Асис Куро, обрюзглый и с залысинами имперец средних лет, жил в небольшой лачуге где-то между Имперским Заповедником и Великим лесом. Он любил жизнь в своем домишке, а еще сильнее – саму жизнь.
 
Однажды к нему в дверь постучался разбойник:

− Старик! Теперь в этих краях промышляю и охочусь я! А ты мне обязан платить!

Асис вышел к незваному гостю и с мордой обиженной собаки, но силясь улыбнуться, протянул ему несколько септимов.
Вдруг на пригорке, расположенном недалеко от лачуги, появился гоблин в ржавой металлической броне и, потрясая широкой палкой, завершением которой служила крысиная голова, завопил:

− Моя земля! Моего клана земля!

Асис Куро оценил взглядом новоприбывшего и решил, что тот выглядит повнушительнее грубияна, назвавшего его стариком. Имперец отдернул руку от разбойника, сжал монетки в кулаке и помчался к гоблину.

− Ваша, определенно, это ваша земля! – подбежав к существу, объявил он с сияющей физиономией. – А вон тот господин так не думает... Оберегите от него, пожалуйста… А я вам по крысе каждую неделю, желаете? Их много попадает в мои ловушки…

На мгновение Куро все позабыл и чуть было не рухнул в обморок, оттого что позади раздался страшный рык, а затем и вой, пронзивший его ничтожную душу. Асис оглянулся и увидел, что разбойник превратился в оборотня, большого, лохматого, капающего слюной.

− Сангвин попутал! В черве узнал я минотавра! Вот ваши денежки… − Имперец подлетел к двери, выставив вперед руку с септимами.

Не успел Асис мысленно посетовать на свою нелегкую судьбу, как тяжелыми шагами к гоблину подошел огр:

− Мелкого… эээ… обижать… не позволю!

Выронив деньги, имперец, измотанный частыми перемещениями, засеменил к малоразумным, но многосильным созданиям.
Только он ступил на пригорок и тут же был вынужден сжаться комочком: за его спиной тысяча горнов ударило звуком по небу, тысяча воев промчалось за тем звуком следом. Асис обернулся, и перепуганным, наполненным слезами глазам его предстало божество, вышагивающее прямо из дрожащего воздуха. Голова волка, но рогатая, торс женщины, нижняя часть тела оленья…

− Хирсин! – закричал Асис Куро и в поклоне заторопился на сторону даэдрического лорда.

− Сегодня будет славная охота, − произнесла волчья голова, а нежная женская рука погладила оборотня.

− Славная! Славная! – не разгибался Асис, приближаясь к лорду. – За зеленошкурыми вы сегодня вдоволь нагоняетесь!.. Но куда им от вас бегать… куда им… в пять минут их нагоните…

Раздался хлопок, землю тряхануло так, что Куро едва не подпрыгнул; его развернуло, и увидел он, что рядом с гоблином и огром стоит четырехметровое создание, похожее на орка, в одной лишь набедренной повязке, с молотом в треть его хибарки.  

− Дети мои под вечною защитой моей! – прогремел голос Малаката, сотрясший все деревья в округе. 

Асис Куро жалобно ахнул, до невозможных размеров распахнул глаза и помчался к лорду обездоленных, но через полдюжины шагов запнулся о корягу, упал, ударился виском о камень и помер.

Не, ну-у обрывать просмотр на интересном месте — разве это честно? Протестую!

Не могу понять, почему у вас Хирсин неправильно описан: у него же как раз голова оленья, а волк рядом ходит.

Лорд даэдра не может быть неправильно описан: он предстает перед смертными в каких угодно формах. В моей фантазии одна из них -- такая.

Так нужно    Отражению смысла притчи там самое место -- в резкой концовке. Ну и такого прям "обрыва" там нету    

Вы, разумеется, правы и сами это знаете, но какой-то уж очень искажённый по сравнению с типичным образ у вас вышел. И мне вот тут подсказывает наш лормастер, что за Хирсином ни разу трансгендерства не наблюдали, так что женский торс — низачот 

Спасибо, читать  было приятно и интересно 

Притча вторая.

Камил Атен, молодой черноволосый имперец, попал в Царство Шеогората около года назад.

Он не был безумен, его не пытались свести с ума, даже творческая искорка умерла в нем давным-давно с единственным недорисованным в семилетнем возрасте рисунком на день рождения матери. В общем, одному даэдрическому лорду было известно, что Камил делал на Дрожащих Островах.

По безумной прихоти Шеогората Атен находился на скудном содержании: ему была предоставлена полуподвальная комнатушка на западе Крусибла в вечно сыром доме старого немого бретонца; кроме того, он мог трижды в день питаться в харчевне за четыре квартала от местожительства.

Крусибл, темная и неприветливая часть Нью-Шеота, ежедневно встречала Камила грязью на улицах, вонью каналов и канав, безумцами, наркоманами, людьми, в которых отчаяния было больше, чем человечности, и каждые три-четыре дня – парочкой трупов.

− Конечно, такая жизнь меня не устраивает, но что я могу?! – жаловался он данмерке, хозяйке харчевни, которая слушала его вполуха и часто кашляла в платок. – Он все равно не даст мне нормально жить. Пойти против бога? Уже завтра буду трупом или умалишенным. Плясать под его дудку? Он ведь явно чего-то хочет от меня, раз дернул в это место. Нет, не собираюсь. Мне остается только ждать и терпеть…

Отужинав в заведении, по которому гулял постоянный кислый запах, Камил Атен вышел на улицу, где запах именовался вонью, и характеристик ему подобрать было невозможно. По привычке дыша через рукав, молодой человек просеменил в соседний квартал, в котором вздох не означал потерю сознания, съеденного или жизни. Там он повстречал своего знакомого, тучного босмера, чья история появления в царстве Шеогората была очень схожа с его.

− Атен? Привет. Я тут руду безумия на продажу тащу… Представляешь, переселяюсь в Блисс. Да. Скопил. И проблем с переселением не возникло − разрешили сразу... Ну, бывай! Удачи!  

«Бедолага, − подумал Камил, проводив эльфа взглядом, − борется, извивается – не понимает, что в мире, придуманном безумным лордом, где все стоит, дышит, цветет, страдает только по его воле – бессмысленно пытаться строить жизнь…»

Ударяющими в грязь шагами его мысли заглушил проходивший мимо патруль из двух темных соблазнителей, обсуждающих сошедшую с ума от безответной любви к огненному антронаху графиню, которая намедни заполнила спиртовой смесью ванну, легла в нее и, призвав в объятья вожделенного гордеца, сгорела заживо. Мазкен, погрузив своим разговором Камила Атена в новые раздумья, проследовали в сторону харчевни, а молодой человек поплелся домой.

Два раза в месяц, стараясь нацепить на свои шаровары как можно меньше крусиблского духа, но с неизменно отсутствующими эмоциями на лице, к нему торопился Хаскилл, правая, апатичная в каждом пальчике, рука безумного бога. Что-то спрашивал, что-то даже записывал, как будто чего-то хотел. Не сегодня-завтра полулысый камердинер бога должен был прийти вновь, и Камил надеялся, что этой ночью визита все-таки не последует, потому что его вдруг разморило, и единственное чего он желал – побыстрей добраться до кровати. 

Последнее воспоминание из Нирна часто и ласкало, и сдавливало его сердце во снах: он идет ночевать к дяде по тропинке, окруженной деревьями, ветки которых сонно пританцовывают над его головой, а на них − надрывисто общаются друг с другом какие-то птицы; вдруг посередине дороги он видит труп, пронзенный шпагой; оружие торчит из живота убитого, скорее своей очевидной дороговизной, нежели магией призывая его коснуться необычного эфеса с набалдашником в виде горящей головы собаки; он неуверенно берется за шпагу, желая завладеть ею… и приходит в сознание уже возле Нью-Шеота.

Сегодня Камил Атен видел тот же сон, но впервые из-за искаженной концовки его нельзя было назвать воспоминанием – в нем молодой человек не переместился на Острова.

Проснувшись, имперец с силой провел ладонью по лицу и хотел было обдумать значение увиденного, но вспомнил, что пора позавтракать. Он быстро собрался и пошел в харчевню.

В этот день улица встретила его еще более недружелюбно, чем обычно: нечистоты вылились из канавы и бежали вниз по улице, задевая единственное, выглядывающее над тротуаром лишь третью, окошко его комнатки.

«Надеюсь, оно плотно закрыто», − подумал Камил, недолго постоял, оценивая серьезность неприятности, и продолжил свой путь.

«Как скверно, что мне приходится торчать в этом месте, − волновался Атен, − моя молодость, мой внутренний огонь, мои таланты пропадают зря вместе с моей жизнью… Горько! Больно! Чем я могу заняться тут?! В царстве уродов, больных и безумцев! Ах, если бы только мне дали возможность что-нибудь изменить!..»

На половине пути его нагнал Хаскилл.

− Здравствуйте, Камил, − скучающим голосом поприветствовал он. – Я бы хотел задать вам несколько вопросов…

− Я тоже много чего хочу, − не остановился имперец, − например, позавтракать до́ нашей увлекательной беседы, покинуть План вашего господина, или чтобы отходы с улиц не заливались ко мне в комнату, или чтобы каджит из дома напротив перестал орать с балкона о том, что он старый орк, вызывающий всех на последний бой…

− Вы действительно хотите покинуть Дрожащие Острова? – Хаскилл шел за ним не отставая.

− Представьте себе.

− Вы впервые об этом говорите. Нет ничего проще.

Атен обернулся и замер. В руке помощника безумного бога лежала фигурка в виде горящей головы пса.

− Как… Что… − чуть ли не задохнулся Камил.

− Коснитесь – и вы переместитесь обратно, в ваш Мир. Без подвоха. Мой лорд проводит маленький эксперимент: ему интересно, чем будут заниматься случайные люди в его Плане, и как скоро они попросятся домой. Он не претендует на ваш разум… по крайней мере, пока.

Камил Атен долго приходил в себя, долго обдумывал услышанное, долго решался и наконец дотронулся до фигурки…

***
Прошло более полутора лет, как молодой имперец вернулся в Нирн.

Он вышел из таверны Бравила и направился блуждать по мостикам над грязными каналами города. В окошке обветшалого помещения слева от него плакала женщина, перечисляя сквозь слезы те вещи, что воры вынесли вчера из ее жилья; внизу стража вылавливала из воды мертвого аргонианина; на соседнем мосту справа данмер, сжимая пустую бутылочку из-под скумы, страдал от ломки, стонал и кашлял…

Камил с горестным выражением лица шагал по скрипучим доскам и размышлял: «Граф, подлец, денно и нощно шикует в замке, а простым людям в его городе житья нет… Дохнем, как мухи! При таком правителе ни на жизнь, максимум на смерть заработать можно! То есть на клочок земли под могилу… Еще гильдейные, конечно, кушают с ладошек императора, но к ним не поступишь – там все по блату… Эх, была бы только у меня возможность улучшить свою жизнь!..»

  


Умбра!  

(задумчиво)
Кажется, автор недолюбливает имперцев...

Не) Выбор имперской расы обусловлен сиродильской пропиской ее представителей и, так сказать, их универсальностью)
А каджит, считающий себя орком, -- это своеобразная пасхалка к орку из Морровинда, называющего себя каджитом)
Как и мертвый аргонианин в канале Бравила -- тоже пасхалка, но уже для многочисленных поклонников моего творчества в виде псевдохайку по Свиткам
А если говорить серьезно, то очень приятно, что вам понравилось.

А дайте подсказку, а то что-то не могу вспомнить. Только не готовый ответ, а лишь подсказку — мне интересней будет вспомнить самостоятельно.

P.S.
Рассказ ваш уехал в раздел "Творчество".

Ну как же?) может, вы просто не поняли о ком я говорю? такие чудики не забываются)
1. Гамболпадди
2. Мяу... Мяу... Мяу... Посмотри на мой хвост
3. Шеогорат
4. Сражение даэдропоклонников и индорильцев
Вспомнили? В то место, где этот орк, мы, вроде бы, даже по основному квесту от эшлендеров приходим.

О, здорово! Спасибо!)

Притча третья.

В пещере вместе с сородичами жил один гоблин. Был он крысоразводчиком. Гоблин занимался своим делом годами и занимался им хорошо, но однажды подумал с чего-то, что способен на большее, нежели просто крыс разводить. И отправился он в путешествие.

Сначала гоблин наведался в Скайрим, чтобы проверить там свою силу.
Шестеро нордов стояло вкруг средь полупрозрачных ледяных глыб, как повсеместно валяющихся на земле, так и плавающих в море; и соревновались норды, кто поднимет наиболее крупную и тяжелую льдину над головой. Один поднял кусок льда размером с голову, следующий − глыбу в два локтя, третий – почти с человеческий рост... А гоблин поднял айсберг, способный накрыть собою всю их группу, и поднес его к ним.

Но норды смеялись, говоря:

− Посмотри на свои тоненькие ручки! Ты не можешь быть сильным! Проваливай!

И гоблин, осознав, что силы в нем нет, отправился в Хай Рок, где в одном замке скоро должен был состояться крупный пир, а поваров, по слухам, не хватало.
И прибыл он в тот замок, и взяли его поваром из необходимости. Он готовил вместе с кулинарами-бретонцами, и гости оценивали его стряпню гораздо выше, чем блюда местных мастеров.

Но остальные повара смеялись над ним:

− Посмотри на свои кривые пальцы! Такие пальцы никогда не смогут ничего ровно нарезать! А твой забитый слизью нос никогда не сможет уловить нужных ноток трав или сыров. Не быть тебе кулинаром!

И гоблин, поняв, что и готовка – это не его, направился на Саммерсетские острова, чтобы разобраться, имеет ли он предрасположенность к магическим искусствам.

Он отыскал трех альмеров-магов и продемонстрировал им свои способности: призвал грозового антронаха, победил его тремя огненными заклятиями и пленил его душу в камень, имеющийся у одного из зрителей.

Но альтмеры смеялись над ним:

− Ты же гоблин! Посмотри на свой уродливый череп! В такой башке не может иметься пытливого, острого ума! Никогда не стать тебе магом!
И гоблин, осознав, что волшебником ему не быть, решил попытать счастье в Эльсвейре, где жили проворные каджиты.

Прибыв в те края, он совсем скоро заметил торговый караван и решил прибиться к нему. Пока он приближался к каджитам, пошел дождь, и гоблин, уворачиваясь от капель, протанцевал по песку к своей цели и благодаря ловкому тому танцу остался сух. Каджиты видели его легкую поступь, но смеялись над ним, говоря, что он неуклюж, так как нескладен телом и даже не имеет хвоста.

− Такой, как ты, не может быть ловким. Извини. Нам не нужен подобный спутник, нам не нужна обуза.

И вернулся гоблин в свою родную пещеру; осмыслил он свое путешествие и понял:

«Я же гоблин. Лучшее что я могу – это разводить крыс».

Гоблин взял палочку и, вздохнув, начал погонять ею своих подопечных, с которыми, будучи бесталантным существом, он провозится всю жизнь.