Учебное пособие по нимфам

Вондхэм Баррес

Я был ученым, аскетом, посвятившим себя науке, чьи глаза видели красоту в интереснейшем отрывке из пыльного тома, любовь — в свече, позволявшей мне заниматься все ночи напролет, страсть — в безупречной логике доказательства какой-нибудь давней и скучной проблемы. Я был вечным студентом. чье обучение никогда не заканчивалось.

Хотя я не защищаюсь, все же опишу себя получше. Я не ханжа. Фактически, я мог свободно обсуждать темы, которые бы самую распущенную проститутку в Скайхоке заставили бы покраснеть с внезапно проявившейся стыдливостью. Я написал эссе «Дом Дибеллы», в котором, как и должно ученому, анализировал культ красоты и половых связей, как иной мог бы изучать севооборот или пищеварительную систему орка. Перемигивания и хихиканье моих знакомых я терпел, но с трудом.

Все это я рассказал для того, чтобы читатель понял, что мое решение изучать язык нимф, их характер и культуру не было продиктовано похотью или вожделением. Ученые с незапамятных времен не уделяли достаточно внимания нимфам, не считая их объектом, достойным серьезного изучения, и такое пренебрежение я объясняю предубеждением. Мудрецы, с которыми я говорил об этом, по всем канонам ораторского искусства говорили то, что в сжатом виде может быть сведено к следующему: «Нимфы выглядят, как прекрасные обнаженные женщины, которые дни напролет веселятся и скачут с возгласами радости, и обожают случайные сексуальные связи. Что они могли бы сказать интересного?»

Это был один из самых моих интересных проектов — исследовать непознанных существ (весьма перспективная задача). Если вопрос не исследован, потому что научное сообщество не считает его заслуживающим внимания, это перспективная, но и решительно разочаровывающая задача. Если я потрачу месяцы на изучение их языка и культуры, а потом еще какое-то время проведу в их обществе, и выясню только, что все, что о них говорилось — верно, «посмешище» будет самым мягким словом, которое я заслужу.

Итак, взволнованный и нервничающий по причинам, не связанным с пресловутым развязным поведением предмета моего исследования, я с большим рвением принялся за изучение языка и поведения предмета моего исследования. Их язык оказался очень мелодичным, звучащим очень похоже на речь диких эльфов или фэйри, но грамматически отличающимся от них. И искусство их оказалось необычным (до меня его описывали как сплошную порнографию). Оставалось найти их самих.

Находясь в Имперском Городе, я без труда разослал запросы по нескольким хорошо известным храмам и гильдиям, занимающимися исследованиями во всех провинциях. Не все они отнеслись к моему запросу серьезно, но кое-кто, а именно школа Джулианоса из Сентинеля оказали мне значительную помощь. Здесь мне хотелось бы выразить искреннюю благодарность магистру Ойтусу и его ученикам. Неважно, каких непристойных историй бы вам не рассказывали, но на самом деле нимфы — очень пугливые и робкие существа. Никто из тех, с кем я говорил, не знал никого, кто бы видел их. Поэтому разговор с ними требует большого внимания и терпения.

Уважая ее стремление к уединению, я не буду здесь приводить точное местоположение маленького грота на берегу Хаммерфелла, где я обнаружил нимфу. Я три месяца терпеливо ждал, оставлял подарки там, где, по моим сведениям, должна была быть нимфа, прежде чем она перестала убегать при моем приближении. Помню, я держал в руках букет алых и белых тетий, а она посмотрела на них, затем на меня, и улыбнулась. Эффект от ее улыбки был воистину магическим, я убежден в этом. Ее тело было, конечно же, совершенным; ее лицо — прелестным и безмятежным; ее волосы напоминали шелк. Но пока она не улыбнулась, ее красота была абстрактной, совершеннейшая статуя великого мастера. Ее улыбка сделала ее доступной и вместе с тем пугающей.

— Для тебя, — произнес я, делая первую попытку сказать что-то настоящей нимфе на ее языке.

Ее улыбка переросла в ухмылку, которая сменилась хихиканьем, а затем смехом. Читателю наверняка приходилось слышать о серебристом смехе эльфов. Смех нимфы — простой, непринужденный и очень… двусмысленный. — И что ты хочешь от меня взамен, смертный? — спросила она.

— Я, — следует сказать, что на языке нимф нет слова, обозначающего ученого, — я — человек, которому нравится изучать все вокруг себя. Я хочу узнать о вас больше. Надеюсь, что я смогу.

И я узнал.

Нимфы — самые мудрые и удивительные создания на Тамриэле. Моя нимфа, ее звали Айалиа (слабая фонетическая транскрипция слова, звучащего подобно слабому ветерку, сквозящему через маленькую щелку в пустой комнате), и она знала об обитателях глухих лесов и их повадках больше, чем самый великий ученый из лесных эльфов, какого я когда-либо встречал. Она рассказала мне о цветах, призраках и созданиях, слищком быстрых и пугливых, чтобы их смог увидеть хоть один человек.

В тот самый первый раз Айалиа научила меня, как изучать что-либо. Как открыть свой разум всем возможностям жизни, и как использовать это знание, а не просто хранить его в себе, подобно стае драконов.

Если вы когда-нибудь встретитесь с нимфой, поговорите с ней.

* * *

Примечание редактора:
Автор данной статьи, Вондхэм Баррес, больше не является ученым Имперского университета. Он оставил эту запись на своем столе и покинул цивилизованный мир. Настоящее его местоположение неизвестно.