Бал в лечебнице для душевнобольных

Мой пра-прадядя (а может быть, пра-пра-прадядя — это было очень давно) входил в совет опекунов приюта для умалишенных в Торвале, и эта история передавалась в моей семье из поколения в поколение и в конце концов дошла до меня. Может так оказаться, что она целиком выдумана, но ее мне рассказывали шепотом, причем так, что за шутку это никак нельзя было принять. Не имея собственных детей, которым я так же мог бы поведать ее шепотом и испытывая нужду в средствах, я решился опубликовать свой рассказ.

Приют, в котором работал мой пра-прадядя был явно очень роскошным. И туда помещали психов соответствующего класса. Экцентричные герцоги, сумасшедшие баронессы, тронувшиеся лорды и рехнувшиеся леди наполняли раззолоченные и увешанные гобеленами холлы этого приюта. И все же все заволновались, когда стали появляться слухи, что страдающего нервным расстройством императора Тамриэля Пелагиуса III переводят сюда с курортного местечка в Валенвуде. Когда же эти слухи стали реальностью, приют обратился в славный тихий нетерпеливый хаос. Пелагиусу отвели в единоличное пользование целое крыло приюта, так как, хоть он и был безумней шакала, он все еще оставался Его ужасающим величеством, императором Тамриэля.

С императором обращались в высшей степени хорошо, как предположительно утверждал мой пра-прадядя. Конечно, император не общался с простыми людьми, которые заявлялись с прошениями всех сортов, надеясь поглазеть на своего правителя-психа. Когда один из опекунов (я уверен, что это был не мой дядя) забылся и позволил Его ужасающему величеству узнать, что к нему приходят люди, желающие его увидеть, император пришел в величайшее возбуждение и решил устроить бал здесь же и немедленно. Грандиозный прием с музыкантами, танцами и ужином, прямо в приюте для умалишенных. Или точнее, в его крыле приюта.

Слухи о желании императора устроить бал распространились по Торвалу и в конце концов дошли до ушей императрицы-регента Катарии, дражайшей жены Пелагиуса, находившейся в Империал-сити. Желая порадовать своего мужа, она послала в приют груженный золотом караван, так чтобы было на что устроить бал, достойный императора.

Император назначил дату бала, и немедленно начались приготовления. Стены старого приюта были великолепно украшены, но нуждались в чистке. Была построена оркестровая яма, были наняты повара и подавальщики, были заказаны золотые и эбонитовые канделябры и люстры им под стать, старые коврики были уничтожены, а взамен были вытканы новые, украшенные драгоценными камнями. Нужно было составить, рассмотреть и заново составить список приглашенных. Император знал, что в список гостей должны попасть только привилегированные лица, и он положился на своих советников, которые ему подсказывали, кто жив, кто умер, а кто существовал только в воображении императора.

Прием должен был начаться в девять часов. В шесть нанятый в Торвале парикмахер закончил делать императору прическу. В семь императора полностью облачили в заказанные им для бала одеяния: ниспадающий пышными складками черный шелк и ворсистый вельвет, покрытый красными рубинами. В восемь он спустился по заново отстроенной лестнице, чтобы понаблюдать за последними приготовлениями: как зажигают свечи, открывают вина, сервируют стол. В девять часов он сел на заказанную им копию императорского трона и стал ожидать прихода гостей.

В девять тридцать его советник, видя, что в глазах короля начало появляться безумие, сказал: «Ваше ужасающее величество конечно же, знает, что не принято на бал прибывать в течении, по крайней мере, часа после назначенного времени, да?»

Император продолжал смотреть в одну точку.

В десять тридцать император приказал подавать еду и вино и, сидя на троне, стал есть, не спуская глаз с распахнутой двери. Спустя тридцать минут он приказал оркестру играть. В течении следующих трех часов музыканты играли веселые мелодии для пустой, залитой светом свечей бальной залы.

В час ночи император объявил о своем намерении пойти отдохнуть. Мой дядя был одним из тех опекунов, которые помогали Его ужасающему величеству подниматься по лестнице. На полпути к своей комнате Пелагиус в истерике начал кататься по полу, выпучив глаза, громко вопя и смеясь, требуя еще вина (у моей матушки хорошо получалась эта часть рассказа, она выкатывала глаза и вопила: «Еще вина! Еще вина! Вина!»), в общем, воображая, что он все еще находится среди всех этих гуляк на балу, которого никогда не было.

Спустя два дня лучше ему не стало. Он ужасно порезал себя и тех, кто пытался бороться с ним, красными рубинами, украшавшими его одеяние. В конце концов было решено, что торвалский приют не подготовлен к тому, чтобы иметь дело со столь тяжелым случаем безумия, и императора отослали в более безопасное местечко в Черной Топи. Спустя всего лишь три месяца мой дядя услышал, что император умер.

Одной из обязанностей моего дяди было приводить в порядок личные вещи обитателей после их смерти. У тех, кто до помещения в приют владел обширными поместьями, личных вещей часто бывало довольно много. Несколько лет спустя после того бала в приюте, моего дядю вызвали привести в порядок апартаменты одной герцогини, чьей главной странностью была склонность к воровству. Клептомания — так, кажется, ее называют. Запертые под замком в тайном ящичке ее письменного стола, защищенные ловушкой со взведенной острой иглой, лежали разные драгоценности, куча золота и пять больших стопок прекрасных оттисков с приглашениями, подписанными детским почерком императора.