Даже на склоне лет Маток Ризор вселял ужас в любого, кто оказывался на его пути. Это был огромный бретонец, лицо которого было все испещрено шрамами, как и его щит. От него никто никогда не слыхал ни слова, но многие рассказывали о грозных воинах и могучих зверях, павших от его руки. Когда же его поблизости не было, поговаривали и другое — будто бы души убитых им жертв подпитывали его собственную.
Тем самым, пока Маток Бессмертный сражался, он не мог умереть.
Всем своим видом Маток показывал, что вступит в бой в любой момент и при любой возможности. Стиснутые оскаленные зубы. Полусогнутая в локте рука, готовая нанести сокрушительный удар. Сжатые кулаки, способные крошить эбонит. Никто никогда не спрашивал Матока, почему он постоянно жаждет сражаться. Все боялись.
Но если бы кто и спросил, Маток ничего не смог бы ответить. Дар речи он утратил навсегда, когда двемерский механизм раздавил ему горло. Зубы его все время были стиснуты и оскалены с тех пор, как великан раздробил ему челюсть. Тем же днем он сломал в локте руку, и она так и не срослась правильно. Он не мог выпрямить ее вот уже сорок один год. Кулаки же его оставались постоянно сжатыми с тех пор, как какой-то лесной эльф выпустил в него добрую дюжину отравленных стрел. Целитель, к которому Маток обратился, сказал, что так его организм отреагировал на яд и с этим ничего уже нельзя сделать.
Вот потому-то Матоку ничего больше не оставалось делать, кроме как сражаться. Не потому, что духи тех, кого он убивал, делали сильнее его самого; просто, глядя на муки и корчи поверженных врагов, он мог хоть немного отвлечься от собственной боли. И еще он надеялся, что однажды ему встретится тот, кто его одолеет.
Маток Бессмертный продолжал сражаться, потому что Маток Ризор готов был встретить смерть.
