25 день
Руки дождя
Руки дождя
Вивек
Проповедь тридцать первая
В Ресдайнии прошло еще больше лет, и верховные жрецы двемеров были почти готовы объявить войну правителям Велота. Тогда Наставник стал мужем Айем и первым святым пути Триединства. Вивек устал от сражений со своими сыновьями и дочерьми и поэтому взял передышку от попыток их найти.
Наставник спросил у своей жены: «Где Вивек? Я все еще люблю его, хотя он становится все холоднее. Его причитания, если их можно так назвать, изменили облик всей страны. В последнее время его почти нигде в Велоте не встретишь. Народ темнеет из-за этого».
Айем сжалилась над своим обеспокоенным мужем и рассказала ему, что меч Триединства ушел сражаться с низшими чудовищами, которых потревожили двемеры, работая над своими латунными осадными машинами. Она взяла Наставника внутрь себя и показала, где был его повелитель.
АЛМСИВИ, или по крайней мере тот аспект, что решил стать Вивеком, сидел в зале литаний храма Ложных Мыслей, отдыхая после битвы с ограми Флейты-и-Трубы с Западного нагорья. Он снова что-то записывал в своем Часослове. Во-первых, ему пришлось надеть свое Водное Лицо. Так он мог отделить бронзу Старого храма от синевы Нового и писать с радостью. Во-вторых, он должен был взять еще одно перо с Большой луны, все больше делая ее мертвой. Так он мог писать правду о смертных. В-третьих, он вспомнил Гранатовый пир, где его заставили сочетаться браком с Молагом Балом, с мокрыми священными писаниями, чтобы укрепить свое подобие Мефале и писать черными руками. И он написал:
«В последний раз, когда я слышал его голос с малейшими признаками нетерпения, я научился контролировать себя и подчиняться воле других. После этого я осмелился взять на себя священный огонь и понял, что нет никакого равновесия с ЭТ’АДА. Они были лжецами, потерявшими корни, и самое большее, что я могу сделать, — это быть толкователем рационального. Но даже это не удовлетворяет потребности народа. Я сижу на троне милосердия и выношу суждение — состояние бодрствования и фазовый аспект врожденного побуждения. Только здесь я могу усомниться, в этой книге, написанной водой, расширенной, чтобы включить зло».
Затем Вивек взял чернила и залил ими только что написанное (для читателя из мирян). Вместо этого он написал:
«Найди меня в почерневшей бумаге, без брони, в последних декорациях. Истина подобна моему мужу: настроенному крушить, наполненному порядком и шумом, колотящему, увесистому, чья тяжесть схематична, а уроки усвоены лишь колотушкой. Пусть те, кто слышит меня, будут избиты, и пусть некоторые умрут в пепле от ударов. Пусть те, кто найдет его, поймут, что его убил свет и был он избит, как предательский дом, потому что если час золотой, то бессмертный Я — тайный код. Я соучастник Барабана Рока, избранный из всех живущих в срединном мире, чтобы носить эту корону, отражающую истину, и я искалеченный мессия».
Конец этих слов — АЛМСИВИ.
