19 день
Руки дождя
Руки дождя
Перевод: Евгений Каленюк
Автор неизвестен
Компаньоны остановились на ночь в нехитрой, но вполне удобной гостинице в маленькой деревушке, называвшейся Рэйвен Спринг, расположенной у подножий Вротгарских гор. На следующее утро они продолжили свое путешествие на восток через холмы к границе Скайрима и Хаммерфелла. Когда они вышли в путь на третий день, Мораэлин посоветовал всем искать на севере от дороги проход на горный луг, обращенный на юго-запад. Вскоре все заметили его почти одновременно, когда группа обошла вокруг скалистого отрога. Силк и Бич вышли вперед на поиски подходящего пути и места для привала. К наступлению сумерек они почти дошли до луга, но все же на следующее утро им пришлось порядочно полазить по скалам. Все согласились, что пора остановиться еще раз.
К полудню 5-го числа Середины Года Компаньоны перевалили на травянистый спуск к Деревне Драконов, где их встретили Акатош и еще один дракон. Этот второй дракон был меньше и вроде бы был самкой, однако Акатош просто представил его: «Дебаджен», и никаких дальнейших объяснений не предвиделось. Драконы вежливо разговаривали с людьми, пока те наслаждались трапезой, затем Дебаджен взлетела, грациозно покружилась в воздухе и спикировала на поле в отдалении. Акатош наблюдал за реакцией Эдварда и спросил:
— Почему ты вздрогнул, Эдвард? Дебаджен давно не ела и ее поведение немногим отличается от твоего несколько минут назад.
Слабо улыбнувшись, Эдвард ответил:
— Не думаю, что наш обед был настолько диким в своей природе.
Акатош улыбнулся в ответ:
— Хорошее напоминание, что мы только подобны, но не одинаковы.
Эдвард поглядел, прищуривщись, на полуденное солнце, затем повернулся к золотому дракону:
— Акатош, почему ты выбрал это место для своей деревни?
— Ну, оно достаточно высоко в горах для нас, но достаточно плоско, чтобы разводить скот. Здесь есть деревья для оленей. И оно очень удобно в плане обороны для всех нас. Здесь много места для людей, чтобы строить ранчо и фермы, и эльфам довольно удобно в густом лесу вдоль обрывов. Штольни в окружающих обрывах служат входами в наши логова, расположенные в системе шахт. Как ни погляди, это идеальное место для эксперимента, в который вовлечены столько рас существ. Здесь даже есть проход на юго-запад, который обеспечивает достаточно тепла для меньших существ, только в холода приходится поддерживать там магическую защиту.
— Мне трудно привыкнуть к деревне, в которой нет какого-то видимого центра. Но возможно, он появится в будущем, хотя бы несколько зданий для собраний и общения. И наверное, здесь можно увидеть прекрасные закаты солнца.
Дракон опять улыбнулся.
— Так и есть, но я единственный среди драконов, которому это интересно, и подобные факторы не принимались во внимание, когда мы выбирали место, — затем добавил задумчиво:
— Хотел бы я подобрать слова, чтобы описать некоторые из них. Я пытался много, много раз, но результаты не совсем… достойны восхищения.
И более оживленно:
— И кстати, мы собираемся возвести зал собраний для гуманоидов и несколько лавок для обмена товарами.
Подошел Мораэлин и, усевшись рядом, спросил с заметным отсутствием обычного для гуманоидов уважения к драконам:
— Что это тебе стукнуло в голову затеять такой сумасшедший эксперимент, Акатош?
Дракон некоторое время обдумывал ответ, затем сказал:
— Вывод, к которому я пришел после продолжительного анализа, таков: причина кроется в исторически сложившейся модели поведения драконов. Конечно, наше долгое сопротивление этим новым Ауриэльским богам было безуспешным, но сменилось много поколений, прежде чем мы это поняли и приняли. Тогда приоритетом в нашем поведении стала самоизоляция, даже друг от друга, и сопротивление вмешательству любого другого существа. Исключение, разумеется, составляли контакты с целью брака во имя продолжения нашего рода. Но кроме этого, мы пресекали все попытки нарушить наше драгоценное уединение, и этому не было никаких причин, за исключением нашей необыкновенной упрямости.
— И вы поддерживали эту манеру поведения еще долго после того, как ее причина исчезла? — спросил Эдвард.
Акатош, казалось, испытывает некоторую неловкость. Он сказал напряженно:
— Да, я сказал сейчас именно это. Но мы не единственная разумная раса, ставшая жертвой этого.
— Архмагистр говорил мне, что значительная часть манеры поведения является врожденной, — заметил Эдвард.
Мораэлин улыбнулся ему:
— И врожденное поведение — обычная проблема для долгоживущих видов, которые медленно изменяются, не поспевая за изменениями условий существования. Мы, эльфы, страдаем от этого еще больше, чем короткоживущие люди, поэтому стремимся сохранить порядок вещей, хотя жизнь — это изменения, и бездумно сопротивляться им смертельно опасно. Драконы живут намного, намного дольше чем даже эльфы, и соответственно, размножаются еще медленнее. Но кто может предсказать, какие изменения, хорошие или плохие, произойдут в поведении дракона, рожденного в обществе других рас?
К этому моменту к разговору присоединилась Алиера, которая заметила:
— Дедры, должно быть, находили поведение драконов довольно приятным для себя.
Акатош ответил:
— Возможно и так, но я вынес нашей… королеве это предложение по большей части потому, что наша раса, кажется, застыла в развитии, и нам надо разбить эту оболочку, чтобы оживить себя. Она не совсем согласна со мной, но возможно, из-за моей репутации, одобрила такую попытку.
Сейчас уже все Компаньоны сидели рядом, и Матс спросил:
— Тебе необходимо было получить разрешение королевы? И много ли было трудностей с разными расами?
— Разрешение в этом случае не совсем точное слово, Матс. Будучи драконом, я просто обязан был сообщить ей о своих намерениях, чтобы она была осведомлена. Например, другие драконы регулярно приходят ко мне с информацией военно-разведывательного характера, считая, что это поддерживает нас в готовности.
Матс усмехнулся:
— «Просто на всякий случай», да? А как насчет этих эльфов и людей?
— А, наши гуманоидные Лорд и Леди представляют собой замечательный пример толерантности и уважения к разным формам и привычкам. Я должник Мораэлина, кузнецы и шахтеры которого соблаговолили поделиться своими знаниями с бретонцами, которых мы с моим молодым другом Эдвардом уговорили поселиться здесь. Мой опыт подсказывает, что бретонцы, ну, многие бретонцы будут делать практически что угодно, если это обещает прибыль и они улучшают от этого свои умения и знания. Нордическая жажда индивидуальной чести и славы делает мифрильные оружие и броню, которые производят здесь, очень качественными и дорогими — какой гений вдохновил Алиеру настоять, чтобы мы продавали их только благородному сословью — пока горные работы не откроют доступ к… тому, в чем нуждаемся мы, драконы, — Акотош хитро улыбнулся. Он умалчивал, в чем именно нуждаются драконы.
— Бич и Виллоу распространили среди своего народа весть, что лесные эльфы могут селиться здесь, так что те, кто соскучился по своему древнему дому в Хай Роке, вернулись на эти холмы.
— Хорошо, что я теперь герцог и мне положено носить мифрил. Если бы только я мог позволить себе больше, чем один-два куска. Но пока я соберу денег, пора будет выходить в отставку, — сказал Матс.
— Если ты выйдешь в отставку, тебе уже не понадобится мифрил, — заметил Мораэлин.
— А как насчет моего сына и дочери? Не думаешь ли ты, что я буду просить тебя за них? — негодующе воскликнул Матс. — Мое тело и душа, может, и не те, что были раньше, я согласен. Конечно, мне хотелось бы сохранить свой статус, но я все еще могу помахать топором!
Мит весело усмехнулся:
— Норды не умеют считать. Вот почему они ищут честь и славу, а не прибыль. Честь и слава не поддаются переведению в числа, как и искусство бойца. Матс, если бы тебе не было тридцать девять, ты был бы самым большим десятилетним ребенком, которого я встречал или даже надеялся встретить!
— Но какой от этого прок тому, кто не шахтер и не кузнец? — продолжил Матс, проигнорировав старого друга. — Я бы подумал, что им должно быть страшно жить рядом с такими… ужасными существами, — последние слова он вымолвил с хитрой усмешкой.
— Но с другой стороны, присутствие таких «ужасных существ» означает, что они отлично защищены. И это место удивительно плодородно, так что тут хорошие урожаи… И так как они разводят для нас скот, мы выделяем пятую часть каждого стада для их собственного употребления. Мы обнаружили и то, что я давно подозревал, — хорошо скомбинированное войско, состоящее из трех рас, более эффективно в бою, чем сумма всех их отдельно друг от друга. Каждая раса возмещает или компенсирует недостатки других. По крайней мере, местная популяция гоблинов значительно уменьшилась в очень короткий период времени.
— Ага, — подтвердил Эдвард. — Мораэлин доказал это в Морроувинде.
— С некоторой помощью его друзей, — отметил Мораэлин. — Я объявлен победителем, но на самом деле я не многим больше, чем флаг, которым они размахивали. А иногда я чувствовал себя просто выставленной ими мишенью.
Волна хохота сопроводила его замечание.
— С тобой и остальными здесь, Акатош, — продолжил Эдвард, — я чувствую свои границы хорошо защищенными на случай, если Скайрим опять почувствует желание их потеснить.
Алиера спросила:
— Легко было уговорить остальных драконов переселиться сюда?
— Вообще-то, самой трудной частью была перевозка сюда наших сокровищ, — ответил Акатош с ленивой улыбкой. — Однако, когда всем стало ясно, что нам не нужно большинство металлов и драгоценностей, которые мы собираем, все пошло намного более гладко, — затем более серьезно:
— Конечно, мне пришлось обращаться к каждому дракону лично и… убедить их, что идея стоящая. И когда я убедил парочку особенно индивидуалистически настроенных, остальные согласились легче. Но нас живет тут всего девять, и места осталось еще для двоих-троих. Посмотрим, что будет дальше.
— Думаю, теперь боги могут быть более благосклонными к драконам, — заметила Алиера.
— Могут, Алиера, но опять же, это было затеяно не с такой целью. Кроме того, они могут все еще помнить наше долгое противостояние им.
Бич сменил тему:
— А как называется деревня?
Акатош вздохнул, затем ответил:
— Боюсь, мы никогда не достигнем согласия, так как у каждой расы есть сложившееся мнение по этому вопросу. Возможно, когда строительство закончится, мы сможем уделить этому больше внимания.
— Но так не должно быть, — возразил Бич. — Все должно иметь название, не так ли?
Виллоу засмеялась и сказала:
— Возможно, для нас это и так, но кто знает, что думают об этом драконы? И я уверена, что люди и эльфы будут спорить о стиле названия, помимо его сути.
Мораэлин перебил драматическим тоном:
— Конечно, ты не имеешь в виду, что эльф может быть невероятно упрямым?! — и разговор растворился в смехе и взаимном поддразнивании.
Через некоторое время Акатош сказал:
— Я предпочитаю название «Секция 22».
Бич уставился на него:
— Акатош, теперь я вижу, что ты имел в виду под сложностями с поэтикой. Ты позволишь мне быть искренним? Это самое наибезобразнейшее название деревни, которое я когда-либо слышал.
Акатош порывисто вздохнул, затем немедленно извинился — гуманоиды находят вздохи драконов довольно неприятными и даже опасными.
— Значит, ты видишь, что я имею в виду под расовыми различиями. Для меня это название имеет большое значение и является наиболее подходящим. Разве «Секция 16» намного лучше? Нет? Значит, тебе не нравится слово «Секция»? Чем же оно хуже «крепости», «поселения», «города» или «укрытия»?
Эдвард сказал:
— Но Акатош, название должно иметь какой-то смысл. По крайней мере, люди так считают. У тебя сперва должна быть еще 21 секция, если ты собираешься назвать это место «Секция 22».
— Правда? — удивился Акатош. — Почему? Разве все числа не эквивалентны? Они хорошо служат, чтобы отличать одно место от другого. Может быть много «Гринвэйлей», например. Я сам знаю четыре такие деревни. Номер «двадцать два» подходит мне… эстетически и он несет некоторый «смысл» — по крайней мере для меня, — он загадочно улыбнулся.
Мораэлин сказал:
— Думаю, Лорд Акатош получает удовольствие от того, что некоторые называют «шуткой для себя». Но неужели я был настолько безрассуден, чтобы учить дракона манерам…
— Кто, — сказала Силк, — мог когда-нибудь уличить Мораэлина в безрассудстве?
Немного позже Эдвард спросил Акатоша:
— Не сыграть ли нам партию-другую в Битву? Я принес доску и фигуры.
Мораэлин перебил:
— Боюсь, нам с Акатошем надо обсудить некоторые вопросы сегодян вечером. И ты ведь все равно опять проиграешь, — добавил он с улыбкой.
— Но я могу победить любого другого… Акатош, я когда-нибудь у тебя выиграю?
— Нет, Эдвард, не выиграешь.
Акатош немного оторопел при виде испуганного выражения лица Эдварда, затем взорвался смехом.
— Это было не очень дипломатично с твоей стороны, Акатош. Но почему я никогда не выиграю?
— Потому что я играл гораздо дольше, чем ты, Эдвард, и так как я продолжаю играть, ты не сможешь угнаться за мной. Кроме того, эта игра — то, что я теперь называю «ограниченной проблемой», а с такими справляться легче всего.
— Что ты имеешь в виду под «ограниченной проблемой», Акатош? — спросил Матс.
— Это такая проблема, которая имеет ограниченное количество возможных действий и результатов, Матс. На доске только 81 клетки, и каждый игрок имеет всего 27 фигур, каждая фигура ходит так, а не иначе, и так далее.
— Но игра напоминает настоящую битву, разве нет? — спросил Сса’асс.
— Нет, это очень хорошая практика для обучения и для размышления, как провести бой, но мои эльфийские лучники никогда не устают и у них не падает боевой дух, и мой главный маг всегда делает то, что я хочу. Такое положение нетипично для настоящей битвы.
Мораэлин согласно кивнул и спросил с насмешливой улыбкой:
— А что тогда есть примером неограниченной проблемы?
— Конечно, настоящая битва… Но также для меня неограниченной проблемой является поэма.
— Но любую поэму можно анализировать, Акатош, — возразила Алиера.
— Конечно — но только после того, как она написана. Я не могу определить или ограничить процесс написания ее, потому что это… процесс творения. Если я начинаю писать поэму… так много возможностей, — он продолжил с печалью в голосе:
— Я никогда не доберусь дальше первой строки, потому что начинаю представлять все, что можно поставить в начало, и…
