Автор: Гим-Ша, певец племени нака-деш
Многие сухошкурые обвиняют нас в уничтожении котринги. Они глядят на нас с презрением и бросаются жесткими словами вроде «убийство», «заговор» и «колдовство». Даже сейчас, много сезонов спустя, многие все еще уверены, что Кнахатенский грипп наколдовали саксхлил. Жаль, что они не могут сорвать пелену ненависти с глаз и обратить взгляд выше по течению, на те дни, когда я был детенышем. Тогда народ корня и племя среброшкурых шли по жизни рука об руку, объединенные грязью, доброй едой и веселыми танцами.
Я многое помню о среброшкурых. Закрывая свои смертные глаза, я до сих пор чувствую запах шашлыков из улиток, которые Кууса только что достала из глиняной печи. Слышу перезвон жестяных колокольчиков, висящих на поясе у Дассила. Чувствую, как корнепена, сваренная старым Хадуком, прокатывается по горлу и в животе разливается тепло. А еще я помню музыку. Бесконечные песенные переливы. По ним я скучаю больше всего.
У нас, саксхлил, много музыкальных инструментов, простых и не очень. Однако у котринги их было гораздо, гораздо больше. Мы с сестрой по кладке не раз шутили, что в руках котринги инструментом может стать что угодно. Их лесорубы, к примеру, делали из полых бревен барабаны размером с вамасу. Они выдергивали сухожилия у скальных странников и делали басовито гудящие смычковые арфы. Но больше всего они любили колокольчики.
В отличие от народа корня, котринги не питали отвращения к металлу. Одежду они носили редко, но зато любили обвешиваться кусочками металла на тонких нитях, которые ударялись друг о друга и звенели при ходьбе. Их укротитель металла, Бейла, бросал кусочки олова и меди в огромный очаг, где они раскалялись, а потом доставал их и бил каменным молотом, пока они не принимали нужную форму. Когда металлические прутья остывали, он подвешивал их к ветвям дерева и начинал постукивать по ним так, чтобы получалась песня. Бейла создал сотни таких колокольчиков. Он хотел приручить все звуки, какие только может издать металл.
Одной теплой ночью в месяц нушмико он созвал племена на пир в свою деревню. Не знаю, в честь чего был пир, но нам было все равно. Когда праздник кончился, мы собрались вокруг его огромного поющего кипариса и слушали, как его семья играет на колокольчиках. Восемь котринги: сам Бейла, его жена, дядя и пятеро сыновей — подпрыгивали к веткам, как заправские древесные лягушки, и постукивали по колокольчикам особыми палочками. Звуки, которые при этом слышались, эхом отзывались в моей груди, точно отдаленные тихие раскаты грома. Мы чувствовали, что сердца наши ярко пылают, словно факелы, и многие из среброшкурых проливали слезы радости.
Когда сухошкурые говорят, что это мы убили котринги, мне вспоминается та ночь в месяц нушмико. Если бы сухошкурые слышали то, что слышал я, и видели то, что видел я в детстве, они поняли бы, что ни одно чадо хиста не стало бы уничтожать нечто столь прекрасное.
