хотели. Я стану королевой Морнхолда, а ты будешь королем своей собственной фермы. Я буду тебе писать. Ты должен найти писца, чтобы ты тоже смог мне писать.

Соломка печально покачал головой, а когда Барензия попыталась настаивать, он открыл рот и, издавая нечленораздельные звуки, показал внутрь. Ему отрезали язык! Ошеломленная Барензия опустилась на стул и заплакала навзрыд.

- Почему? - спросила она Симмаха, когда Соломика вывели. - Почему?

Симахус пожал плечами.

- Он знал о тебе слишком много. Он мог оказаться опасным. По крайней мере, он жив, а на ферме ему не нужен будет язык.

- Я ненавижу тебя! - завопила Барензия, затем согнулась пополам и ее вырвало на пол. Между переодическими приступами тошноты она продолжала осыпать его оскорблениями. Какое-то время он невозмутимо все это выслушивал, пока Дреллиане убирала после нее комнату. В конце концов, он приказал ей прекратить, или он на время поездки заткнет ей рот.

Они остановились у дома Катиши. Симмах и Дреллиане не спешились. Все казалось таким же, как и всегда, но Барензия, пока стучала в дверь, едва сдерживала страх. Дверь открыла Катиша. Она совершенно явно только что плакала, но обняла девушку.

- Почему ты плачешь? - спросила Барензия.

- Конечно же из-за Ферриса. Ты не слыхала? Он умер. Его схватили, когда он обворовывал дом командующего. Бедняга, но это было так глупо с его стороны. Ох, Барензия, его вытащили и тем же рассветом четвертовали по приказу командующего. Я пошла, он спрашивал обо мне. Это было ужасно; он так страдал, перед тем как умереть. Я этого никогда не забуду. Я искала тебя и Соломика, но никто не знал, где вы. Это ты с Симмахом, да? Знаешь, как только я увидела его, я подумала, что это тот, кто нужен Барензии! Я говорила с ним о тебе, знаешь ли.

-Да, - сказала Барензия. - Катиша, я люблю тебя, но, пожалуйста, никому и никогда не рассказывай больше ничего обо мне. Никогда. Поклянись, что не скажешь. В особенности Симмаху. И позаботься вместо меня о бедном Соломике.

Катиша пообещала, озадаченная, но готовая помочь.

- Берри, не могло ли случиться так, что Ферриса схватили из-за меня? Я ничего не говорила Симмаху о Феррисе.

Барензия уверила ее, что такого быть не могло, что о планах Ферриса Имперской гвардии рассказал доносчик, который был, возможно, и ложью, но Катиша отчаянно нуждалась в любом утешении.

- Ох, я рада, что это так, если только я сейчас могу чему-то радоваться. Я ненавидела думать, ... но как бы я смогла узнать? А Симмах очень красив, тебе не кажется? И обаятелен.

- Не знаю, - сказала Барензия,- я как-то об этом не задумывалась. Времени не было.

Она рассказала о том, что будет королевой Морнхолда и едет в Имперский Город, чтобы сначала немного пожить там.

- Он искал меня. Я не думаю, что он вообще видит во мне женщину. Хотя, он сказал, что я не похожа на парня, - добавила она вопреки скептицизму Катиши. Та знала, что Барензия оценивает всех виденных ею существ мужского пола понятиями сексуальной притягательности.

- Полагаю, это удар обнаружить, что я действительно королева, добавила девушка, и Катиша согласилась, что это должно быть чем-то шокирующим, хотя у нее и не было возможности испытать это на личном опыте.

Их кавалькада выехала из Рифтона через большие южные ворота. Едва они их миновали, Симмах хлопнул Барензию по плечу и показал назад на ворота.

- Я подумал, что ты, может быть, захочешь попрощаться также и с Феррисом, - сказал он.

Барензия кинула внимательный, но спокойный взгляд на насаженную на копье голову, торчащую над воротами. На ней сидели птицы, но лицо еще можно было узнать.

- Я думаю, он меня не услышит, - сказала она. - Давайте продолжим наш путь, если можно.

Симмах был явно разочарован отсутствием ее реакции.

- Ты узнала об этом от Катиши?

- Конечно. Она присутствовала при казни, - небрежно сказала Барензия. Если он еще не знал об этом, то выяснит довольно скоро, в этом она была уверена.

- Она знает, что Феррис входил в Гильдию воров?

- Все об этом знали. Только такие мелкие сошки вроде меня обязаны были хранить свое членство в секрете. Воров высокого ранга хорошо знали. Но ты ведь все это знаешь, так ведь?

Она насмешливо улыбнулась ему.

- Поэтому ты рассказала ей, что ты такая и откуда пришла, но не сказала про Гильдию.

- Членство в Гильдии - это не мой личный секрет, чтобы его выбалтывать. Остальное - мой. Есть разница. Кроме того, Катиша - очень честный человек. Расскажи я ей про Гильдию, это бы принизило меня в ее глазах. Она всегда была за то, чтобы Феррис выбрал более честную работу. Я ценю ее хорошее мнение. Она также думала, что я стала бы счастливей , если бы имела только одного любовника, кого-нибудь из моей расы. Тебя, фактически. Разве не странно, что иногда наши желания исполняются, но не так, как мы того хотели?

- Да, очень странно.

Что-то в том, как он это сказал, заставило ее подумать, что она сама была одним из его желаний, которое исполнилось совершенно не так, как ему того хотелось.

Часть 3

есколько дней Барензия ощущала на своих плечах груз печали, но на исходе третьего дня она слегка повеселела. Она поняла, что наслаждается тем, что снова находится в пути, хотя она и скучала по обществу Соломика больше, чем могла бы подумать. Их сопровождал отряд рэдгардских рыцарей, с которыми она чувствовала себя спокойно, хотя они были намного дисциплинированней, чем охранники купеческих караванов. Они относились к ней радушно, но уважительно, несмотря на ее попытки флирта. Симмах с глазу на глаз ее отчитывал, говоря, что королева всегда должна сохранять королевское достоинство.

- Это означает, что я никогда не должна развлекаться?

- Не с такими, как они. Они ниже тебя. Любезность приветствуется в людях, облеченных властью. Фамильярность - нет. Пока будешь находиться в Имперском Городе, ты останешься сдержанной и скромной.

Барензия пожирала глазами его лицо.

- Я с таким же успехом могла бы вернуться в Даркмур. Эльфы по натуре неразборчивы в связях. Все так говорят.

- "Все" - слишком громко сказано. Некоторые - да, некоторые - нет. Император - и я - ждем, что ты выкажешь как разборчивость, так и осмотрительность. Позволь мне напомнить тебе, что ты займешь трон Морнхолда не по праву крови, а исключительно по желанию Тайбера Септима. Если он сочтет тебя неподходящей кандидатурой, твое царствование закончится, не успев начаться. Он требует ума, послушания, благоразумия и полной верности от всех своих людей, получивших назначение, и он предпочитает в женщинах скромность и сдержанность. Я советую тебе копировать манеру поведения Дреллиане.

- Я бы с большей охотой вернулась назад в Даркмур, - с негодованием сказала Барензия.

- Не тебе выбирать. Если ты не будешь полезна Тайберу Септиму, он позаботится, чтобы ты не смогла быть полезна его врагам, - холодно отрезал Симмах. - Если хочешь удержать голову на плечах, будь осторожна. Позволь добавить, что власть предлагает другие развлечения, чем те, что дает похоть и компания людей низкого происхождения.

Он говорил об искусстве, литературе, театре, музыке, великолепных баллах. Барензия слушала с интересом, подстегнутым его угрозами, но затем спросила, может ли она в Имперском Городе продолжить изучение заклинаний. Симмах казался довольным и обещал это устроить. Довольная этим, она затем сказала, что обратила внимание, что трое из их рыцарей были женщинами, и спросила, может ли она немного поупражняться с ними на мечах, просто для практики. Симмах выглядел отнюдь не довольным, однако согласился, но только с женщинами.

На всем протяжении их поездки погода (а был конец зимы) держалась ясная, но морозная, поэтому они передвигались по твердым дорогам быстро. В последний день путешествия, казалась, наступила весна, по крайней мере, началась оттепель, и дороги развезло до невероятности, повсюду можно было услышать слабый звук сочащейся и капающей воды.

Они подъехали к ведущему в Имперский Город огромному мосту на закате. Розовое зарево окрасило застывший белый мрамор зданий в нежный розовый цвет. Все здесь выглядело очень новым, большим и безупречным. Широкий проспект вел прямо на север к дворцу. Улицы были заполнены толпами людей всех сортов. Когда опустилась тьма, в лавках, а также на вывесках трактиров, замигали огоньки, а на небе одна за другой зажглись звезды. Даже боковые улочки были широкими и ярко освещенными. Рядом с дворцом с его восточной стороны возвышались башни великой Гильдии магов, в то время как с запада сверкали витражи огромного храма.

У Симмаха были апартаменты в огромном доме в двух кварталах от дворца, за храмом, Храмом Единого, он сказал, когда они проходили мимо, древний северный культ, который возродил Тайбер Септим. Он сказал, что от Барензии ожидают, что она станет его членом, если она покажется императору приемлемой.

Апартаменты Симмаха были невероятно большими, хотя немного не во вкусе Барензии. Стены и мебель были безукоризненно белыми, белизну оживляли только пятна яркого золотистого цвета, полы сверкали черным мрамором. У Барензии глаза разболелись от цвета и тени.

В то утро Симмах и Дреллиане проводили ее в императорский дворец. Барензия заметила, что все, кого они встречали, приветствовали Симмаха с почтительным уважением, которое в некоторых случаях граничило с подобострастием. Он принимал это как должное. Ее и Симмаха провели прямо к императору.

Утреннее солнце сквозь большое окно, разделенное на маленькие квадратики, заливало светом маленькую комнату, омывая сервированный столик и сидящего там одинокого мужчину, чей темный силуэт вырисовывался на фоне солнечного света. Когда они вошли, он вскочил на ноги и поспешил к ним:

- А, Симмах, мой друг, я чрезвычайно рад твоему возвращению.

Его руки на мгновение нежно коснулись плеч Симмаха, прерывая глубокий поклон, в котором эльф начал склоняться. Когда Тайбер Септим повернулся к ней, Барензия сделала реверанс.

- Барензия, моя скверная маленькая беглянка, как ты, дитя? Что ж, позволь мне взглянуть на тебя. Ну, Симмах, она прелестна, совершенно прелестна. Зачем ты прятал ее от нас столько лет? Слишком много света? Задернуть портьеры? Да, конечно.

Он отмахнулся от протестов Симмаха и сам задернул портьеры, не потрудившись вызвать слугу.

- Вы извините меня за неучтивость по отношению к гостям. Я слишком задумался, но это вряд ли извиняет негостеприимство... ах, молю присоединиться ко мне. Здесь есть кое-какие великолепные фрукты из Черной Топи.

Они устроились за столом. Барензия была удивлена. Тайбер Септим не имел ничего общего с тем хмурым седым воином-гигантом, которого она себе воображала. Он был всего лишь среднего возраста, на голову ниже высокого Симмаха, хотя был хорошо сложен и гибок в движении. У него была обворожительная улыбка, ярко, даже пронзительно-голубые глаза и целая копна идеально белых волос над покрытом морщинами и обветрившимся лицом. Ему можно было дать от сорока до шестидесяти.

Он поковырял пищу и выпил вместе с ними, затем повторил свой вопрос: почему она покинула дом? Может, ее опекуны враждебно относились к ней?

- Нет, Ваше превосходительство, - ответила Барензия, - по правде говоря, нет, хотя так я временами себе воображала.

Симмах придумал для нее легенду, и Барензия излагала ее, хотя и с опасениями. Помощник конюха, Соломик, убедил ее, что ее опекуны, не сумев найти для нее подходящего мужа, намеревались продать ее в Рихад, и когда на самом деле приехал какой-то рэдгард, она запаниковала и бежала вместе с Соломиком. Тайбер Септим, казалось, был очарован и заворожено слушал, как она в деталях описывала свою жизнь в качестве охранника купеческого каравана.

- Ого, это напоминает балладу, - сказал он. - Клянусь Единым, я распоряжусь, чтобы придворный бард положил это на музыку. Каким очаровательным мальчиком ты, должно быть, была.

- Симмах сказал.... - Барензия в смущении замолчала, - он сказал, что я больше уже не похожа на мальчика. Я выросла за прошедшие несколько месяцев.

Она опустила глаза с видом, как она надеялась, девичьей скромности.

- Он очень проницательный малый, этот мой друг Симмах.

- Я знаю, я была очень глупой девчонкой. Я должна умолять о прощении тебя и моих дорогих опекунов. Я... я осознала это некоторое время спустя, но мне было так стыдно возвращаться домой. И я так долго иду к Морровинду. Моя душа тоскует по моей родной стране.

- Моя дорогая. Ты поедешь домой, я обещаю тебе, но я молю тебя остаться с нами чуть подольше, чтобы ты смогла подготовить себя к той тяжелой задаче, которую я возложу на тебя.

Барензия не отрываясь смотрела на него, ее сердце тяжело билось. Все сработало, как и говорил Симмах. Она почувствовала к нему прилив горячей благодарности, но была достаточно осторожна, чтобы как и прежде концентрировать свое внимание на императоре.

- Для меня это большая честь, Ваше превосходительство, и я совершенно искренне желаю служить Вам и созданной Вами великой империи, любым способом, каким смогу.

Это было политическим заявлением, но Барензия на самом деле имела в виду именно то, что сказала. Она испытывала благоговейный страх перед великолепием города, дисциплиной и порядком, явственно видимыми повсюду, и была взволнована перспективой стать частью всего этого. Плюс ее определенно влекло к Тайберу Септиму.

Через несколько дней Симмах уехал в Морнхолд, чтобы исполнять обязанности правителя, пока Барензия не будет готова взойти на трон, после чего он станет ее первым министром. Барензия с Дреллиане, оставшейся в качестве компаньонки, переехала в апартаменты во дворце. Ее уже ожидали несколько наставников. За это время она всерьез заинтересовалась магическим искусством, но обнаружила, что занятия по истории и политике совершенно ей не по вкусу.

Иногда она встречала Тайбера Септима во дворцовом саду, и он неизменно вежливо интересовался ее успехами и распекал ее, хотя и с улыбкой, за отсутствие интереса к предметам, касающимся управления государством. Однако он всегда охотно наставлял ее в тонких вопросах магии, и мог даже историю и политику заставить-таки быть интересными.

- Это люди, дитя, а не сухие факты в пыльной книге, - говорил он. Когда она стала более хорошо разбираться в разных вопросах, их дискуссии стали продолжительнее, серьезнее и более частыми. Он говорил ей о своем видении объединенного Тамриэля, где каждая раса живет отдельно и по-своему, но с едиными идеалами и целями, все вносят свой вклад в общее благосостояние.

- Некоторые вещи универсальны, и все разумные люди доброй воли одобряют их, - говорил он. - Поэтому Единый учит нас. Мы должны объединиться против злобных и жестоких, ошибок творения, орков, троллей, гоблинов и других еще худших созданий, а не бороться друг против друга.

Когда он всматривался в свои мечты, его голубые глаза светились, и Барензии доставляло наслаждение просто сидеть с ним рядом и слушать его. Если он придвигался ближе к ней, та сторона ее тела, которая находилась рядом с ним, будто раскалялась, как если бы он был огнем. Если их руки встречались, ее тело немело, как будто на его тело наложили маленькое заклинание шока. Однажды, совершенно неожиданно, он взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал ее в губы. Она через несколько мгновений отпрянула, изумленная силой своих чувств, и он мгновенно извинился.

- Я не собирался делать этого. Это просто... ты так прекрасна, моя дорогая. Так невыразимо прекрасна.

Он смотрел на нее с выражением безнадежной тоски. Она отвернулась, по лицу ее покатились слезы.

- Ты сердишься на меня? Скажи мне.

Барензия покачала головой.

- Я никогда не смогу рассердиться на вас. Я люблю вас. Я знаю, это нехорошо, но я ничего не могу поделать.

- Я женат, - сказал он. - Она хорошая и добродетельная женщина, и мать моих детей. Я никогда не оставлю ее, однако между нами ничего нет, нет родства духа. Мы поженились, когда я еще не был тем, что я сейчас. Я - самый могущественный человек на всем Тамриэле, и, Барензия, я думаю, я также и самый одинокий человек. Власть!- воскликнул он с презрением. - Я бы поменял бы большую ее часть на молодость и любовь, если бы боги позволили это.

- Но вы более сильны, энергичны и полны жизненных сил, чем любой мужчина, которого я когда-либо знала.

Он покачал головой

- Сегодня - возможно. Однако меньше, чем был вчера, в прошлом году, десять лет назад. Я чувствую яд своей смертности, и это больно.

- Если я смогу облегчить эту боль, позвольте мне сделать это, - Барензия двинулась к нему, протянув руки.

- Я бы не смог лишить тебя невинности.

- Я не невинна.

- Как это? - Голос Тайбера Септима приобрел неприятные скрежещущие нотки, его брови сошлись. У Барензии пересохло во рту. Что же ей делать?

- Это Соломик, - промямлила она.- Я... Я тоже была так одинока. Я и сейчас одинока. Не так сильно, как вы, - она в смущении опустила глаза. - Я не достойна...

- Нет, нет, не это. Барензия, это не может продолжаться долго. В Морровинде тебя ждет твой долг. Я должен хранить мою империю. Разделим ли мы то, что можем, и будем просить Единого простить нам наши слабости?

Тайбер Септим протянул руки и Барензия безмолвно упала в его объятия.

***

- Ты ходишь по краю вулкана, дитя, - ворчала Дреллиане, пока Барензия любовалась изумрудным кольцом, которое ей подарил ее любовник на их месячный юбилей.

- С чего бы это? Мы дарим друг другу счастье. Мы никому не приносим вреда. Симмах приказал мне быть сдержанной и скромной. Кого лучше могла я выбрать? И мы были сдержаны, насколько возможно. На людях он относится ко мне, как к дочери.

Свои ночные визиты Тайбер Септим наносил, пользуясь потайным ходом.

- Он пускает над тобой слюни, как собака над костью. Ты не заметила, что императрица и ее сын стали к тебе холодно относиться?

Барензия пожала плечами. Даже до того, как она и Тайбер Септим стали любовниками, она от его семьи не получала ничего, кроме холодного обхождения. Затасканной вежливости.

- Ну и что? Правит-то Тайбер Септим.

- Но будущее принадлежит его сыну. Не выказывай его матери публичного презрения, умоляю тебя.

- Чем я виновата, если эта высохшая палка в образе женщины не может даже в беседе за обеденным столом удержать внимание своего мужа?

- Меньше говори на людях. Это все. Она мало что значит, кроме того, что ее дети любят ее, а тебе ни к чему иметь их в качестве врагов. Тайбер Септим долго не проживет. Я имею в виду, - быстро поправилась Дреллиане под мрачным взглядом Барензии, - все люди живут мало. Преходящи, как говорят эльфы. Они приходят и уходят, как времена года, но семьи могущественных людей какое-то время продолжают жить. Ты должна быть другом семьи, если бы думала о долговременной выгоде от родства с ними. А, как я могу заставить тебя увидеть все в истинном свете, тебя, девчонку, да к тому же воспитанную людьми! Если ты будешь осторожна, ты и Морнхолд сможете прожить достаточно долго, чтобы увидеть падение династии Септима (если он и в самом деле основал ее), также как ты видела ее возвышение. Таков путь истории людей. У них, как в приливной волне, то приливы, то отливы. Их города и даже их империи расцветают, как цветы по весне, только для того, чтобы завянуть и умереть под летним солнцем.

Барензия только смеялась. Она знала, что вокруг нее и Тайбера Септима роятся слухи. Она находилась в центре внимания, покорив всех, кроме императрицы и ее сына. Барды пели о ее сумрачной красоте и ее очаровательных манерах. Она была в моде и влюблена, и если это временно, что ж, почему бы нет? Она была так счастлива впервые, насколько она могла припомнить, каждый день наполнялся радостью и развлечениями, а ночи были еще лучше.

- Что со мной происходит? - сокрушалась Барензия. - Посмотри, на мне не сходится ни одна юбка. Куда подевалась моя талия? Я толстею?

Барензия с неудовольствием разглядывала в зеркале свои тонкие руки и ноги и свою явно пополневшую талию.

Дреллиане пожала плечами.

- Похоже, ты ждешь ребенка, такого же, как и ты сама. Постоянное спаривание с человеком вызвало раннее наступление периода способности к воспроизводству. Я не вижу для тебя никакого другого выбора, кроме как сказать ему об этом. Ты находишься в его власти. Лучше всего для тебя, я думаю, было бы поехать, если он согласится, прямо в Морнхолд и родить ребенка там.

- В одиночестве? - Барензия положила руки на округлившийся живот, в ее глазах появились слезы. Все в ней стремилось разделить плод своей любви с возлюбленным.- Он никогда не согласится на это. Теперь его со мной не разлучат. Вот увидишь.

Дреллиане покачала своей седой головой. Хотя она больше не сказала ни слова, ее обычное холодное презрение сменило выражение жалости и печали.

Той же ночью Барензия рассказала об этом Тайберу Септиму, когда он пришел к ней.

- Ребенка? - он выглядел ошеломленным. Оглушенным. - Ты в этом уверена? Мне сказали, что эльфы не рожают так рано.

Барензия выдавила улыбку

- Откуда мне знать? Я никогда...

- Я пришлю своего целителя.

Целитель, высокий эльф средних лет, подтвердил, что Барензия действительно беременна, и что о таких случаях никогда прежде не слыхали. Это признак мужской силы Его превосходительства, льстиво заметил эльф. Тайбер Септим огрызнулся на него.

- Этого не должно было случиться, - сказал он.- Уничтожь его.

- Сир, - эльф от изумления раскрыл рот, - я не могу...

-Конечно же, можешь, - оборвал император. - Я приказываю тебе сделать это.

Барензия, широко раскрыв глаза во внезапном ужасе, села на кровати.

- Нет!- завопила она.- Нет! Что ты говоришь?!

- Мое дорогое дитя, - Тайбер Септим, сверкая обворожительной улыбкой, опустился на кровать рядом с ней. - Мне очень жаль. Правда. Но этого нельзя допустить. Твой ребенок может стать угрозой моему сыну и его сыновьям. Я обещаю, что тебе не причинят лишней боли.

- Ребенок, которого я ношу - твой ребенок! - простонала она.

- Нет, это всего лишь вероятность, нечто, что может быть, ненаделенное еще душой или не проснувшееся к жизни. У меня его нет.

Он одарил целителя еще одним тяжелым взглядом, и эльф начал дрожать.

- Это ее ребенок. У эльфов мало детей. Ни одна женщина не может зачать больше четырех, и это большая редкость. Обычно это двое. У некоторых нет детей, у некоторых - только один. Если я заберу у нее этого ребенка, она может не зачать снова.

- Ты сказал, что она не родит от меня. У меня мало веры твоим предсказаниям.

Барензия обнаженная выскочила из постели и бросилась к двери, не понимая, куда бежит, зная только, что не может остаться. Она так и не достигла двери, так как ее поглотила тьма.

Очнулась Барензия среди боли и пустоты. Дреллиане была рядом, смягчая боль и счищая кровь, стекавшую в лужицы между ее ног, но пустоту заполнить было нечем. Тайбер Септим прислал подарки и цветы, и наносил короткие визиты, неизменно очень заботливый. Барензия с удовольствием принимала эти визиты, но ни он больше не приходил по ночам, ни она не желала его. Через неделю, когда она выздоровела физически, было объявлено, что Симмах попросил, чтобы она вернулась в Морнхолд раньше, чем планировалось, и что она немедленно уезжает. Ей дали роскошную свиту, приличествующий королеве гардероб и устроили пышную церемонию отъезда от ворот Имперского Города.

"Я потеряла все, что когда-либо любила", думала Барензия, рассматривая едущих спереди и сзади рыцарей, камеристку рядом с ней в экипаже. "Однако я познала меру богатства и власти и получила обещание чего-то большего в будущем. Дорого же я заплатила за это. Теперь я лучше понимаю любовь к этому Тайбера Септима, если он часто платил такую цену, так как, несомненно, стоимость измеряется той ценой, которую платят". Барензия, согласно ее желанию, поехала верхом на сияющей черной кобыле, одетая, как воин, в сверкающую кольчугу темноэльфийской работы.

Когда этот долгий день прошел, и ее свита поскакала по извивающейся дороге на восток к заходящему солнцу, вокруг нее поднялись крутобокие горные склоны Морровинда. Воздух был разреженный, и постоянно дул пронизывающий до костей ветер поздней осени, но кругом также витали сладкие пряные запахи цветущей поздно черной розы, которая росла в каждом тенистом уголке и расщелине, находя пропитание даже на каменистых склонах. В маленьких деревнях и городках одетый в лохмотья народ темных эльфов собирался вдоль дорог, чтобы выкрикнуть ее имя или просто поглазеть. Большую часть ее рыцарского эскорта составляли рэдгарды с небольшими вкраплениями темных эльфов, северян и бретонцев. По мере продвижения все глубже и глубже в сердце Морровинда они постепенно становились все более и более беспокойными и старались держаться вместе. Даже темноэльфийские рыцари казались несколько встревоженными. Барензия же ощущала себя дома, чувствовала радушие, которым окутывала ее эта земля.

Симмах встретил ее на границе Морнхолда с эскортом рыцарей, половина из которых были темные эльфы в имперской форме, как она заметила. В городе ее ждал огромный парад и приветственные речи старейшин.

- Я распорядился подновить для тебя покои королевы, - сказал он, - но ты, конечно же, можешь менять там все, что тебе не по вкусу.

Он продолжил описанием подробностей церемонии коронации, которая состоится через неделю. Он говорил в своей старой командирской манере, но она почувствовала и что-то еще. Он очень хотел, чтобы она одобрила все эти мероприятия. Он ничего не спросил о ее пребывании в Имперском Городе или о Тайбере Септиме, хотя Барензия была уверена, что Дреллиане все в подробностях ему рассказала.

Сама церемония, подобно многим ей подобным, была смесью старого и нового, часть ее, когда она поклялась служить империи и Тайберу Септиму, также как стране Морнхолд и его народу, была продиктована имперским протоколом. Затем она приняла присягу верности от своего народа и совета. Совет составили из имперских представителей, консультантов, как их называли, и местных представителей населения. Эти последние в соответствии с эльфийским обычаем были, по большей части, старейшинами. Барензия нашла, что большую часть ее времени занимают попытки примирить эти две стороны. А от старейшин ожидалось, что они-то и будут идти на уступки ради реформ, введенных империей, таких как собственность на землю и наземное земледелие, которые шли явно вразрез с традицией темных эльфов, установленной их древними богами и богинями. Ныне же Тайбер Септим, во имя Единого, предписал создать новую традицию, и от самих богов и богинь ожидалось, что они покорятся.

Барензия с головой окунулась в работу и учебу. Она покончила с любовью и мужчинами на долгое, долгое время, если не навсегда. Были и другие развлечения, которые она открыла, как и обещал Симмах, развлечения ума, развлечения власти. Она обнаружила в себе любовь к истории и легендам темных эльфов, страстное желание узнать народ, он которого она произошла, народ гордых воинов и ремесленников.

Часть 4

"айбер Септим прожил еще полвека, за это время она видела его несколько раз, когда ее по той или иной причине вызывали в Имперский Город. Он в этих случаях тепло ее приветствовал, и они вдвоем долго беседовали о разных событиях. Он, казалось, совершенно забыл, что когда-то между ними было нечто большее. За эти годы он мало изменился. Ходили слухи, что его маги обнаружили заклинание, которое продлевало его жизнь, и даже что Единый даровал ему бессмертие. Затем как-то раз прибыл гонец с сообщением, что он умер, и на трон сел его сын.

Они выслушали эту новость в уединении, только она и Симмах. Он перенес это известие стоически, так, как он переносил все.

- Это кажется невероятным, - сказала Барензия.

- Я говорил тебе. Это путь людей. Они - короткоживущая раса. Не имеет значения. Его власть продолжает жить, и теперь всем владеет его сын.

- Ты называл его своим другом. Ты ничего не чувствуешь?

Он пожал плечами.

- Было время, когда ты называла его кем-то, еще более близким. Что чувствуешь ты, Барензия?

- Пустоту. Одиночество, - сказала она, затем тоже пожала плечами. - Это не ново.

- Я знаю, - сказал он, взяв ее руку. - Барензия, позволь мне заполнить эту пустоту и одиночество.

Он поднял ее лицо и поцеловал ее. Это привело ее в изумление. Она не могла вспомнить, чтобы он когда-либо прежде прикасался к ней. Она никогда не думала о нем в таком ракурсе, и однако же, несомненно, старое знакомое тепло разлилось по ее телу. Она позабыла, как оно приятно, это тепло. Не обжигающий жар, который она чувствовала с Тайбером Септимом, но то тепло, которое у нее ассоциировалось с... с Соломиком! Соломик, бедняга Соломик! Она так долго о нем не вспоминала. Теперь он мужчина среднего возраста, если только жив. Возможно, женат и имеет дюжину детей, надеялась она, и жену, которая может говорить за двоих.

- Выходи за меня замуж, Барензия, - говорил Симмах.- Я работал, трудился не разгибая спины и ждал достаточно долго, разве не так?

Замужество. "Крестьянин с крестьянскими мечтами". Эти слова возникли у нее в мозгу, будто бы из давних времен. А что, почему бы нет? Если не он, то кто? Знатные фамилии были уничтожены во время войны и того, к чему она привела. Правление темных эльфов было восстановлено, но не старая знать. Большую часть нынешней знати составляли выскочки, подобные Симмаху, и не такие хорошие, как он. Он боролся за то, чтобы сохранить Морнхолд в целости и сохранности, когда их так называемые консультанты обглодали бы их кости, высосав досуха, как высосали Эбонхарт. Он боролся за Морнхолд, боролся за нее, пока она и ее королевство росли. Она ощутила внезапный прилив благодарности и, несомненно, привязанности. Он был верным и надежным. Он хорошо ей служил.

- Почему бы и нет? - сказала она, улыбаясь.

Этот союз был хорошим как в политическом, так и в личном аспектах. В то время как сын Тайбера Септима с предубеждением смотрел на нее, его доверие старому другу своего отца было абсолютным. В то время как она была очень популярна среди своего народа, однако на Симмаха строптивые морровиндцы с негнущимися шеями смотрели все с тем же подозрением, недоверчиво относясь к его крестьянскому происхождению, его тесным связям с империей. "Леди - в глубине души одна из нас", как шептали, "ее держали в плену, как и нас". Барензия была довольна. Была работа и удовольствия, и чего больше можно было просить от жизни? Годы проходили быстро, с кризисами, с которыми нужно было справляться, бурями, голодом, неудачами, успехами и неудавшимися заговорами. Морнхолд вполне процветал. Ее люди жили в безопасности и не голодали, ее шахты и фермы производили продукцию. Все было хорошо, кроме того, что замужество не принесло детей. Наследников не было.

Теперь эльфийские дети рождаются редко, и те, которых ждут сильнее всего, дети знати - реже, чем прочие, так что проходили многие декады, прежде чем удавалось их зачать.

- На мне лежит вина, муж. Я - порченный товар, - с горечью говорила Барензия.- Если ты захочешь взять другую ...

- Я не хочу другой, - оборвал ее Симмах, - и так же я не знаю за тобой никакой вины. Возможно, она лежит на мне. Как бы там ни было, мы будем стараться вылечиться. Если что-то повреждено, уверен, это можно и исправить.

- Каким образом? Когда мы никому не осмелимся доверить истинную мою историю? Целители не всегда держат свои клятвы.

- Не имеет значения. Мы немножко поменяем время и обстоятельства. Что бы мы не сказали или о чем бы не умолчали, Джефр никогда не успокоится. Его изобретательный ум и быстрый язык всегда занят распространением слухов и сплетен.

Священники и целители приходили и уходили, но все их молитвы, зелья и остальные усилия не привели даже к периоду цветения, не говоря уже об одном единственном плоде. В конце концов, они перестали об этом думать и оставили все в руках богов. Они все еще были молоды, у них впереди века. У них было время. У эльфов всегда есть время.

***

Барензия сидела в зале, не столько обедая, сколько гоняя по тарелке еду и чувствуя скуку и тревогу. Симмах был в отъезде, его вызвал в Имперский Город пра-пра-правнук Тайбера Септима, Уриэль Септим. Или это был его пра-пра-пра-правнук? Она сбилась со счета, осознала она. Их лица, казалось, сливались одно с другим. Возможно, ей следовало поехать с ним, но из Тира прибыла делегация по поводу одного скучного вопроса, который требовал осторожного обращения.

Пел бард, но Барензия не слушала. В последнее время все песни казались ей одинаковыми, новые ли, старые ли. Теперь же некий словесный оборот привлек ее внимание. Бард пел о свободе, о приключении, об освобождении Морровинда от цепей. Да как он посмел! Барензия села прямо и повернулась, чтобы пригвоздить его взглядом или еще хуже, затем осознала, что он поет о какой-то древней войне со скайримскими северянами, расхваливая героизм короля Морэлина и его храбрых соратников. Эта история была достаточно старой, однако песня была новой... и смысл... Барензия не была уверена. Дерзкий парнишка, но с хорошим голосом и способностями к поэзии и музыке. И довольно красив, в вульгарной манере. Он не выглядел достаточно преуспевающим, и был не так уж и юн. Определенно он еще не достиг сотни лет. Почему она не слышала его раньше или, по крайней мере, не слышала о нем?

- Кто он? - шепотом спросила она у своего соседа за столом, который пожал плечами и ответил:

- Называет себя Соловьем. Похоже, никто о нем ничего не знает.

- Прикажите ему подойти ко мне, когда он закончит.

Соловей подошел к ней, поблагодарил ее за честь и кошелек, который она дала ему. Его манеры наглыми не были, скорее, спокойными и скромными. Он был достаточно скор на сплетни о других, но она ничего не узнала о нем самом, так как от всех вопросов он уклонялся, отшучиваясь или рассказывая невероятные истории, подаваемые, однако, с таким очарованием, что обидеться было невозможно.

- Мое настоящее имя? Миледи, я никто. Нет-нет, мои родители звали меня Нек То, или может Ник То? Имеет ли это значение? Как могут родители давать имя тому, кого они не знают? Ах, я думаю, то имя было Нет Не. Я был Соловьем так долго, что точно уж и не помню, ох, с прошлого месяца, по самым скромным подсчетам, или это было на прошлой неделе? Моя память целиком принадлежит песням и историям, вы же понимаете. Я ничего не оставил для себя. Я, на самом-то деле, довольно-таки скучен. Где я родился? Ага, в Энской провинции. Я планирую поселиться в Данромане, когда доберусь туда, но мне не к спеху.

- Я поняла. И тогда вы женитесь на Досуге?

- Вы очень проницательны, миледи. Может быть, хотя я также нахожу Другую очаровательной, временами.

- Ах, так вы непостоянны?

- Как ветер, миледи. Я дую туда-сюда, то жаркий, то холодный.

- Так останьтесь с нами ненадолго, если хотите.

- Если вы желаете этого, миледи.

Барензия обнаружила, что в ней снова зажегся интерес к жизни. Все то, что раньше казалось затасканным, снова приобрело новизну и свежесть. Она с жаром приветствовала каждый новый день, с нетерпением ожидая бесед и песен Соловья. В отличие от других бардов, он никогда не восхвалял в своих песнях ни ее, ни других женщин, а пел только о великих приключениях и славных подвигах. Когда она спросила его об этом, он просто сказал:

- Какой еще большей похвалы твоей прелести можешь ты просить, чем та, которую дает тебе твое зеркало? И если слова, которые ты хочешь услышать, ты уже слышишь от величайших бардов этой страны? Как же я могу соперничать с ними, я, который родился не далее, как на прошлой неделе?

Однажды они разговаривали с глазу на глаз, так как Барензия, страдая от бессонницы, велела ему прийти в ее комнату под тем предлогом, что музыка успокоит ее.

- Ты лентяй и трус, еще ты не чувствуешь моего очарования.

- Миледи, чтобы превозносить тебя, я должен тебя знать, а твой дух окутан дымкой очарования.

- Не так, это твои слова плетут узор очарования, и твои глаза. Познакомься со мной, если хочешь, и если осмелишься.

Он подошел к ней; они лежали в объятиях друг друга и целовались .

- Даже сама Барензия не знает себя до конца, - прошептал он нежно. - Как же это смогу я? Барензия, ты ищешь что-то, не зная, что это или хотя бы зачем оно тебе. Что бы ты хотела иметь, чего у тебя нет?

- Страсть, - прошептала она,- страсть. И детей, родившихся от нее.

- И что будет у твоих детей? Что ты им дашь по праву рождения?

- Свободу, - прошептала она, - свободу быть собой. Где я смогу найти эти вещи?

- Они лежат рядом с тобой и под твоими ногами, если ты осмелишься протянуть руки и взять их.

- Но Симмах...

- Послушай, во мне находится часть того, что ты ищешь, и под нами, в этих самых шахтах, лежит то, что подарит нам силу осуществить, довести это до конца. То, что Морэлин и Эдвард использовали, чтобы освободить Высокие Скалы от господства северян в душах своего народа. Если его использовать так, как надо, никто не сможет противостоять ему, даже могущество, контролируемое императором. Свобода, Барензия, свобода от тех цепей, которые держат тебя. Подумай об этом, Барензия.

Он снова нежно поцеловал ее и направился к выходу.

- Ты же не уходишь? - закричала она, потому что ее тело желало его.

- Да, - сказал он. - Удовольствия плоти ничто по сравнению с тем, что мы могли бы иметь вместе. Я бы посоветовал тебе подумать об этом.

- Мне нет нужды думать. Что мы должны делать? Что мы должны подготовить?

- Да ничего. Мы должны беспрепятственно спуститься в шахты. Как только мы окажемся внизу, я смогу повести тебя туда, где лежит эта вещь, и поднять ее из места ее успокоения.

- Призывающий рог, - прошептала она. - Это правда? Как ты узнал? Говорят, он погребен под самим Даггерфоллом.

- Нет, я давно уже изучал этот вопрос. Перед своей смертью король Эдвард передал рог на хранение в руки своего старого друга короля Морэлина, спрятавшего его здесь, в Морнхолде, под охраной бога Эфена, который здесь родился. Теперь ты знаешь, что это знание стоило мне многих долгих лет и изнуряющих миль.

- Но бог..?

- Доверься мне, сердечко мое. Все будет хорошо.

Смеясь, он послал ей последний поцелуй и ушел.

На утро они миновали стражников, которые охраняли большие двери, ведущие вниз. Барензия провела свой обычный осмотр, но вместо того, чтобы затем развернуться и уйти, они с Соловьем вошли в бывшие долго запечатанными двери, которые вели в древнюю, давно уже заброшенную, часть выработок. Дорога была ненадежной, так как некоторые из старых проходов обвалились, и им приходилось расчищать проход или искать обходной путь. Ужасные крысы и огромные пауки сновали тут и там и время от времени нападали на них.

- Мы идем слишком долго, - сказала Барензия. - Они нас хватятся. Что я им скажу?

- Что захочешь, - Соловей засмеялся. - Ты же королева, не так ли?

- Симмах...

- Этот крестьянин подчиняется всякому, у кого есть власть. Всегда подчинялся и будет подчиняться. У нас будет эта власть, любимая. - Его губы были сладчайшим вином, каждое прикосновение - огнем и молнией.

- Сейчас, - сказала она, - возьми меня сейчас. Я готова.

Ее тело стремилось к его телу, все ее нервы и мускулы были напряжены.

- Пока нет. Не здесь, не так, - он обвел рукой древние запыленные булыжники и мрачные скальные стены.- Чуточку позже.

- Это здесь, - сказал он в конце концов, задержавшись перед глухой стеной. - Он лежит здесь. Несколько быстрых пассов руками, и стена исчезла, открыв вход в древнюю усыпальницу. В центре стояла статуя бога с молотом в руке, нависшим над адамантовой наковальней.

- Кровью своей я приказываю тебе пробудиться, Эфен! Я - наследник Морэлина из Эбонхарта, последний из королевского рода, часть твоей крови. В час последней нужды Морровинда, когда души всех эльфов находятся в опасности, отдай мне то, что ты хранишь! Теперь я приказываю тебе бить!

Как только слова отзвучали, статуя пошевелилась и ожила, в слепых каменных глазах загорелось красное пламя. Массивная голова кивнула, и молот ударил по наковальне, которая расщепилась с громоподобным треском, а сам бог рассыпался. Барензия закрыла уши руками и упала на землю, громко крича. Соловей храбро шагнул вперед и с криком восторга схватил то, что лежало среди руин, подняв его над головой.

- Кто-то идет! - крикнула Барензия. - Постой, это же не рог, это... это посох!

- И в самом деле, моя дорогая, ты верно поняла, наконец-то! - Соловей громко рассмеялся, затем... - Извини, дорогая, но теперь я должен покинуть тебя. Возможно, когда-нибудь мы встретимся снова. А до этого... ах, до этого, Симмах, - обратился он к одетой в кольчугу фигуре, которая возникла позади них, - она твоя.

- Нет! - Барензия вскочила на ноги и побежала к нему, но он ушел... исчез, как не бывало... как раз в тот момент, когда Симмах с мечом в руке добрался до него. Удар его клинка пронзил пустой воздух, затем он застыл так неподвижно, как будто занял место каменного бога. Барензия не говорила ничего, ничего, ничего...

Симмах приказал полудюжине сопровождавших его эльфов говорить только то, что Соловей и королева заблудились, и на них напали пауки. Соловей свалился в глубокую расщелину, которая сомкнулась над ним. Достать его тело не смогли. Королева была страшно потрясена этим столкновением и глубоко скорбит о потере своего друга, которой погиб, защищая ее. И такова была сила его приказаний, что разинувшие рот солдаты, ни один из которых не видел происшествие иначе, чем мельком, были наполовину убеждены, что это правда.

Барензию проводили наверх и доставили в ее комнату, где она отослала всех слуг и сидела оглушенная, слишком потрясенная даже чтобы плакать. Симмах стоял и рассматривал ее.

- Ты имеешь представление о том, что сделала? - сказал он в конце концов.

- Тебе следовало сказать мне, - прошептала Барензия, - Посох Единства и Хаоса! У меня и в мыслях не было, что он находится здесь. Он сказал... - Мяукающий стон сорвался с ее губ, и она скрючилась в агонии. - Что же я наделала? Что же теперь делать? Что со мной будет?

- Ты любила его?

- Да, да, да. О, пусть боги смилостивятся надо мной, я действительно любила его.

Жесткое лицо Симмаха слегка смягчилось, в его глазах сверкнул новый свет, и он еле слышно вздохнул.

- Ох, ну, хоть так. Ты станешь матерью, если это в моих силах. Что же до остального, моя дорогая, я думаю, ты пустила бурю в нашу землю. Однако у нас есть немного времени, пока будут скапливаться тучи. Когда же буря нагрянет, мы выдержим ее вместе.

Он снял с нее одежду и перенес на постель. Из-за горя и сильного желания ее тело откликнулось ему, как никогда раньше, изливая все, что пробудил в ней Соловей. Она была опустошена, и снова наполнена, так как в ней зародилось и росло дитя. Как рос в ее животе ребенок, так и ее чувство к терпеливому верному Симмаху, начавшееся с долгой дружбы и привязанности, теперь в конце концов, переросло в полноту истинной любви. Восемь лет спустя их любовь снова была благословлена маленькой дочкой.

Сразу после кражи Соловьем посоха Симмах послал Уриэлю Септиму тайное послание с сообщением об этом, но сам не поехал, решив остаться с Барензией на весь срок ее беременности и отечески заботиться о ней и ребенке. Из-за этого, и из-за кражи, он страдал от неудовольствия и подозрений Уриэля Септима. На поиски вора были посланы шпионы, но Соловей, казалось, исчез туда, откуда пришел, где бы это ни было.

- Темный эльф, возможно, частично, - сказала Барензия, - но частично и человек, я думаю, замаскированный, иначе я бы не пришла так быстро к способности к зачатию.

- Частично темный эльф, без сомнения, из древней линии Р'Аатим, иначе он бы не смог освободить посох, - сделал вывод Симмах, - и я думаю, он лег бы с тобой. Как эльф он не осмелился, так как тогда он бы не смог расстаться с тобой. Он знал, что здесь лежит Посох, а не рог, и что он должен телепортироваться в безопасное место, так как Посох - это не оружие, которое заставило его выглядеть невиновным, как это мог бы сделать рог. Хвала богам, у него нет этого! Кажется все было именно так, как он задумал, но как он узнал? Я самолично положил его туда с помощью этого подонка, последнего из клана Р'Аатимов, который в качестве награды за помощь сейчас сидит на троне в Эбонхарте. Тайбер Септим потребовал рог, но оставил нам на хранение Посох. Соловей, если захочет, может воспользоваться Посохом, чтобы посеять семена раздора и вражды, если только единственным его желанием было не приобретение власти. Которая приобретается с рогом и способностью использовать его.

- Я не так уверена, что Соловей стремится именно к власти, - сказала Барензия.

- Все стремятся к власти, - опроверг ее слова Симмах, - каждый по-своему.

- Я нашла, что искала, - сказала Барензия.

***

Как и предсказывал Симмах, кража Посоха Хаоса имела несколько кратковременных следствий. Нынешний император, Уриэль Септим, прислал несколько довольно холодных посланий, выражавших потрясение и неудовольствие исчезновением посоха и настоятельную просьбу приложить все усилия для определения его местоположения и сообщать все вновь назначенному имперскому боевому магу Джагару Тарну, в чье ведение было передано это дело.

- Тарн! - проворчал с презрением и разочарованием Симмах, меряя шагами маленькую комнатку, где Барензия, беременная уже несколько месяцев, спокойно сидела и вязала малышу одеяло.- Джагар Тарн, да уж. Я бы не доверил ему давать указания, как пересекать улицу.

- Что ты имеешь против него, муж?

- Я просто не доверяю этому эльфу-полукровке! Частично лесной эльф, частично темный эльф и частично одни боги знают что. Все худшие черты из всех его смешавшихся рас. Никто о нем почти ничего не знает. Утверждает, что он родился в Валенвуде, и его матерью была лесная эльфийка. Кажется, побывал везде с тех пор как...

Барензия, погруженная в благодушие беременности, до сих пор только поддакивала Симмаху, но эти слова возбудили ее интерес.

- Соловей? Может он быть этим Джагаром Тарном, переодетым?

- Нет. Человеческая кровь, похоже, единственный отсутствующий компонент в родословной Тарна.

Для Симмаха, Барензия знала, это было недостаток. Симмах презирал лесных эльфов, считая их ленивыми ворами, а высоких эльфов - изнеженными интеллектуалами, но восхищался людьми, особенно бретонцами, за их прагматизм, ум и энергию.

- Соловей должен был быть из Эбонхарта, из дома Моры, я уверен ... С ее времен в этом потомках этого дома текла человеческая кровь. Когда Тайбер Септим забрал у нас рог, Эбонхарт стал ревновать, что Посох лежит здесь.

Барензия тихо вздохнула. Соперничество между Эбонхартом и Морнхолдом тянется почти с начала истории. Когда-то они были едины, все шахты в их пределах принадлежали клану P'Аатимов, чей королевский дом владел верховным королевством Морровинд. Эбонхарт раскололся на два отдельных города-государства, Эбонхарт и Морнхолд, когда наследниками стали внуки Морэлина, два сына-близнеца королевы Лиан. В то же самое время место верховного короля было упразднено в пользу временного военного предводителя, назначаемого советом во времена всяких кризисов, происходящих в провинциях. Эбонхарт все еще ревниво оберегал свои прерогативы старейшего города-государства Морровинда, все еще первого среди равных, и утверждал, что охрану рога следует по праву поручить старейшему. Морнхолд отвечал, что сам Морэлин поместил рог на хранение богу Эфену, и Морнхолд был неоспоримо местом рождения бога. м - Почему бы не сказать Джагару Тарну о твоих подозрениях? Позволь ему найти эту вещь. Пока она находится в безопасности, какое имеет значение, где она лежит?

Симмах непонимающе уставился на нее:
- это имеет значение, - мягко сказал он, - но не такое уж и большое.- прибавил он. - Определенно недостаточное, чтобы ты всерьез заинтересовалась. Ты просто склонна к ... вязанию.

Еще через несколько месяцев Барензия произвела на свет сына, которого они назвали Хелсет. Больше ничего не было слышно ни о Посохе, ни о "Соловье". Если посох был у Эбонхарта, определенно они бы не стали этим хвастаться. Годы прошли быстро и счастливо. Хелсет вырос высоким и сильным. Он был очень похож на своего отца, которого боготворил. Когда Хелсету было восемь, Барензия родила второго ребенка, дочь, к огромному восторгу Симмаха. Хелсет был его гордостью, а маленькая Морджия владела его сердцем.

Вскоре после рождения Морджии пришло известие, что был разоблачен заговор против императора, и что главные участники заговора Джагар Тарн и Рия Силмане казнены. Симмах обрадовался этой новости.

- Говорил же я тебе, - с гордостью сказал он. Однако с того времени отношения с империей стали медленно ухудшаться без всяких видимых причин. С каждым прошедшим годом налоги поднимались и квоты росли. Симмах почувствовал, что император подозревает его в том, что он приложил руку к заговору, и старается испытать его верность, и прикладывал усилия к тому, чтобы выполнять все возрастающие требования. Он удлинил рабочий день и поднял налоги и даже возмещал недостающие суммы как из королевской казны, так и из своих собственных средств. Однако требования продолжали увеличиваться, а простой люд и знать постепенно начинали волноваться.

- Я хочу, чтобы ты взяла детей и отправилась в Имперский Город, - в конце концов сказал в отчаянии Симмах. - Ты должна заставить императора услышать тебя, иначе с приходом весны весь Морровинд взбунтуется. Ты имеешь подход к мужчинам, всегда имела.

Он выдавил улыбку.

Барензия в ответ тоже выдавила улыбку.

- Даже к тебе.

- Да, даже ко мне, - сказал он хмуро.

- Обоих детей? - Барензия выглянула в угольчатые окна, за которыми Хелсет бренчал на лютне и пел дуэтом со своей маленькой сестренкой. Хелсету было пятнадцать, Морджии - восемь.

- Возможно, они смягчат его сердце. Кроме того, время представить Хелсета в Имперском Городе.

- Возможно, но это не истинная причина. Ты не уверен, что сможешь их здесь защитить. Если это так, то тогда и ты сам здесь не в безопасности. Поехали с нами, - молила Барензия.

Он взял ее руки в свои.

- Барензия. Любимая. Свет моего сердца, если я уеду сейчас, нам будет некуда возвращаться. Со мной все будет в порядке. Я смогу позаботиться о себе, и я смогу сделать это лучше, если мне не нужно будет бояться за тебя и наших детей.

Барензия положила голову ему на грудь.

- Только помни, что ты нужен нам. Мы можем обойтись без всего остального, если мы все будем вместе. Пустые руки и пустые животы легче переносить, чем опустевшее сердце. Моя глупость привела нас к этому пути.

- Если так, это не то место, где нужно быть, - Его глаза с любовью остановились на резвящихся детях.- И мы останемся вместе. Когда-то я стоил тебе всего, Барензия, я и Тайбер Септим. Без моей помощи династия Септима никогда бы не возникла. Я помог ее возвышению. Я могу быть причиной ее падения. Ты можешь сказать Уриэлю Септиму это, и что мое терпение ограничено.

Барензия стояла, разинув рот. Симмах не бросался пустыми угрозами. Она не больше себе представляла, что он мог бы когда-либо повернуть против империи, чем что старый домашний волк, лежавший у камина, мог бы броситься на нее.

- Как? - спросила она, но он покачал головой.

- Тебе лучше не знать. Просто передай ему это, если он будет упорствовать, и не бойся. Он достаточно Септим, чтобы не убить посланца.

Поездка в Имперский Город в конце зимы была легким путешествием. Одной из вещей, доведенных до конца империей Септима, были здания и поддержка в хорошем состоянии больших дорог через Тамриэль.

Часть 5

арензия стояла перед троном императора, объясняя, в каких стесненных обстоятельствах оказался Морнхолд. Она неделями дожидалась аудиенции у Уриэля Септима, которая под тем или иным предлогом откладывалась. "Его превосходительство нездоров". "Неотложные вопросы требуют его внимания". "Извините, Ваше высочество, это, должно быть, какая-то ошибка. Ваша встреча назначена на следующую неделю. Нет, понимаете...". И теперь все идет не так. Он, кажется, даже и не слушает ее. Он не пригласил ее сесть, не отослал детей. Хелсет стоял неподвижно, как мраморная статуя, но маленькая Морджия начала ерзать.

Он первый приветствовал их троих с преувеличенно веселой улыбкой радушия, которая не отражалась в его глазах. Затем, когда она представляла своих детей, он смотрел на них с навязчивым вниманием, которое было неподдельным, но неуместным. Барензия имела дело с людьми почти пять сотен лет и приобрела умение читать выражение их лиц и движения, которое далеко выходило за рамки возможностей любого человека. Как ни старался император спрятать его, в его глазах была жажда и что-то еще. Сожаление. Почему? У него было несколько собственных чудесных детишек. Почему же ему нужны ее? И почему он посмотрел на нее с глубокой, хотя и быстро подавленной тоской? А, ну да, возможно ему надоела его жена. Люди так легкомысленны. Но после этого единственного долгого, пылкого взгляда, он быстро отвел глаза, как только она начала говорить о своей миссии, и сидел неподвижно, как камень.

Озадаченная, Барензия всматривалась в бледное застывшее лицо, ища следы тех Септимов, которых она знала. Она не слишком хорошо знала Уриэля Септима, встретившись с ним только один раз, когда он был еще маленьким, и затем на его коронации, которая была двадцать лет назад. Он был суров и величествен, однако же не холодно далек, как вот этот человек. Несмотря на физическое сходство, он казался совершенно другим человеком. Не тот, тем не менее, что-то в нем было ей хорошо знакомо, более знакомо, чем следовало бы, что-то привычное в осанке или жестах... Внезапно ее обдало огнем, как будто ее окатила лава. Иллюзия! Она хорошо изучила искусство иллюзии, с тех пор как Соловей так жестоко одурачил ее. Она научилась распознавать ее, и сейчас она ощущала ее так же верно, как слепец ощущает лучи солнца на своем лице.

Иллюзия, но зачем? Ее мозг яростно работал, даже когда она продолжала дотошно излагать подробности экономической жизни Морнхолда. Тщеславие? Люди часто так же стыдятся признаков старения, как эльфы гордятся ими. Однако лицо Уриэля Септима казалось вполне соответствующим его возрасту. Барензия не осмеливалась воспользоваться ни одним из своих магических искусств. Даже у мелкой знати были способы обнаружения, если не ограждения от применения магии в их собственных залах. Использование магии здесь так же верно вызовет его гнев, как и вытащенный нож. Магия. Иллюзия.

Внезапно она подумала о Соловье и на короткое время он его образ, только опечаленный, появился перед ней. Пойманный в ловушку. А затем это видение потускнело, и там появился другой человек, похожий и, однако же, непохожий на Соловья. Бледная кожа, красные глаза, эльфийские уши и над ним свирепый накал концентрации, аура энергии, заставляющий сжаться ужас. Этот человек был способен на все! И тогда она снова увидела лицо Уриэля Септима. Как бы ей удостоверится, что это все не игра воображения? Возможно, это ее разум играет с нею шутки. Она почувствовала внезапную громадную усталость, как будто она несла тяжелую ношу слишком долго и слишком далеко.

- А помните, Ваше превосходительство, как Симмах и я обедали с Вашим семейством вскоре после коронации Вашего отца? Вы были тогда не старше маленькой Морджии. Для нас была такая честь, что мы в тот вечер были единственными гостями, кроме Вашего лучшего друга Джастина, конечно.

- А, да, - сказал император. - Я думаю, я припоминаю это.

- Вы с Джастином были такими друзьями. Мне сказали, что он умер вскоре после этого. Такая жалость.

- Действительно. Я все еще не хочу говорить о нем, - у него был настороженный взгляд.- Что же касается вашей просьбы, моя госпожа, мы примем его на рассмотрение и дадим вам знать.

Барензия поклонилась, как и ее дети. Кивком головы он отпустил их, и они попятились к дверям. Барензия глубоко вздохнула. "Джастин" был воображаемым другом, хотя Уриэль настаивал, чтобы Джастину каждый раз отводили место за столом! И не только: "Джастин" - это была девочка, несмотря на мужское имя. Симмах поддерживал семейную шутку долго еще после того, как "Джастин" ушла туда, куда уходят такие друзья детства, серьезно расспрашивая о самочувствии Джастин, когда бы они с Уриэлем Септимом не встречались, и получая такие же серьезные ответы. Последнее, что Барензия слышала, это что "Джастин", после бурной юности, вышла замуж за высокого эльфа и поселилась в Лилландриле. Человек, занимающий императорский трон, не был Уриэлем Септимом! Соловей! Внутри нее тревожно зазвонили колокольчики, и Барензия поняла, что она права. Это был он, несомненно! Симмах ошибся, ошибся, ошибся...

И что теперь, думала она. Что стряслось с Уриэлем Септимом, и, что сейчас насущнее, что это все означало для нее, Симмаха и Морнхолда? Оглядываясь назад, Барензия понимала, что все их проблемы возникли из-за фальшивого императора, Соловья, или кем он там был на самом деле. Он должен был занять место Уриэля Септима незадолго до начала поступления в Морнхолд непомерных требований. Это объясняло, почему после ее "активных действий" отношения ухудшались так долго (по меркам людей). Соловей знал о прославленной верности Симмаха Септимам и его знании их, и нанес упреждающий удар. Если все это было так, то они все находились в страшной опасности. Она и ее дети были здесь, в Имперский Город, в его власти, а Симмах остался один, чтобы встретиться лицом к лицу с проблемами скопившихся грозовых туч Соловья.

Что же она должна делать? Барензия шла чуть позади детей, положив руки им на плечи и слегка их подталкивая, за ней шла ее служанка и стражники. Она дошла до ожидавшего ее экипажа - хотя ее апартаменты и находились всего в нескольких кварталах от дворца, королевское достоинство запрещало им ходить пешком, и на этот раз Барензия была этим довольна. Даже экипаж казался теперь своего рода убежищем, ложное, как она понимала, впечатление.

Какой-то мальчишка рванулся к одному из стражников и протянул ему письмо, затем указал на экипаж. Стражник принес письмо ей. Мальчик, уставившись на нее широко открытыми глазами, ожидал ответа. Письмо оказалось кратким приветственным посланием, в нем спрашивалось, может ли королю Идвиру Вэйрестскому, из Высоких Скал, быть дарована аудиенция, так как он много о ней слышал, и был бы счастлив познакомиться с ней. Первым порывом Барензии было отказать. Она хотела немедленно покинуть этот город! Определенно у нее не было никакой склонности к болтовне с влюбившемся в нее человеком. Она, нахмурившись, подняла глаза и один из стражников сказал:

- Мальчик говорит, что его хозяин ожидает ответа вон там.

Она посмотрела в указанном направлении и увидела красивого мужчину преклонного возраста верхом на лошади, окруженного полудюжиной придворных и стражников. Он поймал ее взгляд и уважительно поклонился, сняв украшенную перьями шляпу.

- Очень хорошо, - сказала Барензия мальчику, поддавшись порыву, - скажи своему хозяину, что он может этим вечером навестить меня, после часа ужина.

Этот человек выглядел вежливым и серьезным, и, пожалуй, обеспокоенным, но, по крайней мере, не страдающим от любви.

***

Барензия стояла у открытого окна башни, ожидая. Она могла почувствовать близость своего давнего друга , но хотя ночное небо было для ее глаз таким же прозрачным, как и дневное, она, однако, не могла увидеть его. Затем внезапно он появился там, быстрая движущаяся точка под тонким покровом ночных облаков. Еще несколько минут, и большой ночной ястреб был здесь, сложив крылья, вцепившись когтями в ее нарукавную повязку из толстой кожи. Она отнесла птицу на жердочку, где он и ждал, часто и тяжело дыша, в то время как она нетерпеливыми пальцами ощупью искала весточку, запакованную в капсулу на его ноге. Он попил, затем взъерошил перья и начал их чистить, чувствуя себя в ее присутствии в безопасности. Маленькая часть ее сознания разделила с ним его удовлетворение хорошо сделанной работой, заслуженным отдыхом... однако внизу было что-то беспокоящее. Что-то было не так, даже для птичьего ума.

Ее пальцы дрожали, когда она разворачивала этот тоненький листок бумаги и внимательно просматривала этот листок, исписанный неразборчивым подчерком. Не храбрая рука Симмаха! Барензия села, медленно, пальцы ее разглаживали бумагу, пока она пыталась подготовить свой разум и тело к тому, чтобы принять катастрофу спокойно.

Имперская гвардия покинула Симмаха и присоединилась к восставшим. Верные войска потерпели сокрушительное поражение. Вождь восставших был признан императором королем Морнхолда. Симмах погиб. Барензия с детьми были объявлены предателями империи, и за их головы назначена цена.

- Госпожа? - Барензия подскочила, вздрогнув при приближении служанки.- Пришел бретонец. Король Идвир, - добавила женщина услужливо, заметив, замешательство Барензии. - Какие-то новости, госпожа? - спросила, она кивком показав на ночного ястреба.

- Ничего, что не могло бы подождать, - быстро сказала Барензия. - Позаботься о птице.

Король Идвир приветствовал ее серьезно и любезно, скорее даже льстиво. Он уверял, что он большой поклонник Симмаха, который постоянно фигурирует в легендах его семьи. Постепенно он направил беседу на ее прошение императору. Обнаружив, что она уклоняется от ответа, он внезапно выпалил:

- Госпожа королева, вы должны поверить мне. Человек, выдающий себя за императора - самозванец. Я знаю, это звучит безумно, но я...

- Нет, - сказала Барензия с внезапной решимостью, - вы правы. Я знаю.

Идвир в первый раз расслабленно откинулся на спинку кресла, его глаза буравили ее.

- Вы знаете? Вы не успокаиваете сумасшедшего? Госпожа, я... мы... нуждаемся в вашей помощи.

Барензия мрачно и иронично улыбнулась

- Какую помощь я бы могла оказать, господин?

Он быстро набросал общий план заговора. Имперская колдунья Рия Силмане была убита и объявлена фальшивым императором предательницей, однако она сохранила немного силы и могла поддерживать связь с теми немногими, кого хорошо знала в мире смертных. Она выбрала витязя, который взял бы на себя ответственность объединить потерянные части посоха и с помощью силы посоха уничтожить Джагара Тарна, который иначе остается неуязвим, и спасти настоящего императора, которого держат в заключении в другом мире. Однако, выбранный витязь сейчас томится в имперских темницах. Надо отвлечь внимание Тарна, пока витязь не освободит себя с помощью Рии. Тарн глаз не сводит с Барензии, она пользуется его благосклонным вниманием. Может она обеспечить необходимое отвлечение внимания?

- Полагаю, я могу получить у него другую аудиенцию. Будет ли этого достаточно? Что вы имеете в виду, говоря "глаз не сводит"?

Идвир явно ощущал себя неловко.

- Среди слуг ходят разговоры, что Джагар Тарн хранит ваше изображение в чем-то вроде алтаря, устроенного в его комнате. Для вас это неожиданность?

- Да. И нет.

- Нашему кандидату нужно для побега несколько дней.

- Вы доверяете мне это? Почему?

- Мы в отчаянии, госпожа. У нас нет выбора. Но да, я действительно доверяю вам. Симмах...

- Мертв, - холодно и быстро вставила Барензия.

- Госпожа. Какая страшная новость! - впервые любезность Идвира дала трещину.- При существующих обстоятельствах мы едва ли можем просить...

- Нет, господин король. При существующих обстоятельствах я должна сделать все, что смогу, чтобы отомстить за себя убийце отца моих детей. В обмен я только прошу вас, если сможете, защитить моих осиротевших детей.

- Я с преогромным желанием исполню эту вашу просьбу, храбрейшая и благороднейшая госпожа!

"Старый дурак", подумала Барензия. Она так и не спала всю ночь, лишь сидела на стуле рядом с постелью, сложив руки на коленях, в глубокой задумчивости. Она не скажет детям, нет еще, до тех пор, пока не будет должна.

Ей не пришлось просить новой аудиенции у "императора", так как тем же утром пришел вызов. Она сказала детям, что предполагает задержаться на несколько дней, приказав их не доставлять хлопот слугам, и поцеловала их на прощанье. Морджия немножко похныкала, так как ей было скучно и одиноко в Имперский Город. Хелсет казался суровым, но ничего не сказал. Он очень походил на своего отца.

Во дворце Барензию препроводили не в большой зал, а в маленькую гостиную, где сидел, завтракая в одиночестве, император. Он кивнул ей, приветствуя, и махнул рукой в сторону окна.

- Великолепный вид, не правда ли?

Барензия уставилась поверх башен огромного города. До нее дошло, что это была та самая комната, где она впервые встретила Тайбера Септима, и ее окатила сильная волна зарождающегося предчувствия. Когда она наконец повернулась обратно, Уриэль Септим исчез, и на его месте сидел смеющийся Соловей.

- Ты знала, - сказал он обвиняющим тоном, вглядываясь в ее лицо.- Я хотел удивить тебя. Ты могла бы, по крайней мере, притвориться.

Барензия развела руками.

- Боюсь мои навыки притворства не могут сравниться с вашими, сеньор.

- Ты сердишься на меня.

Он притворился, что надулся.

- Совсем немного, - холодно ответила она.- Я действительно совершаю предательское нападение.

- Как это по-человечески.

- Что ты хочешь от меня?

Он вытер рот и стал прямо.

- Теперь ты притворяешься. Ты знаешь, что я хочу тебя, любовь моя.

- Ты хочешь мучить и издеваться надо мной. Давай. Я в твоей власти.

-Нет, нет, нет. Я совсем не хочу всего этого, Барензия, - он подошел поближе, тихо говоря прежним ласковым голосом, от которого по ее телу пробежала дрожь. - Ты не понимаешь? Это был единственный способ.

Он положил ладони на ее руки.

- Ты мог бы взять меня с собой! - в ее глазах появились слезы.

Он покачал головой

- У меня не было такой власти. Ах, но теперь, теперь я это все имею. Мое, чтобы иметь, мое, чтобы разделить - с тобой.

Он махнул рукой в сторону окна и города за окном.

- Весь Тамриэль, чтобы положить его к твоим ногам - и это только начало.

- Слишком поздно. Слишком поздно. Ты оставил меня ему.

- Он мертв. Какие-то несколько лет... какое они имеют значение?

- Дети...

- Я усыновлю их. У нас будут другие дети, Барензия. У меня есть такая власть, о которой ты даже не мечтала!

Он потянулся, чтобы поцеловать ее, но она выскользнула из его объятий и отвернулась.

- Я тебе не верю.

- Веришь, ты же знаешь. Ты все еще злишься, вот и все.

Он улыбнулся, но улыбка так и не отразилась в его глазах.

- Что ты хочешь?

Она пожала плечами.

- Прогуляться в саду. Одну-другую песню.

- Почему бы и нет? Ты делаешь это так хорошо. Прошло столько времени с тех пор, как я имел возможность всем этим насладиться.

И так, в ухаживании, они проводили дни, гуляя, беседуя, распевая и смеясь вместе, в то время как дела империи были оставлены на подчиненных.

- Я бы хотела увидеть посох, - сказала однажды Барензия холодно. - Я видела его только мельком.

- Ничего бы не доставило мне большего удовольствия, восторг моего сердца, но это невозможно.

- Ты мне не доверяешь, - надулась Барензия, но подставила губы ему для поцелуя.

- Чепуха, любимая. Его здесь нет. Фактически, его нигде нет.

Он рассмеялся и нежно поцеловал ее снова.

- Теперь ты снова говоришь загадками. Я хочу увидеть его. Ты не мог уничтожить его.

- Ах, ты стала мудрее со времени нашей последней встречи.

- Ты до некоторой степени возбудил во мне интерес. Посох не может быть уничтожен и не может быть унесен из Тамриэля, только с ужасными последствиями для самой этой земли.

- Ах. Все верно. И однако же, как я и сказал, его нигде нет. Можешь ты найти разгадку?

Он привлек ее к себе и она склонилась в его объятия.

- Вот все еще великая загадка, - прошептал он, - как соединить двоих в одно целое. Это я могу и хочу показать тебе.

Их тела слились, руки и ноги переплелись. Позже, когда они слегка оторвались друг от друга и дремали, она сонно размышляла: "одно из двух, два из одного, три из двух... что не может быть уничтожено или изгнано, можно, наверное, разделить на части..."

Соловей писал дневник. Он делал записи в нем каждую ночь после кратких отчетов своих подчиненных. Дневник хранился взаперти, но замок был несложным, поэтому Барензия смогла быстренько просмотреть дневник, пока император занимался завершением туалета. Она обнаружила, что первая часть посоха спрятана в древней шахте дварфов, называемой Логово когтя, хотя ее местонахождение описывалось очень туманно. Дневник был битком набит беглыми описаниями событий, сделанными странной стенографией, и был очень сложен для расшифровки.

Весь Тамриэль, а возможно, и больше, думала она, находится в его и моих руках, однако же... За всем его поверхностным очарованием была холодная пустота, где и пребывало его сердце, пустота, о которой он совершенно не подозревал. Время от времени можно было заметить ее проблеск, когда его взгляд становился пустым и тяжелым. Мечты крестьянина, думала Барензия, и перед ее внутренним взором возник печальный Соломик, а затем Феррис с насмешливой улыбкой и пустыми глазницами. Симмах, который делал, что должно, спокойно и умело. Соловей. Соловей, который правил всем, и даже больше, и однако же распространял хаос во имя порядка.

Барензия получила от Соловья неохотное разрешение пойти к своим детям, которым нужно было сказать о смерти их отца и о предложении императора защищать их. Идвир заглянул к ним во время ее приезда, и она ему рассказала о том, что пока выяснила, и объяснила, что должна остаться еще на некоторое время и узнать еще что-нибудь, сколько сможет.

Соловей дразнил ее этим пожилым воздыхателем. Он прекрасно знал о подозрении Идвира насчет его персоны, хотя, как он сказал, никто не принимал старого дурака всерьез. Барензия ухитрилась организовать между ними своего рода примирение. Идвир публично отрекся от своих подозрений, и его "старый друг" простил его. Таким образом, Идвир получил приглашение обедать с ними, по крайней мере, раз в неделю. Детям нравился Идвир, даже Хелсету, который неодобрял связь матери с "императором" и в результате возненавидел Соловья. Он стал грубым, несдержанным и часто ссорился с ними обоими.

Идвир тоже не был счастлив, а Соловей с наслаждением публично демонстрировал свою любовь к Барензии. Конечно, они не могли пожениться, так как Уриэль Септим уже был женат. Он сослал настоящую императрицу вскоре после того, как занял место Септима, но причинить ей вред не осмелился. Ее держали в храме Единого. Публично было объявлено, что она тяжело больна, и были пущены слухи, что у нее не все в порядке с головой. Дети императора также были отправлены в различные тюрьмы, замаскированные под "школы".

- Со временем ей станет хуже, - беззаботно говорил Соловей, с удовлетворением взирая на увеличившиеся груди и живот Барензии. - Что до его детей... ну, жизнь полна опасностей, не так ли? Мы поженимся. Твой ребенок будет моим истинным наследником.

Он и в самом деле хотел этого ребенка. В этом Барензия была уверена. Намного меньше она была уверена в его чувствах к ней. Они ссорились, часто ожесточенно, особенно по поводу Хелсета, которого он хотел отослать в школу. Барензия не прилагала никаких усилий, чтобы избежать этих ссор. Соловей не проявлял интереса к мирной жизни, и он вполне наслаждался последующими примирениями. Иногда Барензия брала детей и возвращалась в их старые апартаменты, заявляя, что она больше не хочет иметь с ним никаких дел.

Она была на шестом месяце беременности, когда, наконец, расшифровала запись о местонахождении последней части посоха - его довольно легко найти, так как все темные эльфы знали, где находится Дагот-Ур. Когда она в следующий раз поссорилась с Соловьем, она просто покинула город с Идвиром, и они во весь опор помчались к Высоким Скалам и Вэйресту.

Соловей был в ярости, но он мало что мог сделать. Его убийцы были довольно неумелыми, и он не осмелился ни оставить свою резиденцию, чтобы лично преследовать их, ни открыто объявить войну Вэйресту. Он не имел законных прав ни на нее, ни на ее нерожденного ребенка. Знать не одобряла его связь с Барензией и была довольна тем, что та уехала. Вэйрест точно также не доверял и не одобрял ее, но Идвира его процветающий маленький город обожал, и с готовностью были сделаны поправки на ее эксцентричность.

Барензия и Идвир поженились год спустя после рождения ее сына от Джагара Тарна. Идвир души в ней не чаял. Она же его не любила, но он ей нравился, а это уже кое-что. Было приятно иметь кого-то, и Вэйрест был очень приятным местом, хорошим местом для подрастающих детей, пока они ждали, надеялись и молились за успешное завершение их витязем его долгой миссии.