25 день
Руки дождя
Руки дождя
Взято из проповедей Делдрис Морвайн, четвертого турбийона Вечно Взведенной Пружины.
Словами я вращаю шестерни.
Благословенный Отец Таинств, пролей же смазочное масло свое на язык мой, дабы могла я рассказать истинную историю Морнхолда. Узри же силу невыразимых вычислений! Узри же мощь Вечно Взведенной Пружины!
Каждая Безымянная душа должна признать истину Морнхолда, ибо многие уроки можно извлечь из его пепла. Пой же гимн мучения и ужаса, дитя Сета! Узри Мерунеса Дагона, Властелина Разрушения! Мерунес Дагон, Пламенный Тиран! Мерунес Дагон, Отец Катаклизма! Вспомни, как выступал он против жемчужины Алмалексии! Помнишь ли ты, как его воля пылала, словно пламя горна, и расплавленная смола падала с его губ? Высоко воздел он четыре великих бритвы, и каждая визжала хвалебную песнь во славу его. Огненный ливень обрушился как на невинных, так и на нечестивых, сдирая плоть с костей и множа вдов и сирот брызгами кипящих криков.
«Кто осмелится сразиться со мной, облачившись в огонь и кровь, как я?» — проревел Дагон. Темный князь ударил себя в грудь и провыл давно забытые проклятия. Мертвые вырвались из своих гробниц, визжа о милосердии. Из-под земли ударили гейзеры черной порочной жидкости, заливая разрушенные дома раскаленной ложью и заговорами. И везде пламя — пламя, что обращало души в пепел.
Алмалексия, Мать Милосердия, бросила взгляд на руины своего драгоценного города и заплакала. Видеть, как то, что она любила, горит и рушится, было больно, и сердце ее обратилось в расплавленную латунь. Наш Заводной бог заметил ее ярость и запечатал это воспоминание в своей великой Мнемонической планисфере, навеки запечатлев память о высокой цене ее любви.
Поднявшись с земли, будто дым литейных мастерских, Трибуны выступили против князя бедствий. Голос Айем был подобен гудку паровой сирены, а голос Сота Сила — рычанию двигателя.
«ЭРАМ ВАР ЭЙ АЛЬТАДУН!» — прокричали они, разрывая на себе одежды и надевая убийственные маски. Айем обнажила яркий Огонь Надежды и перемахнула через пламя — будто галька, что отскакивает от поверхности воды. С громким криком она погрузила клинок глубоко в грудь Дагона и повернула его там, будто ключ тюремщика. Кипящая кровь изверглась из раны, обжигая руки и лицо Алмалексии. Когда она пала, Божественный Метроном высек мысленную-руну бесконечных углов. Ты помнишь, как из глубин вырвались жилы олова, меди и орихалка, чтобы прервать падение нашей матери? С помощью одной лишь своей воли Могучий Сет свил эти жилы в хлысты из божественной бронзы и безжалостно хлестал ими князя. Дагон зашипел и опрокинулся на спину. Его иномирная плоть распалась, будто сноп колосьев, срезанных косой. Но увы, из каждого куска возник упырь, сармиссонайс’ум.
Множество этих созданий собралось вокруг Айем, и из их ртов и открытых ран сочилась огненная смола. Они стенали, и рыгали, и выкрикивали имя Дагона, нападая на Алмалексию. Трижды прошипела Хранительница, подняла свой благословенный меч и стала десятками разить тех тварей. Алмалексия отделяла головы от шей, руки от плеч, грех от добродетели и выкрикивала древние наговоры изгнания. Помнишь ли ты, как твари падали от ее рук в тот кровавый день?
Тебе стоит вспомнить вой безумия! То, как Дагон бесился и рычал под плетью Сота Сила! «Узри же! — прокричал Божественный Метроном, разбивая князя на обломки. — Узри же гнев утраченного — гнев Альд-Соты! Познай смерть от рук моих, лжесын лжеотца! КЭЙР ПАДХОУМ ВАЙ АЛЬТАДУН!»
И даже тогда, когда близился его конец, Князь Разрушения не уступил. Последней из своих четырех огромных рук Дагон выхватил последнюю из своих четырех великих бритв и полоснул ею по щеке Часовщика. Чувствуя вкус крови, наш Отец Таинств прошептал последнее хрононимическое смерть-слово, и Дагон взорвался в вечности. Кости Мира содрогнулись, и затряслась Все-Ось, и в расколе этом пустила корни Истина.
Гибнущий Мерунес скользнул между разломами Нирна и Обливиона, выкрикивая проклятия, словно капризный ребенок. Вечно Взведенная Пружина сжал свой кулак, отлитый из латуни, и сомкнулся зазор — и так был сделан еще один маленький шаг к Тамриэлю Завершенному. Ануванна’си. Так заканчивается истинное предание о падении Морнхолда. Всегда помни эту историю.
Словами я вращаю шестерни.
